дневном благотворительном фестивале приняли участие чуть ли не все хардкор-группы Столичного округа, пришла куча народу. Боб Гантер предварил выступление Chain Link словами: «Этот концерт посвящается нашему брату, которому сейчас больно и плохо. Мы тебя очень любим, Шон». Через несколько дней Брэйди вышел из тюрьмы. А еще через неделю по Трое разнеслась ужасная весть: Шон Брэйди умер от передоза.
Летом после первого курса колледжа Вадик, вернувшийся на каникулы в родительский дом, снова работал в резиденции для пациентов с черепно-мозговой травмой. Не то чтобы работа в Sunny Meadow так уж сильно понравилась ему в предыдущий раз. Но искать другую работу ему было лень. К тому же там неплохо платили; уж точно получше, чем в супермаркете Grand Union. И если преодолеть изначальное отвращение, возникающее при виде инвалидов с неконтролируемыми секрециями; если смириться с тем, что им надо все время вытирать слюни, то эту работу можно было даже назвать непыльной: требования от работников небольшие, оплата приличная, часы щадящие. Кроме того, ввиду наличия стажа Вадика с ходу повысили: на сей раз он числился не просто сиделкой, а «помощником когнитивного терапевта». Звучит гордо, хотя на деле не так уж сильно отличается от работы сиделки. В основном, как и прежде, вытираешь слюни, но случаются и другие поручения: например, поиграть с пациентом в игру, помогающую восстанавливать память или речевые способности. Поначалу Вадик даже проявлял определенное рвение, пока не понял, что все это делается скорее для проформы: у тех, кого отправляли в Sunny Meadow, практически не было шансов восстановиться. Их состояние годами оставалось неизменным. Иногда их навещали родные и близкие, но со временем эти визиты становились все реже: энтузиазм сострадания понемногу шел на убыль.
Однажды утром Вадик увидел в списке пациентов новое имя: Шон Брэйди, двадцати пяти лет. Пациента перевели в Sunny Meadow из другой резиденции, где его какое-то время безуспешно лечили. Еще один безнадежный случай. То, что имя пациента совпадало с именем хардкорщика, умершего от передоза год назад, еще можно было объяснить: в конце концов, и имя, и фамилия достаточно распространенные. Но совпадал и возраст, вот что удивительно.
– А что это за пациента к нам перевели? – поинтересовался Вадик у начальницы, сердобольной женщины по имени Энн. Эта Энн числилась специалистом по когнитивной терапии; Вадик числился ее помощником. Иначе говоря, они на пару вытирали пациентам слюни.
– Я его еще не видела, – сказала Энн, – его к нам вчера совсем поздно привезли. Я только медкарту читала: Шон Брэйди. Совсем молодой парнишка. А что?
– Да нет, ничего. Просто я тоже знал одного Шона Брэйди… Он умер год назад.
– Этот тоже пытался умереть, но у него не получилось. Бедный парень. Он, судя по всему, много лет страдал депрессией. Это была уже третья попытка суицида. Вот спрашивается, куда смотрел психиатр? Неужели не мог предотвратить? Ведь это уму непостижимо: двадцать пять лет! И причем его в больницу клали неоднократно, держали там месяцами. Насколько я поняла, семья угрохала на это лечение все деньги, залезла в долги. Так ему друзья деньги собрали, какую-то очень большую сумму… И все напрасно. Куда, спрашивается, смотрел психиатр?
– Это вы все в медкарте вычитали?
– Да, все там. Толстенная папка. Не медкарта, а целая книга. Я как начала читать, так прямо не могла остановиться. Бедный, бедный парень. У него старшая сестра – капитан полиции. Когда это все произошло, она сама составила рапорт. Все там, в этой папке.
Шон сидел в инвалидном кресле, прижав подбородок к груди. За то время, что он провел в предыдущей резиденции, сидя в одной и той же позе, его мышцы успели атрофироваться, и теперь он выглядел совсем щуплым.
– Шони? – нерешительно позвал Вадик. Тот не откликнулся. – Шони! Меня зовут Дэмиен. Дэмиен, Дарт… Ты меня помнишь?
Брэйди поднял на Вадика пугливо-бессмысленный взгляд и выдавил из себя слабое мычание. Вадик вытер ему слюну.
– Ну что? Он? – спросила из‐за спины Вадика Энн.
– Он… Как вы думаете, он меня узнал? Я хочу сказать, он вообще что-нибудь понимает?
– Не знаю, Дэмиен. Если мы собираемся с ним работать, нам лучше исходить из того, что – да, понимает. Попробуй поговорить с ним о чем-нибудь, что могло бы его заинтересовать. Ты помнишь, чем он интересовался? Что любил?
– Музыку.
– Музыка – отличная форма терапии. Она широко применяется…
– Это не та музыка, о которой вы думаете, Энн. Если бы вы услышали эту музыку, она вряд ли показалась бы вам терапевтической.
– Какая разница, что думаю я? Если ты поставишь ему музыку, которую он любил, это может иметь благоприятный эффект. Попробуй, ты ничего не теряешь.
– Шони? Хочешь, я принесу тебе музыку? Chain Link, хочешь Chain Link? Или First Axis? Или Aerial Raid?
Брэйди снова поднял глаза и замычал, как показалось Вадику, более энергично, чем в прошлый раз.
В тот вечер Вадик записал девяностоминутную кассету: попурри из главных хитов Chain Link, First Axis, Aerial Raid и других звезд местного хардкора. На обложке старательно вывел названия групп и песен. На следующее утро он вручил подарок адресату.
– Вот, смотри, Шони, я тебе принес то, что обещал. Смотри. Тут Chain Link, First Axis, Game For Abuse… Помнишь Game For Abuse? Видишь, что я принес? Я договорюсь с Энн, мы поставим у тебя в комнате магнитофон, и ты сможешь слушать музыку. Шони?
Продолжая тараторить, Вадик осторожно положил кассету на колени пациенту. Услышав названия групп, Брэйди встрепенулся, поднял голову, посмотрел на кассету, лежащую у него на коленях, и вдруг задергался, как эпилептик во время припадка. «М-м-м! М-м-м!» – он бешено мычал, раскачиваясь всем телом. Вадик уже попятился к выходу, чтобы звать Энн, но тут Брэйди успокоился – так же внезапно, как возбудился. Опустил голову на грудь, потом медленно поднял ее и, глядя на Вадика, замычал уже без напора, но вкладывая столько чувства в это мычание, что у Вадика не осталось сомнений: Брэйди его узнал.