Правда, ни Гомер, ни Аполлодор не объясняют, каким образом герой может пасть от стрелы, принадлежащей двум лучникам сразу. Гигин объясняет это тем, что Ахиллеса убил «Аполлон в образе Александра».{454} Овидий считает, что бог направил стрелу Париса.{455}
Впрочем, существовало и мнение, что Ахиллес не пал в бою, а был предательски застрелен из засады, когда шел в храм Аполлона Фимбрейского (храм этот находился на юго-востоке от Трои, в городе Фимбра, там, где река Фимбрий впадает в Скамандр).{456} Эту историю подробно излагает греческий писатель III века н. э. Флавий Филострат в своих «Героидах». Он рассказывает о том, что Приам, отправившись к Ахиллесу молить о возврате тела Гектора, взял с собой дочь, юную Поликсену. Ахиллес и Поликсена полюбили друг друга. Пелид посватался к девушке и обещал, что после свадьбы он заставит ахейцев снять осаду Трои. Для переговоров о грядущем браке Ахиллес отправился в храм Аполлона и, доверившись троянцам, не стал надевать доспехи. Здесь его и настигла роковая стрела. После смерти героя Поликсена бросилась на меч возле могилы своего возлюбленного.{457} По другой версии, ахейцы принесли девушку в жертву тени Ахиллеса после взятия Трои.{458}
Похоронив Ахиллеса, ахейцы устроили в его честь погребальные игры, и Фетида предложила богатые награды победителям.{459} По поводу того, кому должны достаться знаменитые доспехи Пелида, сработанные Гефестом, в ахейском лагере возникли разногласия. Было решено отдать их в награду самому доблестному из воинов, и главными претендентами стали Одиссей и Аякс Теламонид. Доспехи были присуждены Одиссею. Оскорбленный Аякс решил ночью напасть на своих товарищей по оружию и перебить их, «но Афина, вселив в него безумие, направила его, уже поднявшего меч, на стада скота. В своем безумии он стал убивать животных и пастухов, принимая их за ахейцев. Позднее к нему вернулся рассудок, и он покончил самоубийством».{460}
Похороны Ахиллеса в мельчайших деталях описаны Гомером в «Одиссее». Подробно говорит о них и Квинт Смирнский. При этом одна немаловажная деталь вызывает недоумение: сколько же курганов было воздвигнуто в честь Пелида и его друга Патрокла — один или два?
По завещанию Патрокла и самого Ахиллеса двоих друзей должны были похоронить в одной урне (а значит, в одном кургане). Из «Илиады» мы знаем, что в честь Патрокла уже был воздвигнут могильный холм (хотя урну в него и не опускали). Было бы естественно, если бы теперь сюда же «подзахоронили» урну с останками обоих героев. Однако если верить «Одиссее», после гибели Ахиллеса ахейцы снова насыпают курган.{461}
Квинт Смирнский вообще не упоминает об останках Патрокла — он рассказывает о том, что кости Ахиллеса были сложены в отдельную урну, специально для этого принесенную Фетидой, и над урной был воздвигнут могильный холм.{462}
Некоторые исследователи считают, что курган Ахиллеса был насыпан поверх уже существующего кургана Патрокла, который послужил для него основанием.{463} Но например, Александр Македонский нашел в Троаде два разных холма, посвященных этим героям, и в то время, как он сам приносил жертвы возле могилы Ахиллеса, его друг Гефестион делал то же самое у могилы Патрокла.{464} О двух разных могильных памятниках — Ахиллеса и Патрокла, — находящихся на Сигейском мысу, сообщает и Страбон.{465} Конечно, нельзя исключить, что курган, воздвигнутый в честь Патрокла, остался без урны и служил лишь своего рода кенотафом, а не могильным холмом в полном смысле слова…
В античное время курганы эти, сколько бы их ни было, считались расположенными на Сигейском мысе, — это вытекает, например, из текста Страбона, хотя географ и не уточняет, какие именно из нескольких стоящих здесь курганов относились к Ахиллесу и Патроклу.
В Средние века, после прихода турок, античная традиция надолго прервалась, а Троянскую войну, как правило, стали считать выдумкой аэдов. И все же люди, верившие в историчность Гомера, не переводились, и в XVI веке крупнейший курган Сигейского мыса начинают отождествлять с курганом Ахиллеса.{466} А на карте французского путешественника и археолога XVIII–XIX веков Лешевалье, изданной в XVIII веке, отмечены уже оба кургана: Ахиллеса — на берегу, Патрокла — в нескольких сотнях метров от берега. Они же отмечены и на карте Шлимана.
Лешевалье исследовал больший курган в конце XVIII века, обнаружил в нем кремированные останки и объявил их останками Ахиллеса, хотя найденные здесь же черепки относились к классическому периоду (V–IV века до н. э.). Шлиман продолжил раскопки кургана и вынужден был признать, что курган этот датируется IX веком до н. э.,{467} а сегодня и вовсе считают, что он не старше VI века до н. э. «Курган Патрокла» тоже был раскопан Шлиманом. Погребения в нем не оказалось, но черепки говорят о том, что холм этот был воздвигнут тогда же, когда и «Курган Ахиллеса», — то есть века спустя после Троянской войны.
Наличие этих курганов рядом с предполагаемым местом стоянки ахейских кораблей было одним из доводов в пользу того, что стоянка эта находилась в устье Скамандра. Теперь этот довод опровергнут. А вот на северном берегу залива Бесика (на мысе Бурун) действительно имеется высокий курган, возраст которого позволяет при известном воображении соотнести его с Ахиллесом. Он был воздвигнут еще во времена позднего неолита, но потом его досыпали и перестраивали.{468}
Правда, погребений времен Троянской войны в нем не найдено, но зато рядом с ним находилось кладбище этого времени.{469} Современные исследователи высказали предположение, что именно здесь, а не на Сигейском мысе, как это считалось раньше, стоял построенный выходцами из Митилены город Ахиллейон, где находилась могила героя и отправлялся его культ.
Примерно в четырех километрах к юго-востоку от этого кургана стоит еще один могильный холм — самый высокий в Троаде. Его можно было бы счесть могилой Ахиллеса, если бы он не находился так далеко от берега. Иногда его считали курганом Патрокла (эту мысль высказывал, например, немецкий археолог Вильгельм Дёрпфельд — соратник Шлимана), и это название порой попадает и на современные карты.{470} Но сегодня уже доказано, что он был насыпан над могилой Феста, вольноотпущенника римского императора Каракаллы (возможно, поверх уже стоявшего там кургана классического периода).{471}
Завершался десятый год войны. В этот год, согласно давнему предсказанию Калханта, Троя должна была пасть. Однако ничто не предвещало гибели города. И тогда Калхант изрек новое прорицание: «Троя не может быть взята без помощи лука и стрел Геракла». Лук и стрелы эти сохранились, но теперь они принадлежали Филоктету, сыну Пеанта, которого ахейцы бросили одного на острове Лемнос. Напомним, что Филоктета укусила змея и Одиссей по приказу Агамемнона высадил больного на берег, оставив без корабля и без средств к существованию. Злополучный герой не смог вернуться домой и все десять лет вынужден был добывать себе пропитание охотой на птиц.{472} Правда, его подкармливал местный пастух,{473} и все же участь его нельзя назвать завидной. Он одиноко жил в пещере, спал на груде птичьих перьев и ими же укрывался от холода.{474}
Одиссей, по сообщению Аполлодора, «овладел при помощи хитрости луком и стрелами Геракла и убедил Филоктета отплыть под Трою».{475} В ахейском лагере больного немедленно исцелили — недаром среди воинов здесь были два знаменитых врача, Подалирий и Махаон, — сыновья бога Асклепия.{476} Правда, совершенно непонятно, почему целители не могли сделать то же самое десять лет назад, ведь они с самого начала плыли под Трою с флотилией Агамемнона.{477} Так или иначе, врачебная помощь Филоктету была оказана только в конце десятого года войны.
Выздоровевший Филоктет на радостях простил товарищам их предательство и принял участие в очередном сражении. Он убил из своего знаменитого лука множество троянцев, но главным его деянием было то, что он смертельно ранил виновника всей войны и главного противника примирения, злополучного Париса, «остро отточенной в пах поразив Приамида стрелою».
Теперь Парис вспомнил о своей первой жене, нимфе Ойноне (Эноне), которая еще двадцать лет назад предсказала ему: если он будет ранен, она одна сможет его вылечить. Нимфе можно было верить, потому что она научилась искусству прорицания у богини Реи. Парис бросился к покинутой супруге и упал к ее ногам. Он называл ее «лучшая между супругами» и клялся, что связался с Еленой не по доброй воле, а лишь по велению неотвратимых Кер — богинь жестокой судьбы и смерти. Но Ойнона не прониклась жалостью к бросившему ее мужу. Она справедливо припомнила Парису не только свои личные страдания, но и гибель множества троянцев и прогнала беглого мужа от своего порога. Парис умер на склонах Иды, не успев вернуться домой, и весть о его смерти принес в Трою случайный пастух.