Елена давно не ладила с Парисом, но его смерть ужаснула красавицу. Она боялась, что теперь некому будет защитить ее от гнева обоих народов, и сожалела, что не умерла до начала всех своих несчастий. Впрочем, умирать она не спешила. Что же касается Ойноны, узнав о смерти Париса, она раскаялась в содеянном и покончила с собой, бросившись в его погребальный костер.{478}
Так завершился брак Елены, который принес столько горя и троянцам, и ахейцам. Брак этот, вероятно, был бездетным. Правда, некоторые античные авторы называют детей Елены от Париса, но сообщения эти в основном мелькают в литературе, которая хотя в чем-то и основана на мифологической традиции, но более принадлежит к худлиту.{479} Что же касается Гомера, он однозначно высказался по этому поводу, назвав Гермиону, дочь Менелая, единственным ребенком Елены.{480}
Елена недолго оставалась вдовой. После гибели Париса ее руки стали добиваться два его брата, Деифоб и прорицатель Гелен. Елена вышла за Деифоба, и оскорбленный Гелен ушел из Трои и поселился на Иде.
Тем временем Калхант, прорицания которого по поводу скорого взятия Трои не сбывались, решил «перевести стрелки» на Гелена. Он объявил, что троянский пророк «знает оракулы, охраняющие город». Одиссей отправился на Иду, подстерег Гелена и взял его в плен. Гелен не стал скрывать ведомые ему оракулы, тем более что он был обижен на троянцев. Он сообщил, что для падения города необходимо выполнить три условия. Во-первых, к осаждающим следовало доставить кости Пелопса. Напомним, что Пелопс, сын Тантала, некогда жил в Малой Азии и был соседом Ила, но потом был изгнан троянским царем из собственных владений и переселился в материковую Грецию. Вторым условием было участие в войне Неоптолема сына Ахиллеса. И наконец, Троя не могла пасть, пока в ней сохранялась священная реликвия — Палладий.
С первыми двумя условиями вопрос решился просто. Кто-то из ахейцев сплавал на Пелопоннес и привез кости Пелопса. А Одиссей и Феникс (бывший наставник Ахиллеса) побывали на острове Скирос, где жил Неоптолем, и уговорили царя Ликомеда отпустить внука под Трою.
Не так однозначно обстояло дело с Палладием — хотя бы потому, что он стоял в Илионе в храме Афины и тщательно охранялся. Правда, если верить Аполлодору, Одиссей и Диомед разрешили проблему довольно просто: «Одиссей же вместе с Диомедом ночью отправился к городу и оставил здесь Диомеда, сам же обезобразил себя и надел нищенский наряд: не узнанный никем, он вошел в город под видом нищего. После того как Елена его узнала, он с ее помощью выкрал Палладий, убил многих из числа охранявших его троянцев и вместе с Диомедом доставил Палладий к кораблям».{481}
Не вполне понятно, как могли простые смертные безнаказанно коснуться святыни и тем более похитить ее, — напомним, что в свое время Ил пострадал и ослеп (правда, временно) лишь за то, что вынес статую из храма во время пожара. Недаром Синон, по версии Вергилия, позднее рассказывал троянцам о гневе Афины, который поразил святотатцев. Будто бы в очах у статуи засверкало яркое пламя, на теле ее проступил соленый пот и она, как была со щитом и копьем, «страшно об этом сказать — на месте подпрыгнула трижды».{482} Впрочем, как выяснилось, Синон лгал, и на самом деле Афина никак не отреагировала на то, что в храм богини-девственницы ворвались, перебив охрану, вооруженные мужчины и стали хватать священное изображение залитыми кровью руками. Остается только удивляться терпимости, которую богиня проявила в этой ситуации.
Вероятно, именно историю с похищением Палладия имеет в виду Елена, когда в «Одиссее» рассказывает о приходе царя Итаки в осажденную Трою. Правда, по ее словам, Одиссей появился в городе лишь как разведчик. Она говорила:
Сам себе страшно позорнейшим способом тело избивши,
Рубищем жалким, подобно невольнику, плечи одевши,
В широкоуличный город враждебных мужей он пробрался.
(…)
В городе много троянцев избив длиннолезвенной медью,
Он возвратился к ахейцам, принесши им знанье о многом.{483}
Теперь, после того как последние оракулы исполнились, Илион был обречен. Не помог ему и последний прибывший к троянцам союзник — Эврипил, сын сестры Приама Астиохи и царя Мисии Телефа. Прельстившись золотой лозой работы Гефеста, которую подарил ей Приам, Астиоха убедила сына отправиться на помощь родичам. Эврипил привел под Трою большое войско мисийцев, но погиб от руки Неоптолема.{484}
Глава 10Падение Илиона
Десятый год войны подошел к концу. Наступили первые дни лета,{485} прорицатель Калхант созвал ахейских вождей на собрание и «обратился к пришедшим с внушенною мудростью речью». По версии Квинта Смирнского, он объяснил, что сражения следует прекратить, а вместо этого «иную уловку измыслить». И тогда Одиссей предложил:
Коль суждено аргивянам при помощи хитрой уловки
город разрушить Приама, давайте коня изготовим,
самых достойных для битвы мужей поместим в него скрытно.
Войску же следует тотчас к Тенедосу путь свой направить,
жаркому пламени прежде предавши шатры и палатки,
чтобы троянцы, из града уход неприятеля видя,
смело могли выходить на равнину. Но некий отважный
подле коня деревянного муж должен будет остаться
сердцем бестрепетен, Трои доселе сынам не известный,
дабы ответить умел на вопрос их, что войско ахейцев
к дому направило путь и, желая несчастий избегнуть,
изображенье коня изготовило дивное в страхе
перед обидой Паллады за Трои копейщиков славных.
Он вопрошавшим его обо всем рассказал бы толково,
так чтобы, веря словам тем, на горе себе пригласили
в город высокий троянцы достойного жалости гостя.
Оный же знак бы подал нам напасть, для одних самолично
яркий зажегши огонь, а другим сообщив, когда можно
станет наружу из чрева коня деревянного выйти,
только лишь Трои сыны беззаботному сну предадутся.
Создание деревянного коня поручили Эпею, который славился как искусный строитель. Ему помогала Афина. Ахейцы нарубили на Иде множество деревьев, очистили стволы и распилили их на доски… Работа была окончена за три дня. Конь получился как живой. Эпей
вырезал голову, хвост изготовил творению пышный,
острые уши добавил и свет пропускавшие очи,
все как у скачущей лошади. Словно живое стояло
в стане данайцев творенье.{486}
В боку у коня имелось отверстие — через него пятьдесят{487} лучших воинов вошли внутрь. Ахейцы написали на боку скульптуры следующие слова: «Благополучно возвратившись домой, эллины посвятили это благодарственное приношение богине Афине». Потом они погрузились на корабли, подожгли брошенный лагерь и вышли в море. Но плыли они недолго — дошли до острова Тенедос, расположенного в пяти километрах от берегов Троады, и «стали на якорь в засаде» в небольшой бухте. Рядом с пылающим лагерем остался лишь один из воинов Агамемнона — Синон, который должен был разыграть перед троянцами заранее сочиненную для него Одиссеем роль.{488}
Это случилось, как пишет Дионисий Галикарнасский, в восьмой день до конца месяца таргелиона по афинскому летосчислению, или за семнадцать дней до летнего солнцестояния, — то есть примерно 5 июня[55]. Проснувшись утром, троянцы со стен города увидели столбы дыма над брошенным вражеским лагерем. Они кинулись в бухту и обнаружили, что неприятель уплыл, а на берегу стоит гигантский деревянный конь. Начались споры о том, что с этим странным сооружением следует сделать.
Если верить Вергилию, один из троянцев, Тимет, — «с умыслом злым иль Трои судьба уж так порешила» — сразу же предложил втащить коня в город.{489} Заподозрить Тимета в злом умысле, пожалуй, можно не без оснований. Вероятно, это был тот самый Тимет, чью жену Киллу и сына Муниппа Приам в свое время приказал убить во исполнение оракула. Поступок Приама мог тем более возмутить Тимета, что оракул в равной степени относился и к жене самого Приама Гекубе, которую царь тем не менее пощадил.{490}
Другие троянцы, «кто судил осмотрительней и прозорливей», предложили вполне разумные меры: сбросить непонятное сооружение в море, сжечь его или на крайний случай «отверстье пробить и тайник в утробе разведать». Особенно рьяно противился введению коня в город Лаокоон, брат Анхиза. Он, согласно Вергилию, кричал:
Несчастные! Все вы безумны!
Верите вы, что отплыли враги? Что быть без обмана
Могут данайцев дары? Вы Улисса не знаете, что ли?
Либо ахейцы внутри за досками этими скрылись,
Либо враги возвели громаду эту, чтоб нашим
Стенам грозить, дома наблюдать и в город проникнуть.
Тевкры, не верьте коню: обман в нем некий таится!
Чем бы он ни был, страшусь и дары приносящих данайцев.
К словам Лаокоона стоило прислушаться хотя бы потому, что он был жрецом. Гигин называет его служителем Аполлона, Вергилий — Посейдона. Так или иначе, это был человек, общавшийся с богами. Разъяренный Лаокоон бросил в коня копье. Его поддерж