оречит его расчету получить за тело выкуп. Причем Ахилл не отказал себе в надругательстве над телом поверженного троянского героя. И здесь нам стоило бы согласиться с нелицеприятными оценками Гомера, а не выдумывать обстоятельства, которые вовсе отменяют «Илиаду», убирая из нее одного персонажа за другим.
Отрицая Гомера, «аналитики» усматривают в «Илиаде» литературную неуместность Приама. Коль скоро в эпосе множество симметричных ситуаций, то Приам из симметрии выпадает. На стороне ахейцев — два брата Агамемнон и Менелай. Первый — главнокомандующий, второй — инициатор войны. У троянцев тоже два брата — Гектор и Парис. Тоже один главнокомандующий, другой — инициатор раздора. Где параллель для Приама? Старцы Нестор и Феникс не годятся. Приам в троянской иерархии выше своих сыновей, а в ахейской сыновья Нестора — третьестепенные фигуры, сам же он — подчинен Агамемнону и лишь дает ему советы. Феникс и вовсе эпизодическая фигура. Какой вывод? «Аналитики» просто выбрасывают Приама из «Илиады», считая его вставной фигурой.
Если все же уклониться от литературщины, то надо признать, что у троянцев однозначно прослеживается разделение царской власти и власти главнокомандующего. Приам безраздельно правит в городе, Гектор — на поле боя. Приам своей волей решает не уступать Елену ахейцем — вопреки желанию троянцев. Приам выполняет роль верховного жреца — о чем свидетельствует его участие в принесении взаимных клятв перед поединком Париса и Менелая. Не Гектор, а Приам является гарантом исполнения клятвы со стороны троянцев. Со стороны ахейцев в той же роли выступает Агамемнон.
Приам не командует войсками Трои не потому что стар, а потому что такова традиция — старший сын является военачальником, а царь решает вопросы войны и мира. Совершеннейшим безумием следует считать, что такое положение происходит не из традиции, а из литературной выдумки: мол, Приам введен в эпос, когда там уже есть Гектор, и роль главнокомандующего уже занята. При всей «симметричности», свойственной «Илиаде», летописец не мог пойти против правды и устроить симметрию там, где ее не было. Поэтому фигура Приама доказывает именно историчность эпоса — Приаму среди ахейцев нет «симметричного» персонажа.
Удаление Приама из троянской истории обосновывается не только литературными «законами» (симметрией персонажей), но филологическими изысками. Так, исследователи заметили, что Ахилл постоянно именуется по своему патрониму (по отцу) — Приамид (104 употребления из 304 упоминаний). А вот сыновья Приама патронима удостаиваются гораздо реже (Гектор — 26 раз из 444, Александр (Парис) — 1 из 45). Какой же из этого делается вывод? Что патроним «не прирос» к сыновьям Приама! Между тем, совершенно очевидно, что Ахилл — единственный сын Пелея, и замена его имени на патроним — обычное и распространенное до сих пор средство снизить повторяемость одного и того же слова путем замены на равнозначное. При этом использование патронима Приамид может просто запутать читателя: он не поймет, о котором из десятков сыновей Приама идет речь. Замена имени на патроним будет приемлемой, если из контекста ясно, о ком идет речь.
У «аналитиков» бытует теория о том, что оснащенность имени героя или томонима эпитетами является показателем: чем чаще встречаются эпитеты, тем древнее их носитель. Более того, равная оснащенность, будто бы, означает одновременность возникновения нросителя. Так, если Александр и Илион оснащены эпитетами в равной мере — на 47 %, то и образовались в одно время. То же для Приама и Трои, но в 32 % случаях; и это, будто бы, отражает не только одновременность Приама и Трои, но и их позднее включение в эпос, в сравнении с Александром и Илионом. Совершенно нелепая идея становится причиной разделения Трои и Илиона, а также наследования престола от Александра к Приаму (через Гектора).
Другая выдумка «аналитиков» — очевидная для них искусственность языка Гомера. Они исследуют этот язык по поздним диалектам, не допуская, что эти диалекты как раз образовались в постгомеровские времена — за те сотни лет, что прошли после событий Троянской войны. Поэтому вместо изначальности языка Гомера предпочитают брать диалектные формы и сравнивать эпос с этими формами. Тогда имя «Приам» начинает напоминать поэтическую форму имени VII века до н. э., присущую лесбийской поэзии — Перам или Перрам. Источником этой формы считается не удлиненное (ради поддержания ритмики гекзаметра) звучание первого слога в имени Приам, а древнейшая традиция. Откуда эта древность, если не от Гомера? Этот вопрос опускается, а Гомеру приписывается искаженная форма лейсбийского «Перрам».
Наконец, поздняя форма ликийского «труели» («по-троянски») превращается в исходную, и тогда не Ликия заимствует традицию от Трои, а наоборот — Троя от Ликии. А коль скоро Ликии приписывается хетто-лувийская речь (без серьезных оснований), то и Троя становится хетто-лувийской, что закрепляет имя Приама не как заимствованное у сопредельных народов, а как коренное. И Приам из грека превращается в азиата, сама Троя — в азиатскую твердыню, которую протоевропейцы низвергли — к радости современных евроцентристов.
Род Агамемнона
Привычка к литературному психологизму побуждает современного исследователя считать вождя ахейского войска Агамемнона фигурой «противоречивой». И полагать, что вся эта противоречивость — это литературные изыски, измышленные певцами, которые на все лады перевирали древнее предание. И почему-то им вздумалось эпическую фигуру Агамемнона представлять то великим воином, то готовым сбежать трусом. Он никак не подходит под облик героя, который годился бы для греческой мифологии периода классики. Но именно это и является обстоятельством для современных «аналитиков», чтобы расчленить образ Агамемнона и выбросить из «Илиады». Мол, образ так часто переделывали, что он утратил изначальную чистоту. Одним был угоден великий воин и полководец, другим — алчный трус и вздорный правитель.
Все это, конечно, чепуха. Агамемнон нарисован Гомером не теми приемами, которыми пользуется современная литература. Он очерчен фактически. И фактология свидетельствует о противоречивости его фигуры. Реальность ее именно в противоречивости и несоответствии позднее сложившимся стандартам эпического героя. Как и сказочному стандарту глупого, жесткого и одновременно трусливого царя.
Действия Агамемнона современный «аналитик» сочтет трусостью, потому что ждет от эпоса именно сложившегося в его представлении стандарта. При этом опыт истории знает не столько трусливых, сколько неудачливых или осторожных полководцев. Призывы Агамемнона к отступлению вовсе не были связаны с опасениями за свою жизнь. Скорее — с недооценкой способности своего войска к сопротивлению. Предложения к отплытию из Троады в начале «Илиады» связано с плачевным состоянием разложившегося войска и эпидемией, а также с отказом значительной части войска (под руководством Ахилла) от участия в боевых действиях. В остальных случаях отступление было естественным действием — попыткой спасти хотя бы часть войска перед лицом очевидного поражения. Заметим: у Гомера Агамемнон нигде не осуждается, и его никто из ахейских вождей не обвиняет в трусости.
Мы видим реальную личность, а не подправленный эпический образ. Что еще раз подчеркивает бережное отношение греческих певцов и переписчиков к изначальной «Илиаде», к которой можно было делать украшающие дополнения, но никак не искажающие исправления.
Как и в отношении других героев Троянской эпопеи, приходится защищать имя Агамемнона, которому пытаются найти первоистоки и привязать его судьбу к созвучным именам.
Очевидность созвучия имени вождя ахейцев Агамемнона с именем вождя союзных троянцам эфиопов Мемнона побуждает «аналитиков» не только сопоставлять эти персонажи, но и сближать их происхождение. Поскольку первое имя кажется производным от второго, то «аналитику» мерещится и соответствующее происхождение: Мемнон — противник Ахилла — изначальный персонаж, а Агамемнон — тоже вступивший в конфликт с Ахиллом — подставной, придуманный на основе ранее существовавшего прообраза. Приставка «Ага-» означает превосходство (по аналогии: Меда — Агамеда, Мемнон — Агамемнон). Получается, что «Эфиопида», в которой Мемнон появляется на короткий период, чтобы быть убитым Ахиллом, наверняка старше «Илиады», и тогда «Илиада» — это сплошная выдумка. И даже отсутствие самого текста «Эфиопиды» ничего не значит: из пересказа в схолиях «аналитики» делают вывод, что в «Илиаде» имеются немотивированные сюжетом моменты, перекликающиеся с «Эфиопидой», где они вполне уместны.
Поскольку и Мемнон не принимается «аналитиками» как реальное лицо, и одного свидетельства того, что он — сын богини Эос и юноши Тифона, достаточно, чтобы признать его персонажем неисторическим, то уж для Агамемнона совершенно точно не может быть места в истории Троянской войны. Да и сама Троянская война, полностью освобожденная от каких-либо персонажей, оказывается просто вымыслом, над которым непонятно ради чего трудились многие поколения рапсодов.
Не лучше и обратная процедура — выведение образа Мемнона из вымышленных сюжетов эпического цикла с Агамемноном. Раз Агамемнон присутствует во всем цикле, то Мемнону достается только эпизодическая роль. И он — «позднейшая вставка», усиленная мифологизацией.
Еще одна попытка исходить из созвучия — подтягивание к «Илиаде» хеттских текстов, где фигурирует Акагамунас, царь Ахийявы. Его правление датируется XIV веком до н. э. Вроде бы близость времени и имени, а также названия страны по имени народа — ахейцев — позволяет радостно всплеснуть руками: все подтверждается! Но при этом стоит сдержать эмоции, поскольку первая буква в хеттской надписи сомнительна — можно сказать, что она подгоняет задачку под ответ. Да и вековой разрыв в датировках стоит принять во внимание. Впрочем, подобрать в микенских генеалогиях какое-либо еще созвучное к (А)кагамунас имя не удается.
Еще раз обратим внимание на период мифологизации предания — классическая Эллада. Мифология в эпосе — только украшательство, возникшее гораздо позднее летописного свода — Троянского эпоса. Что не делает Мемнона фиктивной фигурой. Она лишь украшена фантазиями певцов, но историчность ее этими украшениями не отменяется. Как и, разумеется, фигуры Агамемнона, которая прорисована в «Илиаде» настолько ясно, что места для украшательств остается немного.