только потому, что на старости лет хочет сесть им на шею!.. — тут Нелле помолчала, справляясь со вскипевшим возмущением. — Если она все эти годы не любила, не помнила свое дитя… если просит не ради любви…
— Но ведь Стелла Марис милосердна! — сердито перебил Георг.
— Милосердна. Белый вал может вынести на берег кошелек. Там ровно столько денег, чтобы внести вступительную плату в приют «серых сестер». И это — все. Я сама несколько раз собирала такой кошелек и укладывала его на язычок волны… жалко было старушек, но слово Стеллы Марис — закон…
— Но почему никто из моряков про все это не знает?
— Потому что это женский уговор со Стеллой Марис. Понимаешь? Женский. Я, наверно, плохо сделала, что рассказала тебе, но ты так смотрел…
— Но как же мальчики?
— Мальчики… Да вот Ганс, ты его спроси. Он ведь тоже из наших маленьких братцев.
— Не может быть. Его на «Варау» при мне родная мать привела, — возразил Георг. — Я ее своими глазами видел.
— Это Стелла Марис меня привела, — признался Ганс. — Она знала про уговор с арматором. А моя мама… моя, ну… ну, я не знаю… когда Стелла Марис вела меня за руку к «Варау», я уже не помнил про наш берег, я только понимал — мама вернулась… я шел с ней, как маленький… а она мне рассказывала про «Варау», и что мне уже скоро четырнадцать… и что я буду каждый год возвращаться в Виннидау…
— Твоя мама долго бедствовала, но сейчас она живет хорошо и счастлива в замужестве. Но ты не ищи ее и ни в чем ее не вини… — Нелле вздохнула. — Ну, теперь ты, молодой капитан, все знаешь. Стелла Марис услышала, как ее зовут ваши старики, и послала на помощь меня. А я на герденской дороге повстречала вас, только вы меня не заметили. Я шла за вами, слушала, как ты беседуешь с дядюшкой Сарво, и поняла, что вы тоже отправились выручать стариков.
Но я не могла додуматься, что вы в вейкенской корчме разругаетесь. Когда дядюшка Сарво, госпожа Менгден, и ты, Ганс, выскочили, я как раз толковала с косарями, которых нанимали косить на лесных лугах возле Силаданне. Они много чего рассказали о повадках колдуна — да и том, что у него есть в Хазелнуте приятель, Румпрехт Свенс, тоже. Поэтому я не сразу пошла за беглецами, а когда добежала до поворота — увидела на дороге только их следы. Мне стало ясно, что ты, молодой капитан, временно потерял троих товарищей, и когда матрос Бройт попытался сбежать, я его воротила…
— Он не пытался сбежать. Он просто пошел искать дядюшку Сарво, вдову Менгден и Ганса, — сказал на это Георг. — Он славный матрос, он меня в беде не бросил… ну, в общем, он — мой матрос, мне с ним разбираться… и я через два года буду его капитаном…
— Да, ты будешь хорошим капитаном, — согласилась девушка. — А теперь мне надо уходить. Стелла Марис ждет… я уже позвала ее…
— Куда?!. Куда уходить?!.
— В море. Куда же еще? К Звезде Морей. На тот берег за седьмой мелью, где живут спасенные…
— Я тут, — раздался женский голос.
Стелла Марис вышла из-за дерева — такая, какой являлась обыкновенно морякам, босая и в длинном синем плаще.
— Матушка, я все выполнила, я дважды соткала твой белый крест, но иначе бы не справилась, и я прошу за этих вот… — Нелле выпустила из подола восемь утти. — Нельзя ли нам шкодников этих приютить? Они ведь действительно могут на суше попасть в беду.
Утти сбились в стайку и испуганно глядели то на Нелле, свою заступницу, то на женщину в синем плаще.
— На чьей вы стороне? — спросила их Стелла Марис.
— Да как сказать… Шкодим вот потихоньку. Большого зла не творим, так что, значит, вроде не на его стороне. Но и большого добра не творим, — смущенно ответил один из утти. — А бывает, что и помогаем, если приходит срок помогать… Как людишки, то есть… так вот и живем… как они — так и мы…
Шкодливое племя с надеждой уставилось на Стеллу Марис — коли она покровительствует людишкам со всеми их причудами и недостатками, то, может, и тех, кто под палубой, пожалеет?
— Это ты правду сказал, — согласилась она. — Хорошо, Нелле, я их забираю. Идем, милая.
И тут заговорил Георг.
Всякий, увидевший Стеллу Марис, может ее о чем-то попросить, но Георг совершенно забыл о всех своих мечтах и желаниях.
— Нелле! — сказал он. — Неужели мы больше не увидимся, Нелле? Так не должно быть!
Там, где только что стояли Стелла Марис, Нелле и прижавшиеся к ногам девушки утти, явилась пенная морская волна — может статься, лишь морок, видимость, явление из иного мира. Волна отхлынула неведомо куда — и на тропе остались только Ганс и Георг.
— Ганс, что же ты молчал? Почему не удержал ее? — в отчаянии спросил Георг.
— Кого, юнкер Брюс? Разве тут кто-то был? — спросил удивленный Ганс.
Георг повесил голову. И тут явилась еще одна волна. Не бурная пенистая, а легонькая, золотисто-зеленоватая, с рябинкой, испускавшая свет.
И она положила к ногам молодого капитана серебряную миртовую ветку.
Рига
2012
Монах и кошкаКайдан
Часть первая
Темным зимним вечером накануне последнего дня двенадцатой луны направлялась по извилистой и почти неразличимой в сугробах дороге вверх, к горному монастырю, небольшая процессия — слишком скромная для знатного паломника, но при том достаточно нарядная. Да и кто бы собрался в такую скверную погоду навещать столь отдаленный от столицы монастырь?
Впереди ехали на сытых лошадях вооруженные и тепло одетые кэраи, за ними носильщики, скользя и оступаясь, тащили небольшие носилки. Замыкали это шествие двое всадников — один совсем еще юный, другой раза в два постарше. Первый был молодой господин, Минамото Юкинари, второй — старший кэрай, возглавлявший его свиту, любимец старого господина — Кэнске.
Холодный ветер задувал в широкие рукава одежд, и хотя были они подбиты ватой, как положено в это время года, но тело пронизывал нестерпимый холод.
Однако юноша и старший кэрай, как видно, больше заботились не о себе, а о тех, кто ехал в носилках. Всякий раз, как носильщик спотыкался, молодой господин в испуге порывался сам ухватиться за украшенные резьбой ручки, но Кэнске деликатно отстранял его и сам поддерживал сверху раскачивавшийся кузов.
— Скоро он будет, этот монастырь? — сердито спросил юноша. — Уже ночь наступила, а мы все взбираемся вверх да вверх! Что же он, на облаке построен, твой монастырь?
— Я узнаю кривую сосну на повороте, — ответил кэрай. — Теперь уже совсем близко. Не больше половины ри. Берегитесь, господин!
Но Минамото Юкинари не уберегся — огромный ком снега свалился с ветки прямо за воротник его роскошного наряда. Юношу прямо передернуло, а испуганный конь под ним метнулся в сторону от тропы.
Ежась и поводя плечами, между которыми протекла струйка талой воды, Юкинари сладил с конем и подъехал к самым носилкам.
— Ведь ничего не случится, если я чуть приоткрою занавеску? спросил он у Кэнске. — Вряд ли в маленькую щелку так уж сильно надует…
— Не стоит так волноваться, молодой господин, — усмехнулся кэрай. — Здоровью вашего сокровища ровно ничего не угрожает.
Минамото Юкинари заглянул в носилки.
Там, закутанная по уши в тяжелые многослойные одежды, сидела девушка лет четырнадцати. Подол верхнего платья она накинула на голову и видны были только губы и самый кончик носа.
— Как ты там, Норико? — грубовато спросил юноша. — Не замерзла?
— Не стоит молодому господину обо мне беспокоиться, — выглядывая из-под края платья, ответила девочка. — Я же выросла на побережье и не боюсь холодного ветра!
— А как себя чувствует госпожа кошка?
— Госпожа кошка пригрелась и спит. Я держу ее под складками рукавов… показать молодому господину?
— Не надо, Норико, не смей! Если госпожу кошку прохватит холодным ветром и она заболеет, мне лучше домой не возвращаться, да и тебе достанется.
— Я знаю, — сказала девушка. И покрепче прижала к себе зверька.
Минамото Юкинари опустил край занавески.
— Как медленно мы движемся, — пожаловался он. — Если бы не носилки, мы два дня назад были бы в Хэйане! Мы уже пропустили праздник изгнания злых духов, пропустим Поклонение четырем сторонам, и будет чудом, если мы успеем к первому дню Крысы!
— С носилками или без них, но снегопад все равно задержал бы нас, — возразил кэрай. — Даже не представляю, как в такую погоду люди выйдут в день Крысы на луга собирать семь первых весенних трав… Однако вот и монастырские ворота!
— Я не вижу.
— Зато я вижу! Эй, там, впереди! Стойте! Пропустите вперед молодого господина!
Минамото Юкинари с трудом объехал носилки и оказался во главе своего маленького отряда. Кэрай Кэнске последовал за ним и ударил кулаком в ворота.
— Открывайте! — зычно завопил он.
— Кто это пожаловал в такое неподходящее время? — ворчливо осведомился привратник. — Вот уж воистину неподходящая погода для паломничества!
— Подходящая или неподходящая, а отворяй ворота! Не то тебе объяснит про погоду и про паломников сам отец настоятель! — пригрозил Кэнске. — Вот тоже придумал — заставлять окоченевших людей ждать под воротами!
— А настоятелю что сказать?
— Что пожаловал молодой господин Минамото Юкинари, сын господина Минамото Такаеси, и если это имя тебе ничего не говорит, то ты дурак и невежа!
— Минамото Такаеси? Да не наместник ли это провинции… провинции…
— Он самый! — рявкнул Кэнске. — Ты хочешь, чтобы сын господина наместника превратился возле твоих ворот в сосульку?!
Привратник долго и бестолково отворял монастырские ворота, а Кэнске костерил его на все лады. Минамото Юкинари слушал их перебранку, но она не раздражала его — юноша смертельно устал и замерз, так что от одной мысли, что сейчас его накормят теплым ужином и уложат на мягких дзабутонах, уже на душе становилось радостно.
Ворота открылись ровно настолько, чтобы всадники по одному протиснулись в монастырский двор, а уж носильщикам и вовсе пришлось туго.