Вик открыл новую дверь, и я вошел вслед за ним в маленький просмотровый зал.
— Где ты ее откопал? — спросил я.
— В стенографическом бюро, — ответил он. — Но Марта — бакалавр психологии. И неплохая актриса. Возможно, после того как ее увидят Брейден и члены дирекции, ей удастся сделать карьеру в кино.
Вик во что бы то ни стало хотел, чтобы я довел осмотр до конца.
— Само собой разумеется, — заявил он, — чувствительности в один лимин у первых машин нам не добиться. Для начала достаточно, если они будут различать резкие контрасты. Для этой цели были сняты специальные фильмы. Каждый состоит из ряда контрастирующих кадров. Сначала идет кадр, снятый в строгом соответствии с требованиями кодекса. Затем следует сходный кадр, но снятый так, что во многих, если не во всех деталях он оказывается явно неприемлемым.
Когда мы сели (перед креслом Вика был установлен внушительный пульт управления), он нажал кнопку, свет померк и заработал кинопроектор. Каждому кадру предшествовало краткое вступление и за каждым кадром следовал краткий анализ — текст читала мисс Андерсон своим невозмутимым, бесстрастным голосом. Фильмы, однако, отнюдь не способствовали сохранению бесстрастности. Осматривая лабораторию Вика, я все время чувствовал, что качусь по наклонной плоскости, и когда снова вспыхнул свет, я, несомненно, достиг самого дна.
— А Брейден тоже видел все это? — осведомился я.
— Только диграммер, — ответил Вик.
— Такая штука тебе с рук не сойдет, Вик. Даже в Голливуде.
Вик чуть не расхохотался.
— Об этом предоставь беспокоиться мне! Да, кстати, ты получил деньги по чеку?
Я кивнул.
— В таком случае надо выпить, и ты расскажешь мне, что ты поделывал последнее время.
Он распорядился, чтобы мою машину перегнали назад в отель, а сам повез меня к «Сиро» на «порше». «Кадиллак» Ларри, разумеется, бледнел перед этой маркой, хотя «порше» и показался мне очень шумным и тряским. Гонщики, если не ошибаюсь, называют такие машины «жесткими».
Весь вечер, то по-пьяному приятный, то смутный, мы вспоминали старые времена, старых друзей и былые приключения, то есть говорили обо всем, кроме того, что меня действительно занимало. Чем объяснялась сумасшедшая затея Вика? Таил ли он давнюю обиду на Голливуд? Расхвастался ли как-нибудь вечером под действием алкоголя, а на другой день оказалось, что ему поверили и поймали его на слове? Или он просто обнаружил возможность заработать легкие деньги — такую же; какую предоставил мне? Вспомнив про мои две тысячи, я пришел к выводу, что он отхватил порядочный куш. Во всяком случае, он смотрел на все это беззаботно, как на веселое развлечение. Однако я беспокоился и за него, и за себя. Как он собирался выйти из положения, в которое себя поставил? Это я узнал перед тем, как мы расстались поздно вечером.
На следующий день я уехал к себе на восток, а Вик на самолете компании «Панамерикэн» отбыл в Сан-Траторио, где состоит теперь при министре внутренних дел советником по вопросам технического образования. Он подыскал себе это теплое местечко за те два праздных месяца, которые провел в Голливуде, работая для «Мегалита». Не сомневаюсь, что его деятельность в Сан-Траторио приносит ему немалые доходы.
Не знаю точно, как вел себя мистер Брейден, когда осматривал лабораторию на следующий день. Вероятно, сохранял полное хладнокровие, не выходя из своей роли невозмутимого администратора. Я скоро сообразил, что он вряд ли захочет предавать эту историю огласке. А позже я узнал, что он оказался даже еще более находчивым, чем я предполагал. Судя по всему, афера Вика в конечном счете не причинила ему значительных убытков. Лаборатория была использована для съемок «Космического чудовища» и выглядела на экране великолепно. Абстрактные рисунки вы, возможно, видели на галстуках. И мне даже довелось еще раз посмотреть кое-какие из тех лент, которые показывал мне Вик, — в кулуарах конференции по электронике, устроенной в одном из штатов Среднего Запада. Но Марта Андерсон не стала кинозвездой. Ее имя значилось рядом с именем Вика на открытке, которую я получил от него на прошлое рождество.
Клиффорд СаймакФАКТОР ОГРАНИЧЕНИЯ
Вначале были две планеты, начисто лишенные руд, выработанные, выпотрошенные и оставленные нагими, словно трупы, обглоданные космическим вороньем.
Потом была планета с волшебным городком, наводящим на мысль о паутине, на которой еще не высохли блестки росы, — царство хрусталя и пластиков, исполненное такой чудесной красоты, что при одном лишь взгляде щекотало в горле.
Однако город был только один. На всей планете, кроме него, не отыскали никаких признаков разумной жизни. К тому же он был покинут. Несказанной красоты город, но пустой, как хихиканье.
Наконец, была металлическая планета, третья от Светила. Не просто глыба металлической руды, а планета с поверхностью — или крышей — из выплавленного металла, отполированного до блеска ярких стальных зеркал. И, отражая свет, планета сверкала, точно второе солнце.
— Не могу избавиться от ощущения, — проговорил Дункан Гриффит, — что это не город, а всего-навсего лагерь.
— По-моему, ты спятил, — резко ответил Пол Лоуренс. Рукавом он утер пот со лба.
— Пусть выглядит он не как лагерь, — настойчиво твердил Гриффит, — но все же это место привала, временное жилье.
«Что до меня, то он выглядит как город, — подумал Лоуренс. — И всегда так выглядел, с того мгновения, как я увидел его впервые, и всегда так будет. Большой и пронизанный жизнью, несмотря на атмосферу сказки, — место, где хорошо жить, мечтать, черпать силы и смелость, чтобы претворять мечты в жизнь. Великие мечты, — думал он. — Мечты под стать городу — людям на сооружение подобного понадобилось бы тысячелетие».
— Одно мне непонятно, — сказал он вслух, — причина такого запустения. Здесь нет и следов насилия. Ни малейших признаков…
— Жители покинули его по доброй воле, — отозвался Гриффит. — Вот так просто снялись с места и улетели. Очевидно, этот город не был для них родным домом, а служил всего лишь лагерем, не оброс традициями, не окутался легендами. А лагерь не представлял никакой ценности для тех, кто его выстроил.
— Лагерь, — упрямо возразил Лоуренс, — это всего-навсего место привала. Временное жилье, воздвигается наскоро, комфорт создается по возможности подручными средствами.
— Ну и что? — спросил Гриффит.
— Здесь был не просто привал, — пояснил Лоуренс. — Этот город сколочен не кое-как, не на скорую руку. Его проектировали с дальним прицелом, строили любовно и тщательно.
— С человеческой точки зрения — бесспорно, — возразил Гриффит. — Но здесь ты столкнулся с нечеловеческими категориями и с нечеловеческой точкой зрения.
Присев на корточки, Лоуренс сорвал травинку, зажал ее зубами и принялся задумчиво покусывать. То и дело он косился на молчаливый, пустынный город, сверкающий в ослепительном блеске полуденного светила. Гриффит присел рядом с Лоуренсом.
— Как ты не понимаешь, Пол, — заговорил он, — ведь это временное жилье. На планете нет остатков старой культуры. Никакой утвари, никаких орудий труда. Здесь вел раскопки сам Кинг со своими молодцами, и даже он ничего не нашел. Ничего, кроме города. Подумай только; совершенно девственная планета — и город, который может пригрезиться разве что расе, существующей не менее миллиона лет. Сперва прячутся под деревом во время дождя. Потом забираются в пещеру, когда наступает ночь. После этого приходит черед навеса, вигвама или хижины. Затем строят три хижины, и вот тебе селение.
— Знаю, — сказал Лоуренс. — Знаю…
— Миллион лет развития, — безжалостно повторил Гриффит. — Десять тысяч веков должны миновать, прежде чем раса научится воздвигать такую феерию из хрусталя и пластиков. И этот миллион лет проходил не здесь. Миллион лет жизни оставляет на планете шрамы. А здесь их нет и в помине. Новенькая, с иголочки, планета.
— Ты убежден, что они прибыли откуда-то издалека, Дунк?
— Должно быть, так, — кивнул Гриффит.
— Наверное, с планеты Три.
— Этого мы не знаем. Во всяком случае, пока не знаем.
— Скорее всего, никогда и не узнаем, — пожал плечами Лоуренс и выплюнул изжеванный стебелек.
— Эта планетная система, — заявил он, — похожа на неудачный детективный роман. Куда ни повернись, натыкаешься на улику, и все улики страшно запутанны. Слишком много загадок, Дунк. Здешний город, металлическая планета, ограбленные планеты — слишком много всего в один присест. Нечего сказать, повезло — набрели на уютное местечко.
— У меня предчувствие, что все эти загадки между собой как-то связаны, — сказал Гриффит.
Лоуренс промычал что-то неодобрительное.
— Чувство истории, — пояснил Гриффит. — Чувство соответствия явлений. Рано или поздно оно развивается у всех историков.
Позади заскрипели шаги, и собеседники, вскочив на ноги, обернулись. К ним спешил радист Дойл из лагеря, который члены экипажа десантной ракеты разбили на планете Четыре.
— Сэр, — обратился он к Лоуренсу, — только что я говорил с Тэйлором, с планетой Три. Он спрашивает, не можете ли вы туда вылететь. Похоже, они нашли люк.
— Люк?! — воскликнул Лоуренс. — Окно в планету! Что же внутри?
— Тэйлор не сказал, сэр.
— Не сказал?
— Нет. Видите ли, сэр, им никак не удается взломать этот люк.
С виду люк был довольно невзрачен. Двенадцать отверстий на поверхности планеты сгруппированы в четыре ряда по три отверстия в каждом, словно перчатки для трехпалых рук. И все. Невозможно было угадать, где начинается люк и где кончается.
— Здесь есть щель, — рассказывал Тэйлор, — но ее едва видно через увеличительное стекло. Даже под увеличением она не толще волоса. Люк пригнан настолько идеально, что практически составляет одно целое с поверхностью. Долгое время мы и не подозревали, что это люк. Сидели кругом да гадали, зачем тут дырки. А нашел его Скотт. Просто катался здесь и увидел какие-то дырочки. Вообще-то можно было смотреть, пока глаза не вылезут, и никогда не обнаружить этот люк, если бы не счастливый случай.