— С чего ты так уверен, дядюшка, что господин Фудзивара будет объясняться в любви моей будущей госпоже?
— Ну, это и малому ребенку понятно! Если у нее будет такая замечательная кошка, то государь станет часто появляться во дворце Кокидэн, он же без ума от этих вонючих… ох, нет, от этих благовонных зверьков. И он, может статься, приблизит к себе госпожу Йоко! А это значит, что она замолвит словечко за господина Фудзивара! Видишь, как все просто! А тебе останется только получать от всех дорогие подарки. А потом понравится тебе достойный молодой человек — ты только шепнешь своей госпоже, и он станет твоим мужем.
— Господин Фудзивара Нарихира сам — очень красивый и достойный молодой человек… — вздохнула девушка.
— Если он тебе нравится — то тем лучше! — обрадовался Кэнске. Значит, я побегу и сообщу господину, что ты готова его принять!
— Как? Сейчас? — испугалась девушка. — Я не могу, дядюшка, никак не могу…
— Стыд и срам! — отвечал на это Кэнске. — Ты уже взрослая девица! Господин тебе честь оказывает, а ты перепугалась, как маленькая. Пойдем, пойдем, Норико, приведешь себя в порядок, волосы расчешешь как следует… Ты же знаешь, эти знатные господа прежде всего хотят убедиться, что у девушки волосы мягкие, тяжелые, черные, без всяких там порыжевших накладных и не вьются!
— У меня даже платья подходящего нет, чтобы постелить! — строптиво заявила Норико. — Ты думаешь, дядюшка, молодому господину приятно будет ложиться на мою заношенную ветошь?
— Вот тут ты, пожалуй, права, — согласился старший кэрай. — Что же я скажу господину Фудзивара? Может быть, пусть он сразу же подарит тебе нарядное платье?
— Нет, так тоже не годится, — разумно рассудила Норико. — А скажи ты ему, дядюшка, вот что. Что за подарок я низко кланяюсь, но принять господина никак не могу. Скажи, что сама очень об этом сожалею, но господину ко мне сегодня приближаться не стоит. А когда мы приедем в Хэйан и я поступлю на службу к госпоже, то там пускай ко мне приходит. Это же — всего два дня потерпеть, дядюшка.
— Хитришь ты, Норико, — сердито сказал Кэнске. — Совсем еще девчонка, откуда только в тебе эта бабья хитрость? Смотри только, не подведи меня. Прими в Хэйане молодого господина, как подобает, чтобы остался доволен. А теперь идем. Негоже тебе тут в темноте слоняться.
— Ты иди, дядюшка, я догоню, — пообещала Норико, но старший кэрай сурово ухватил ее за руку.
— Я сказал — идем! Я теперь за тебя перед господином Фудзивара отвечаю. Неровен час, налетит тут на тебя дурной человек — чем господина порадуешь? Ну, не упирайся, пошли…
Когда Кэнске уволок недовольную Норико, Бэнкей и Остронос вышли из-за повозки.
— Что же она хотела мне сказать? — растерянно спросил монах. — Я уверен, что очень важную вещь. Может быть, она знает, каким образом я попал на дно водоема?
— Ты полагаешь, она видела твое сражение с Рокуро-Куби? — в свою очередь, спросил тэнгу. — Тогда она в большой опасности. Твоих оправданий никто слушать не станет — потому что все считают, будто ты убил гадальщика. И сколько ты ни толкуй городской страже и судьям, что почтенные господин Отомо и все его семейство — гнусные Рокуро-Куби, никто тебе не поверит. А если юная девушка скажет это — возможно, к ней и прислушаются.
— Что же она сразу не сказала? И вспомнить бы мне, чем закончилась эта драка… — с тоской пробормотал монах. — И понять бы мне, какую роль играет во всем этом оборотень!
— Что ты предпримешь? — поинтересовался тэнгу. — Отец-настоятель передал тебе приказ. Как ты решил прочитать этот приказ?
Монах присел на ту самую оглоблю от повозки, где только что сидели Кэнске и Норико.
Тэнгу ждал ответа долго, но так и не дождался.
— А если тебе не хочется в Хэйан — шел бы к нам, вольным тэнгу, предложил он. — У нас не соскучишься. Мы тебя многому научим. Заодно всей стаей и голову отцепим! Я не знаю, чего ты ищешь и какое состояние души называешь «Путь», но, возможно, твой путь пролегает через наши тайные гнезда…
— Я родился человеком, — возразил монах, — и не сбивай ты меня с толку. Уж не хочешь ли ты сказать, что на вот этой голове вырастут перья?
Он похлопал широкой ладонью по своей бритой макушке.
— А что же! — развеселился тэнгу. — Воображаю, до чего ты станешь хорош! Но знаешь ли, старый разбойник, с перьями тоже не все так просто…
Остронос, все еще улыбаясь, провел серым веером из перьев, что держал в руке, по лицу сверху вниз.
И лицо на мгновение стало совсем иным — только улыбка осталась прежней.
Веером словно смело и красноту, и длинный острый нос. Монах увидел очень даже приятную физиономию в надвинутой по самые брови черной облегающей шапочке-шлеме, с боков закрывающей щеки, а снизу — и весь подбородок. Серый же веер, замерший у самого лица, оказался не из перьев, а из тонких и острых металлических пластин. Это был боевой сигнальный веер, какие монаху доводилось уже видеть в Китае.
Тэнгу взмахнул веером снизу вверх — и опять перед глазами монаха явились красный длинный нос-клюв, а также перья чуть ли не от самых глаз.
— Когда ты наконец перестанешь меня морочить? — с досадой спросил Бэнкей.
— Когда ты наконец поймешь, что ищешь то, чего на свете не существует? — и Остронос сердито отвернулся.
Оба приятеля, монах и тэнгу, помолчали некоторое время, сидя на оглобле.
— Тэнгу, тэнгу, восемь тэнгу, а со мною — девять тэнгу! неожиданно пропел монах. — Если дождик не пойдет, будем до утра плясать!
— Тэнгу, тэнгу, девять тэнгу, а со мною — десять тэнгу! — с готовностью подхватил Остронос. — Если тигр не придет, будем до утра плясать!
И хлопнул монаха веером по плечу.
— Ну так как же? — и Остронос, подражая старенькому настоятелю, покашлял и скрипуче произнес три загадочных слова.
— Отступить нельзя, — твердо сказал Бэнкей. — Возможно, девочка в опасности. Да и за укус я хотел бы рассчитаться, хотя месть недостойное монаха чувство. Опять же — оборотень… С ним бы беды не случилось… Так что, раз отец настоятель приказал, то и буду преследовать!
Часть вторая
Норико притаилась за плетеной ширмой. Ее молодая госпожа Йоко, которую здесь звали совсем иначе — Гэн-но-тюро, вместе с другой придворной дамой, носившей имя Акико, но имевшей еще и прозвище, которого Норико не могла выговорить, укладывались спать, но укладывались как-то странно. Похоже, они собирались принять ночного гостя.
Ничего удивительного в этом не было — Норико в самом начале своей придворной карьеры уже шарахнулась как-то утром от висевших в женских покоях на церемониальном занавесе пурпурных мужских штанов. Служанки ее втихомолку подняли на смех, а госпожа потом объяснила, что главное — утонченные отношения между мужчиной и женщиной.
Ведь когда придворная дама обменивается с кем-то стихами — это только отрадно и для нее, и для ее подруг. Полученные стихи дружно обсуждаются, идет поиск скрытого в них смысла, потом пишется ответ, переписывается на дорогой бумаге, бумага сворачивается особым образом и, обратившись в толстую длинную полоску, завязывается узлом или скручивается по краям. Затем послание прикрепляется к ветви дерева или стеблю цветка, а ожидающий снаружи слуга получает награду и уносит письмо своему господину. Все это — очаровательно и вызывает волнение в сердце, и если дама в конце концов позволяет избраннику какие-то вольности — кому какое дело? Вот уж это касается только мужчины и женщины, и никого больше!
Норико сперва удивилась — если бы у нее дома кто-то в усадьбе позволил себе такие изысканные утонченности, старый господин живо бы навел порядок. А через день или два после сделанного госпожой Гэн-но-тюро внушения ее отыскал посланец Фудзивара Нарихира с очередным свертком шелка, очень красивого, чтобы сшить платье цвета глицинии, бледно-лилового с зеленым исподом.
Норико честно расхвалила господина Фудзивара Нарихира перед своей госпожой, хотя пришлось и приврать — вовсе он не заботился в дороге о госпоже кошке.
Все сложилось великолепно — отдохнувший после дороги зверек был представлен госпоже Кокидэн, вызвал огромный восторг, и теперь ждал лишь той минуты, когда на него упадет благосклонный взор самого государя. Но у юной госпожи Кокидэн как раз начались Дни удаления от скверны, она прикрепила к прическе листок алой бумаги с китайскими иероглифами и не покидала внутренних покоев.
Девушке не нравилось лишь одно — Кэнске сказал ей ночью, что господин Фудзивара желал бы навестить ее, но уже который день она проживает во дворце Кокидэн, а от него только исправно передаются свертки шелка!
Кэнске был прав — молодого господина больше интересовала красавица Йоко. А еще больше — благоволение государя. Все зависело от того, как придворная дама его новой супруги расскажет историю кошачьего путешествия — начиная с потонувшего судна и кончая явлением госпожи кошки во дворце Кокидэн.
И все же Норико было очень досадно.
Она ругала себя за то, что в ту ночь испугалась, как маленькая, наговорила глупостей Кэнске, а нужно было все сделать наоборот — и тогда она не высматривала бы теперь Фудзивара Нарихира из-за бамбуковых штор.
Дворец Щедрых Наград — Кокидэн, где государь поселил новую супругу, стоял рядышком с Дворцом Чистой Прохлады — Сэйредэн, его личной резиденцией. И Норико могла, изловчившись, не только слышать вечернюю перекличку во дворце, но и увидеть кое-кого из придворных, кто наряжен в эту ночь на дежурство при особе государя. Правда, ее сердила беготня стражников — они каждый вечер суетились так, будто дворец осаждали злые духи, и так грохотали сапогами, что дрожали полы и колыхались занавеси.
Норико выросла на севере — она знала, как бесшумны бывают огромные мужчины, готовясь встретить лицом к лицу настоящую опасность.
Минамото Юкинари собирался стать куродо шестого, а то и пятого ранга, а между тем заново подружился с молодыми придворными, которых не видел целый год — с того самого дня, как его отец, получив в пятнадцатый день первой луны пост наместника отдаленной провинции, быстро собрал свое небольшое семейство, написал дочке прощальную танка и отправился исполнять государеву службу.