Таким образом, мир, в котором физические двойники людей будут вести себя иначе, должен отличаться от мира, в котором они реально существуют. Причем я должен мыслить эти отличия так, чтобы они могли быть даны в моем опыте. Но я не могу допускать, что отличия, о которых идет речь, не выходят за пределы моих приватных состояний, — ведь они должны быть даны в опыте и других людей. Поэтому я должен считать, что отличия, скоррелированные с разным поведением физически одинаковых людей, сами имеют физический характер. Этот вывод я могу перенести и на себя. Наличный мир (т. е. совокупное событие, которым он, собственно, и является) и мир, в котором я был бы таким же в физическом плане, но вел себя иначе, должны отличаться в каких‑то других физических отношениях. Поскольку локально они тождественны — так как в обоих есть один и тот же я (рассматриваемый исключительно со своей физической стороны) в одном и том же окружении, — то это отличие должно проявляться за пределами его совпадающих мест. Так вот, разницу в поведении меня и моего гипотетического двойника можно в принципе объяснить ссылкой на эти удаленные физические различия.
В общем, можно сказать, что мое будущее поведение все же имеет физические корреляты в наличном состоянии мира, разве что эти корреляты не локальны, а разнесены со мной в пространстве. Тем не менее этого вполне достаточно, чтобы спасти принцип каузальной замкнутости физического в его традиционном понимании. Но тогда мы возвращаемся к старой проблеме, хотя в несколько иной формулировке: подтверждая глобальную супервентность ментального на физическом, не приведет ли тот тезис к восстановлению эпифеноменализма? Если мое поведение все же имеет физические корреляты, пусть и нелокальные, то какую роль играют квалиа?
На этот вопрос можно предварительно ответить следующим образом. Во-первых, сами квалиа очевидным образом скоррелированы с теми физическими коррелятами моего поведения. И они тоже нелокальны, правда в несколько ином смысле: они вообще не даны в публичном пространстве, а не только в данном локусе[59]. Во-вторых, квалиа все же связаны с локусом мозга, так как зависят от мозга. В этом смысле они, наоборот, локальны. В-третьих, нелокальные физические корреляты моего поведения прямо не влияют на мозг в момент, предшествующий переходу мозга из одного состояния в другое, а значит, и вообще напрямую не влияют на него — если бы они влияли, нельзя было бы говорить о моем физическом тождестве с двойником, так как его поведение сопряжено с другими нелокальными коррелятами и их влияние было бы другим, что неизбежно приводило бы к обнаружению нашей физической неодинаковости.
Объединяя эти моменты, получаем вот что: поскольку нелокальные физические корреляты моего поведения не оказывают прямого влияния на физическую систему мозга, тогда как квалитативные состояния, в силу их сопряженности с мозгом, могут делать это, то глубинными причинами нашего поведения, поскольку оно вообще зависит от нелокальных, т. в., в частности, от квалитативных факторов, сознательных состояний, являются именно последние, а не нелокальные физические корреляты. Если бы произошло чудесное вмешательство в ход физических процессов и за мгновение до моего поступка, скоррелированного с нелокальными физическими факторами, эти корреляты были бы уничтожены, то я повел бы себя точно так же, как если бы они остались на месте — так как настоящими движущими причинами моего поведения, помимо локальных физических факторов, были вовсе не эти нелокальные корреляты, а квалитативные, приватные ментальные состояния. Иначе говоря, мы видим, что в этой ситуации на роль эпифеноменов моего поведения претендуют, скорее, не сознательные состояния, а физические факторы.
Но здесь, конечно, надо быть осторожным в формулировках. Нелокальные физические корреляты моего поведения все же могут быть названы его физическими причинами, так как их статус соответствует базовым характеристикам физических причин — «чудесное вмешательство», о котором шла речь выше, нереально[60]. И принцип каузальной замкнутости, который мы защищаем, требует именно признания наличия у каждого физического действия физической причины. С другой стороны, эти корреляты все же не вполне обычные причины, так как они работают через квалитативные состояния, которые тем самым оказываются условиями их действенности, а значит, чем‑то более фундаментальным — что и позволяет трактовать первые как некое подобие эпифеноменов, хотя и не более чем подобие.
Одним словом, если мы рассматриваем мозг как локальную систему, то у нас есть все основания говорить, что ее поведение определяется в том числе и квалитативными ментальными состояниями — локальный эпифеноменализм ложен. Если же мы берем мир в целом, то мы могли бы говорить об эиифеноменальности подобных состояний — хотя с равным основанием можно было бы счесть каузально неэффективными, наоборот, нелокальные физические корреляты нашего поведения. Такая двойственность, правда, не есть достоинство. И в действительности оба упомянутых варианта неверны. Так что если мы хотим онтологической точности, то можно сказать, что ментальные состояния являются условиями действенности нелокальных физических причин — большего здесь и не требуется[61].
И все же без дальнейших уточнений не обойтись. Хотя с онтологической точки зрения обозначенная позиция достаточно ясна и хотя я уже привел некоторые аргументы в ее пользу, они, по правде говоря, не являются решающими. А если они не решающие, то мы оказываемся в ситуации, где могут воспроизвестись все старые вопросы — и «трудная проблема» вновь ускользнет от своего решения.
Все дело в том, что пока я так и не привел убедительного доказательства необходимости сознания, приватных состояний, для реализации нелокального физического влияния. Если такое доказательство не будет найдено, то наличие сознания по-прежнему будет казаться чем‑то необъяснимым и по-прежнему будет неясно, почему паши действия не могут детерминироваться чисто физически.
Как и раньше в подобных запутанных случаях, обратимся К феноменологическому анализу наших базовых убеждений. Ранее мы видели, что (1) у нас есть все основания считать, что определенные сингулярные события каузально связаны с другими сингулярными событиями и их рядами, образующими автономные цепи. Иначе говоря, мы исходим из того, что каузальные ряды, обнаруживающиеся в нашем мире, локальны и поэтому реализуемы в других возможных мирах (хотя, конечно, наверняка лишь в тех, которые близки нашему настолько, что их состояния можно приравнять к будущим состояниям нашего мира). Мы также выяснили, что (2) присущий нам механизм ожидания событий устроен так, что на эти ожидания влияет имеющееся у нас представление о том, какой именно каузальный ряд привел к той причине, действия которой мы в данный момент ожидаем. Кроме того, было показано, что (3) различия в прошлых каузальных рядах такого рода неизбежно экстраполируются нами на наличное состояние мира и что эти наличные различия имеют нелокальный характер по отношению к рассматриваемым нами рядам.
И вот тут решающий момент. Нам надо понять, почему при такой структуре ожидании мы не считаем, что все физические события не полностью детерминированы локальными факторами. Ответ состоит именно в том, что — обобщая опыт реальных каузальных зависимостей — мы изначально исходили из того, что в нашем мире физические события детерминируются локальными причинами, а принятие вышеописанной схемы отменяло бы это допущение, обозначенное выше как пункт (1). Поэтому, конструируя свои ожидания относительно поведения тех или иных материальных систем, обычно мы игнорируем вопрос, каким образом они пришли к нынешнему состоянию, полагая, что физическая причинность действует локально и на основе наличных физических обстоятельств. Вместе с тем мы не можем исключать, что если бы прошлый опыт аккумулировался внутри самих каузальных рядов на приватном уровне, этот опыт мог бы оказывать влияние на ход физических событий. Так оно и выходит. И лишь в этом случае мы можем соотносить происходящие события с нелокальными физическими коррелятами приватных ментальных состояний — а фактически соотносить их с состоянием мира в целом. Но нарушения естественно принимаемого допущения автономности каузального ряда, связанного с историей, к примеру моего организма (возникающего в конечном счете от пересечения чисто физических рядов, автономность которых не вызывает сомнений), все равно не происходит, ибо нелокальные факторы могут рассматриваться как определяющие причины моего поведения лишь при допущении, что они действуют через приватные ментальные состояния, отражающие историю развертывания этого каузального ряда.
При понимании того, что нелокальные физические причины могут действовать только через локальные в одном смысле — т. е. сопряженные с данным автономным рядом — и нелокальные в другом смысле — приватные — факторы, становится очевидной невозможность обойтись без квалиа, без приватного измерения[62]. При этом само приватное измерение, разумеется, может обнаружиться лишь при определенных структурных предпосылках, при определенной организации материальной системы, в которой оно существует.
А чтобы понять, о какого рода организационных принципах здесь может идти речь, отметим, что, поскольку квалиа, как мы выяснили, должны быть связаны с нелокальными физическими явлениями, а не локальность — феномен, хорошо известный квантовой физике, то мы можем попробовать соотнести сознание с квантовыми феноменами (хотя при этом надо стараться избегать разного рода спекуляций). Самый наглядный способ сделать это — вспомнить, что, согласно нашим выводам, события, происходящие в мозге как физической системе, не полностью детерминированы локальными физическими обстоятельствами. И если — гипотетически — в какой‑то момент лишить мозг квалиа, то его состояние в следующий момент времени можно мыслить наподобие суперпозиции множества его возможных изменений. Соответственно, роль квалиа в таком случае сопоставима с фактором, вызывающим коллапс волновой функции, — но ведь именно эта роль может отводиться квалитативным состояниям (сознанию) в ряде интерпретацией квантовой механики