— Да-а, устроились вы, конечно, неплохо, — оказал Мартынов раздумчиво. — Но имейте в виду, скоро тесновато вам будет, товарищи дорогие.
Забелин и Осадчий недоуменно переглянулись: почему тесновато, если сделано все по плану, с учетом указаний инженера из штаба округа.
— Это верно, — согласился Мартынов. — Сделано все по плану. И сооружения ваши добротные. Но я ведь о перспективе гадаю.
Когда учебное поле со всеми сооружениями осталось позади, Мартынов остановился и, посмотрев на Забелина и Осадчего, вдруг сказал:
— Понимаете, к чему я клоню, товарищи? Сделали вы очень многое. И мы вас ценим за это. Но в нашем военном деле, сами понимаете, занял позицию, выполнил задание — переходи на другую, не задерживайся, если не хочешь, чтобы противник набрался силы. Так же мы воевали в Отечественную, верно?
— Верно, так воевали, — сказал Забелин. — Но я не представляю, куда вы нас переселять собираетесь, товарищ генерал-полковник?
— Почему переселять? — улыбнулся Мартынов. — Я не о переселении толкую, Андрей Николаевич. Вы помните ракеты, которые мы показывали вам зимой на сборах?
— А как же? Великолепные ракеты. Чудо-ракеты!
— Ну вот и считайте их своей перспективой.
— Это что же, переход на новую технику? — озабоченно спросил Забелин.
— Да, переход, — сказал Мартынов. — Правда, вопрос этот еще решается в министерстве. Могут, конечно, переиграть. Но теперь, после учений, я буду настаивать, чтобы новые ракеты были именно в вашем училище. У вас есть крепкие творческие люди. А это главное. Ну а парки, учебное поле и все прочее перестроить придется. Для расширения территории у вас есть все возможности. Вон она, степь, какая! — Мартынов повернулся и показал рукой в ту сторону, где за корпусами училища и за дальними увалами дремала под солнцем невидимая отсюда высота Ковыльная. — Да и сюда расширять свои владения вам никто не мешает, — полушутливо заметил командующий и посмотрел кверху. Осадчий и Забелин тоже подняли головы.
Над городком от горизонта до горизонта сияло омытое недавним дождем высокое степное небо.
38
На четвертый день после учения, перед вечером, дежурный по батарее курсант Богданов доложил Крупенину, что к нему пришла девушка.
— Какая девушка? — удивился Крупенин.
— Не знаю, — ответил курсант с таинственной улыбочкой. — Блондиночка, симпатичная. Просила доложить.
Старший лейтенант вышел из канцелярии. У двери возле дневального стояла Люся в легком синем плаще, простеньких туфлях и маленьком сером берете, будто школьница.
— О, кого я вижу! — громко воскликнул Крупенин. — Какими судьбами?
Люся улыбнулась и смущенно скользнула взглядом по лицам окружающих.
— Меня врач наша прислала, Любовь Ивановна. Мы с ней тут в медпункте занятия проводим. Иди, говорит, проверь Красикова. Вот я и пришла.
— Что же, проверьте, — сказал приветливо Крупенин и пригласил Люсю в канцелярию, а дневальному приказал побыстрей сходить в парк за Красиковым.
— Так он уже сам скоро прийти должен, — объяснил Богданов. — Время.
— А вы поторопите…
В канцелярии Крупенин помог Люсе снять плащ и берет и, убрав со стола служебные бумаги, усадил девушку на свое командирское место.
— Ох и придирчивый вы народ, медики, — заговорил он шутливо. — Нигде от вас не скроешься, найдете:
— Обязанности, — ответила Люся и объяснила: — Ведь ему, Красикову, давно бы самому побывать у нас в госпитале нужно было. А он, видите, у вас какой: ушел и позабыл все наказы Любовь Ивановны.
— Да, знаете ли, — сказал Крупенин, — тут, конечно, мне нужно было настойчивость проявить. А он, Красиков, что… Не болит нигде — и ладно.
— Вот и все так, — пожаловалась Люся. — Сколько ни говори — ноль внимания.
— Понятно. — Крупенин улыбнулся. В душе он был рад, что Красиков совершенно забыл и о своей болезни, и о госпитале, что вообще все обошлось довольно благополучно.
Когда пришел Красиков, девушка вдруг вспыхнула, но быстро взяла себя в руки и с профессиональной дотошностью стала его допрашивать:
— Ну, как вы себя чувствуете, Красиков?
— Да ничего вроде, все нормально, — пожимая плечами, отвечал Красиков.
— А рука почему забинтована?
— Поцарапал малость на учении.
— Он герой у нас, — сказал Крупенин. — Серьезную аварию предотвратил.
— Правда? Вот вы какой, Красиков!..
Курсант чувствовал себя неловко, но в то же время ему было приятно, что командир так хорошо сказал о нем в присутствии Люси.
В дверях появился лейтенант Беленький. Он хотел что-то сообщить, но Крупенин движением руки остановил его и вместе с ним вышел из канцелярии.
— Не будем, товарищ лейтенант, мешать медицине, — сказал он вполголоса.
Беленький понимающе улыбнулся.
— Ну вот, Коля, я и нагрянула к вам. Не думали и не гадали, наверно? — решилась первой заговорить Люся, когда они остались одни.
— Правда, не думал, — признался Красиков. — Как это вы осмелились?
— Осмелилась вот. А вы позабыли про наш госпиталь вовсе?
— Нет, почему же. — На лице у Красикова проступил легкий румянец. — Я помню все. Очень даже.
— А тот, что лежал с вами рядом… Как его?
— Беткин, что ли? — догадался Красиков.
— Ну да, он. Приходил уже несколько раз.
— Чего ему нужно?
Люся, махнув рукой, рассмеялась.
— Ой, такой странный человек. До сих пор не может никак расстаться с нами. Любовь Ивановна уже сказала ему: не ходите, хватит. А он через два дня опять заявился. Я, говорит, просто на консультацию. Надо же!
— Понятно, — сказал Красиков, нахмурившись. — И вы его консультируете, конечно?
С минуту они молчали.
— Только вы не обижайтесь на меня, — тихо, почти шепотом, попросил ее Красиков. — Это я так, по злости на Беткина.
— А я знаю, — так же тихо сказала Люся.
— И за то, что не приходил, тоже не сердитесь. Не мог я. Никак не мог. А я ведь вам писал, — признался Красиков. — Сколько раз начинал, а закончить так и не удалось.
— Правда?
— Честное слово.
Он достал из кармана листок с мелкими, неровными строчками и, сконфуженный тем, что так по-мальчишески приходится оправдываться, показал его Люсе. Она пробежала взглядом по первым строчкам: «Вчера уже совсем было собрался к вам на Вязовую, но непредвиденно пришлось задержаться…» — и растроганно сказала:
— Ну вот, буду считать, что получила. Послушайте, Коля. Вы сегодня не можете взять увольнительную?
— Сегодня?
— Ну да. Ведь суббота. У нас в институте занятий нет. А если сегодня нельзя, то завтра. Поговорите со старшим лейтенантом. Он к вам очень хорошо относится. Я это еще в госпитале заметила.
— Он у нас ко всем хорошо относится. Только просителей не любит.
— Жаль. А то бы в кино сходили. Я уже давно не была.
— Почему?
— А так, настроения нет. Вот сегодня пошла бы. Как раз новая картина — «Неожиданное свидание».
— Интересно, к нам подходит, — заметил Красиков.
— Верно. Тоже неожиданно.
— Хорошая ты девушка, Люся. — Он впервые назвал ее на «ты» и положил свою ладонь на ее руку.
Возвращаясь в канцелярию, Крупенин заметил, что в казарме появился Беткин. Это насторожило Крупенина, и он, подозвав курсанта, спросил: — Вы что тут делаете, Беткин?
— А ничего, товарищ старший лейтенант, — бойко ответил курсант. — Просто соскучился.
— По ком же, интересно?
— Так, вообще.
— Хитрите, Беткин?
— Да нет, товарищ старший лейтенант, не хитрю.
— Тогда идите к себе. А вечером на телевизор, пожалуйста, милости просим.
— Слушаюсь, — нехотя ответил Беткин и так же нехотя ушел из казармы.
Наблюдавший за всем этим лейтенант Беленький сказал Крупенину с улыбкой:
— А верно вы угадали, товарищ старший лейтенант. Это он за сестрой решил приударить, точно.
Когда Крупенин и Беленький вернулись в канцелярию, Люся уже стояла одетая, но уходить не торопилась. Берет ее был еще в руках у Красикова, и тот, как показалось командиру батареи, тоже не очень-то хотел, чтобы девушка быстро ушла.
— Ну, как результаты осмотра? — спросил Крупенин.
— Ничего, все хорошо, — ответила Люся.
— Значит, опасностей никаких?
— Какие опасности, что вы!
— Значит, и в город отпускать его можно?
— Конечно, — улыбнулась Люся.
— Тогда придется дать Красикову сегодня увольнительную. — Крупенин посмотрел на лейтенанта: — Вы не возражаете?
— Никак нет.
— Ладно, идите, Красиков, собирайтесь. Кстати, и сестру проводите.
У большого курсантского зеркала, где Красиков торопливо прихорашивался, к нему подошел Винокуров.
— Что, Коля, готовишься в город?
— Как видишь.
— С Люсей, конечно?
Красиков сделал вид, что не расслышал вопроса, но Винокуров не отступал:
— Да ты не скрывай. Я ведь все знаю. Везучий ты парень, вот что скажу. Молчал, молчал и закрутил вон как. А я, дурак, записочку с тобой передал. Сказал бы мне раньше: не лезь, мол, хватит.
Взволнованный Красиков повернулся к приятелю:
— Знаешь, Саня!
— Ну чего «знаешь»! Чего? — Винокуров понизил голос до шепота, чтобы никто не слышал его, кроме Красикова. — Ну я не показался ей, а ты показался. Теперь же все ясно. Любовь, она вроде ежа — со всех сторон одни иглы. Не уколешься — молодец будешь. А Люся, еще раз скажу тебе, царь-девушка.
Неожиданно появился Иващенко, взял Винокурова под локоть, шутливо спросил:
— Ну що ты, Сашко, мешаешь человеку, а?
— Я, мешаю? — Винокуров удивленно вытянул губы. — Это он мне мешает. Эх, Олесь, Олесь. Поеду я и в самом деле с тобой летом на Украину. Познакомлюсь в Сорочинцах с красивой девушкой. А тут не буду больше знакомиться. Не везет мне тут, Олесь.
— А яка нужда тебе шукать дивчину в Сорочинцах? — с нарочитой серьезностью сказал Иващенко. — Щось у нас в Цыбуле красивых дивчин нема?
— Хорошо, найдем в Цыбуле, — согласился Винокуров. — Только ты, Олесь, не бери с собой Колю Красикова. А то он и там биографию мне испортит.