– Второй час ночи.
– А разве ночью жизнь прекращается?
Они неспешно шли по больничному парку. Руслана опиралась на руку Рахматова. Прихрамывала. Лунная ртуть заливала кроны старых лип и клёнов, поблёскивала под ногами невесомыми голубоватыми проталинами.
– Жаль отсюда улетать, – с лёгкой грустинкой произнесла она. – Как думаете, на Итаке ночи такие?
– Думаю, похожи, – откликнулся Рушан. Он вдруг поймал себя на мысли, что ему по душе этот запущенный парк с давно нестрижеными деревьями и высокой травой. Почти уже лес. – Я живу на Эмерии.
– Не слышала.
– Это первая планета-'челнок', – пояснил Рахматов. – Опытный образец. Я сам принимал участие в расчётах мощности управляемых ядерных реакций для её формирования.
– Везёт вам на опытные образцы! – улыбнулась Руслана. – Меня ведь тоже можно считать опытным, правда?
– Вы не опытный образец, вы первопроходец.
– Знаете, о чём сейчас думаю? – женщина вновь стала серьёзной.
– Нет.
Рахматов лгал. Дымка над головой его спутницы, так напоминающая лунную туманность на небе, говорила с ним на безмолвном языке Абсолюта – Руслану печалило, что её сын вырастет на чужой, искусственной планете. На планете, где деревья имеют строгую пирамидальную форму, трава никогда не вырастает выше определённого ей, а горы и реки будут просчитаны до миллиметра.
Но Руслана этого не сказала. Заговорила о каких-то милых пустяках. Потом наклонилась и подняла с дорожки первый упавший лист.
– Давайте присядем. Немного устала. Земля, оказывается, такая огромная! – И засмеялась.
Когда они, крадучись, возвращались с прогулки, в светящемся окне на третьем этаже Рушан заметил могучий силуэт. Доктор стоял, заложив руки за спину, и пристально смотрел на нарушителей больничного режима.
– Попались, – вздохнула Руслана и вдруг хихикнула, точно нашкодившая девчонка. – Влетит нам.
– Выпишет! – с комическим ужасом охнул Рушан. – Как пить дать, выпишет. И сам в звездолёт затолкает!
Массивная фигура в окне шевельнулась и шагнула в сторону, прячась за занавеской.
9. 'Носок' для нагуаля
Полигон располагался на границе Мёртвого Пространства, разросшегося вокруг одного из нагуалей. Щёткин с Рахматовым шли вдоль выстроенных замысловатым зигзагом агрегатов.
– Вы уверены, что распространению полей почва не станет помехой? – сомневался Щёткин. Ему всё ещё не верилось, что проникшие сквозь земную кору и опутавшие ядро нагуали не укроются от невидимых капсул.
– Эксперименты показывают, что торсионные поля проходят через любые среды без потерь интенсивности. Единственно, что вызывает у меня вопросы, насколько подчиняются живущие по иным законам нагуали этим правилам.
– М-да, иная реальность… – пробормотал Щёткин. – Чёрт её дери!
– В любом случае, если удастся хотя бы капсулировать нагуаль и порождённое им Мёртвое Пространство, мы остановим их рост.
– Думаете? – президент ВКБГА недоверчиво глянул на Рахматова.
– Надеюсь. В ЦЭКО сегодня капсулируют самые агрессивные опухоли, останавливая их распространение.
– Пациенты всё же люди, принадлежащие нашему миру.
Рушан вздохнул. Те же мысли мучили и самого Рахматова.
– У нас нет другого выхода. Не на прогулку же мы сюда приехали с этими игрушками. – Рушан махнул головой в сторону гигантских, похожих на пушки агрегатов.
– Да уж, – Щёткин окинул взглядом торсионную 'артиллерию'. – Говорите, жива наша Руслана?
– И очень деятельна! – Рахматов расхохотался. – Устроила недавно грандиозную головомойку парикмахеру за чудаковатую стрижку. Хочет перед мужем предстать во всей красе. Через неделю улетает. Я там немного поспособствовал с комиссией…
– Полное выздоровление?
– Стопроцентное. Даже на месте иссечения метастазов ткани восстановились. Кроме того, торсионные поля обладают памятью. Так что рецидивы практически исключены. Ну, разумеется, если не начать с тупым упорством раскручивать эти самые поля влево.
– Что ж, – Щёткин ещё раз глянул на 'пушки' – врежем нашими 'Русланами' по врагу?
– С восторгом.
Мужчины пошагали к небольшому строению, где ждал своего часа пульт управления.
Рушан напряжённо смотрел на моделирующую панель. Спутниковый сканер передавал чёткую голограмму – ветка нагуаля, поросшая мхом Мёртвых Пространств, тонкие усики новых побегов иных реальностей. Подкрашенные для контрастности кроваво-красным, выглядели они пугающе. Торсионные поля на реконструкции решили обозначить синим цветом. После доработки прибора поиск поражённых пространств осуществлялся автоматически.
– Ну, с Богом, – Щёткин сжал спрятанные в карманах комбинезона кулаки.
– Вселись, Господи, в его руки! – повторил услышанную у операционной молитву Рахматов.
– Пли!
Рушан коснулся стартового значка. По алым ветвям медленно поползли индиговые язычки.
– Пошли, – заворожено прошептал главный инженер проекта Рихард Ирге. – Вроде носок натягивает, сволочь! Эх, в космос бы наших 'Русланок'! Генеральную уборочку домену.
– Будет тебе и уборочка, – не оглядываясь, буркнул Рахматов. – Сейчас соорудим пылесос вселенских масштабов и…
– Да не сглазьте вы! – прошипел Щёткин. – Чёрт ещё знает, что там будет твориться внутри капсулы!
– Вы сейчас торсионке лево руля дадите, – пригрозил Рахматов. – Кто знает, вдруг эти нагуали разумны и заложенных нами характеристик сред будет недостаточно для поддержания заданного направления полей. Только положительная информация!
– Всё будет отлично, – пробубнил Ирге. – Не зря же нам был послан Несущий!
– Отлично, – подтвердил Рахматов.
– Будет, будет! – закивал напросившийся на эксперимент Лоханкин.
– Сумасшедший дом, – проворчал Аристарх. – Не научный эксперимент, а какое-то коллективное камлание!
Отправленный неделю спустя внутрь капсулы зонд исчез бесследно, растворившись в агрессивной и чуждой реальности Мёртвого Пространства. Неведомый мир иных законов, окружённый торсионными полями, продолжал существовать. Рахматов был подавлен. Радовало одно – рост нагуаля полностью прекратился.
– Уже неплохо, – утешал Рушана Бердин, к которому Рахматов теперь частенько заглядывал, чтобы подпитаться оптимизмом. – Я же говорил, капсула позволяет выиграть время. А время – это шанс!
У доктора дела шли куда лучше – вставали на ноги даже больные, получавшие лишь симптоматическое лечение, призванное не спасать, а только облегчать последние дни. Было чему порадоваться.
– Трудная пациентка Земля, – вздохнул Рахматов. – То ли позитивно мыслить не умеет, то ли…
– Может, и не умеет, – согласился Бердин. – А ещё, знаете ли, бывают пациенты, которые не верят своему врачу.
– Почему?
– По-разному. Иногда по природе своей недоверчивы. Те мало кому верят, себе в том числе. Не верят, что справятся. Тем более, не верят, что кто-то им пытается помочь. А, бывает, разуверился в нас больной. Не везло ему с врачами. Слишком часто сталкивался с их равнодушием и жестокостью. Боюсь, это как раз наш случай. С такими труднее всего.
– Да уж, – Рушан покачал головой – человечество тот ещё врачеватель. Прямо скажем, коновал. Ему довериться сложно после… всего.
– Согласен. – Доктор задумался. – Однако мне не даёт покоя одна ваша фраза.
– Какая?
– Вы раз сказали, что нагуали лишь следствие болезни. Скажем так, метастазы. Но метастазы лечить бесполезно, если не уничтожен основной очаг – опухоль.
Рушан покрутил в руках чашку с кофейной гущей. Чёрная кашица растеклась по дну жирным знаком вопроса.
– К сожалению, опухоль не в нашей власти. ФАГ – вот очаг.
– Фундаментальный Агрессор, – Бердин нахмурился. – Тогда получается, Земля выписана на симптоматическую терапию и её гибель только дело времени? А вы утверждали, что я Несущий.
– Трудно сказать. Вероятно, если бы не вы, нашей планеты уже бы не существовало. Нагуали остановлены, заперты в капсулы. Мы отвоевали ещё немного времени. Как вы там говорили? Время – это шанс?
– М-да… К тому же… Руслана завтра улетает к своим. – Бердин расплылся в улыбке. – Придёте проститься?
– А как же! Универсум по имени Руслана продолжает игру!
– И ещё многие и многие Универсумы! За них, коллега!
– За них!
Бердин с Рахматовым чокнулись бокалами с коньяком, за бутылку которого Рушан отдал кругленькую сумму. В воздухе разлились мягкие волны ароматов. Где-то за пределами Земли кудрявились виноградники, напитывались солнцем спелые сочные гроздья.
10. Земля – inoperabilis
Экстренное совещание в кабинете Щёткина не предвещало ничего хорошего. Рахматов с группой как раз собирался лететь на очередной воздвигнутый в считанные дни полигон. Новый нагуаль прострелил Таймыр. На возражение Рушана босс бросил:
– Отложить!
Худшие опасения Рахматова оправдались.
Щёткин хмуро взирал на притихшее собрание.
– Выходит, вариантов нет? – нарушил тишину Лоханкин.
– Для Земли нет, – отрезал Щёткин. – Корабль на Эмерию стартует через три дня. Думаю, более чем достаточно, чтобы собраться. База сворачивается полностью.
– Пакуем чемоданы, – горько пошутил кто-то. – Жаль старушку.
Приглашённый на совещание Бердин заворочался на стуле, прокашлялся.
– Будут ли приняты меры, чтобы за три дня эвакуировать как можно больше людей?
– За три дня? – переспросил Щёткин. – Все места зарезервированы на годы вперёд. Единственно, что мы можем, не придавать огласке полученные нами данные. Чтобы не сеять панику.
– Неужели нет возможности… облететь их что ли! – прогремел Бердин. – Как же так?! Ладно Марс, на нём не было разумных существ, которые могли хоть что-то сделать, чтобы обойти эти проклятые нагуали. Но Земля! Даром она нас кормила миллионы лет?
Пылкости доктора никто не улыбнулся.
– Леонид Сергеевич, – сдерживая негодование, произнёс Щёткин – планета – не флай и не космический корабль. Её невозможно пилотировать. Траектория движения Земли во Вселенной неподвластна человеку. Не знать этого не может даже тот, кто далёк от астрономии. Уничтожить нагуали, проросшие в космическом пространстве, мы также не имеем возможности. С земными-то пока не очень справляемся. Мы можем лишь наблюдать момент гибели планеты и, возможно, передать результаты этих наблюдений через межгалактическую сеть на 'челноки'. Вероятно, там когда-нибудь найдут м