Узнаю итальянцев.
Французские гарнизоны в Неаполе какое-то время еще держались, тем более на их стороне сражались и некоторые несознательные итальянцы типа представителей семьи Орсини. Но недолго музыка играла: замок, обороняемый Орсини, сдался арагонским войскам, сам глава клана Джентиле Вирджинио Орсини попал в плен, где вскоре и умер при таинственных обстоятельствах. Не знаю, может, у него от стресса сердечная недостаточность развилась. Или пневмония какая. Или колика приключилась – от удара кинжалом в живот, такое бывает. Мы же не верим, что его траванули, удушили или зарезали по приказу папы римского. Конечно, не верим!
И, наверное, зря не верим. Ведь папа Александр был не только духовным лидером католиков (формально) и государственным деятелем, но и прославленным мафиози – куда там до него дону Корлеоне. Под всю эту военную шумиху он вдруг осознал, что наступил психологический момент загасить конкурирующую мафиозную фирму – могущественный римский клан Орсини. Ну, пока Святой престол политически силен и как раз тогда, когда такой шикарный повод появился: сражение Орсини на стороне врага. Да и вообще не так давно были у папы с Орсини разногласия относительно земель, проданных (кем) сыном папы Иннокентия VIII Франческо Чибо (кому) Джентиле Вирджинио Орсини (что ж они все не склоняются-то?!), а на самом деле являвшихся собственностью церкви. Ишь чего удумали, казенные земли почем зря разбазаривать! И вообще, неприятное семейство. Можно, конечно, было бы на Орсини натравить клан Колонна, но тогда Колонна, завалив давних соперников, сами чрезмерно усилятся, а зачем папе сажать себе на шею всю эту развеселую коза ностру? Значит, надо справиться своими силами. И поручить зачистку папских территорий надежному человеку, а кто может быть надежнее собственного сына?
Конечно, не все дети богатых и высокопоставленных родителей одинаково полезны, но все одинаково талантливы. Иначе как бы они – без талантов – попадали на высокие должности и в телевизионный эфир? То-то и оно. Но вот когда приходится решать какие-то практические задачи на рабочем месте и, не дай бог, выдавать видный всем результат, сияющий блеск таланта имеет свойство существенно меркнуть и получается какая-то фигня. Не знаю, с чем это связано. Совпадение, наверное. Вот и Хуан Борджиа был блестящим военным стратегом и тактиком, именно поэтому его и назначили командующим папскими войсками и гонфалоньером Церкви. И не надо, пожалуйста, этих ваших грязных намеков про непотизм. Словом, выбрали его для высокой должности и ответственного поручения, потому что он – лучший!
Но что-то пошло не так.
Хуан Борджиа (он же Хуан де Борха, он же Джованни Борджиа, он же, если кому-то больше так нравится, Джованни де Борха, хотя последний вариант – наиболее странный из предложенных) вернулся из Испании во всем подобающем его положению великолепии. Подобающее великолепие, по его мнению, – это когда даже конь почти целиком покрыт золотом, не говоря уже о самом всаднике. Сколько он тем конем затоптал зазевавшихся пешеходов, двигаясь с недозволенной скоростью по территории Испании и Италии, в статистику происшествий не вошло. Ну, может, какой молоденький, неопытный и не получивший от старших товарищей необходимых инструкций инспектор Санта Эрмандады и пытался его остановить и оштрафовать за превышение скорости, но этот су… извините, чуть не вырвалось, папский сын «жестом показал, что его зовут Хуан» и спокойно проследовал дальше. Он вообще считал, что ему все можно, а если вдруг что-то случайно нельзя, то все равно можно, потому что папа отмажет. А что, нормальная мажорская логика, преспокойно дожившая до наших дней и вовсю применяющаяся в том числе на дорогах нашей родины.
Неумеренное чувство собственного величия подпитывалось у Хуана не только тем, что он был сыном папы римского, но и наличием титула герцога Гандийского и родственных отношений с королевской семьей: супруга Хуана, донья Мария Энрикес, приходилась кузиной королю Арагона Фердинанду. То есть он был не последний испанский гранд – «уж и щеголь, уж и франт! В каждом ухе по брильянту – чем тебе не вариант!» (Л. Филатов). Конечно, не за красивые глаза юного Борджиа взяли в знатнейшую испанскую семью и не за выдающиеся военные и управленческие заслуги вручили ему герцогство. Просто папа, как мы помним, в свое время постарался на дипломатической ниве, оказывая услуги Католическим королям Фердинанду и Изабелле. И вообще Испанию не обходил попечением еще с ранних лет своей церковной карьеры.
В общем, прибыл этот прекрасный молодой человек, по уши в золоте и титулах, в Рим, но не только для того, чтобы сорить деньгами, бухать и девок портить (хотя это основное), а и сделать что-то полезное для семьи. Например, матери картошки привезти и завалившийся забор у ее палаццо поправить зачистить Папскую область от мятежной семейки Орсини. Тем более, кстати вспомнился тот факт, что Орсини владели своими замками не по праву собственности, а как викарии (то есть наместники) папы римского. Сами-то Орсини (да и другие викарии) расценивали это как простую формальность, но формальностью это было, пока броня дома Орсини была крепка. А как только их конкуренты усилились, появился повод освободить папских викариев от занимаемой должности и замков в связи с утратой доверия. Освободить-то, конечно, можно, но они же не отдадут, гады. Вот Хуану и поручили это мероприятие, предварительно вручив титул гонфалоньера церкви и заранее передав во владение все замки Орсини, которые удастся завоевать. Для стимула.
Честно сказать, назначение Хуана было скорее имиджевым. Папа с головой дружил и не питал иллюзий относительно способностей своего дитятка, поэтому и послал с Хуаном опытного полководца Гвидобальдо Монтефельтро, герцога Урбинского. Негласно предполагалось, что герцог Урбинский будет воевать, а герцог Гандийский – и тоговать мордой на фоне развевающихся папских штандартов и забирать себе отвоеванные замки. А что, нормальный расклад в условиях непотизма и фаворитизма. Всегда это именно так и работает.
Сначала все шло хорошо. Удалось взять с десяток замков, принадлежащих Орсини. Хуан упивался победой (и не только), пока войско не подошло к стенам замка Браччано, главного оплота Орсини, который оборонял родственник покойного Джентиле Вирджинио – кондотьер Бартоломео д’Альвиано. Сдаваться бравый кондотьер совершенно не собирался, а вот намылить шею всяким выскочкам типа Борджиа был совсем не против.
А тут еще герцог Урбинский взял больничный в связи с ранением, ушел в свой шатер и отключил телефон, чтобы его не доставали просьбами о консультации. Пытливые взоры солдат обратились на Хуана: мол, ты мастер полководец, ты и думай. Давай, командуй, чего делать-то? Чего делать – этого Хуан не знал. Никто же не мог предположить, что ему и в самом деле придется командовать войском. Спросить совета у нижестоящих чинов – западло: он же велик! Будет он еще советы от всякой шелупони слушать. Вот и слонялся вокруг Браччано, оправдывая свое бездействие тем, что гранаты у д’Альвиано не той системы и вообще хорошо бы еще артиллерии под стены подогнать, о чем так и написал в Рим.
Пушки когда еще придут, а между тем защитники крепости не только успешно держали оборону, но и даже, говорят, высылали свои отряды за стены. Такие отряды иной раз и до подступов к Риму добирались. Однажды Чезаре Борджиа вышел покурить в неглиже, так они его чуть не сцапали. Хорошо, что Чезаре уже привык выходить на перекур и в туалет с конем и эскортом, так что ему удалось вырваться из цепких лап врагов. Мысли Чезаре в отношении его брата легко реконструировать. Я думаю, кратко их можно выразить, используя знаменитую фразу министра иностранных дел РФ. Чезаре и раньше-то был недоволен, что папа все плюшки щедрой рукой отсыпает Хуану, а тут уж вообще озверел.
О дальнейших событиях вокруг Браччано злые языки рассказывают совсем уже какие-то непотребные вещи. Д’Альвиано сделал очередную вылазку, выбил осаждавших с передовых укреплений, а потом через брешь в стене выгнал осла, предварительно повесив на него табличку типа «Иду на переговоры с герцогом Гандийским». То есть имелось в виду, что осел – достойный собеседник для Хуана, равный ему по интеллектуальному уровню. Других дипломатов, как бы говорил д’Альвиано, у меня для вашего герцога нет. Остальные слишком для него умные, не потянет беседу. Получается, никакого уважения к своему сопернику Орсини и их родственники почему-то не испытывали. Под хвостом осла обнаружили письмо, содержавшее точную характеристику морального облика и полководческих способностей главнокомандующего папской армии. Еще обиднее стало, когда сторонники Орсини собрались с силами и двинулись на помощь осажденным. Пришли и расчихвостили осаждающих так, что пух и перья полетели. Хуан был ранен, герцог Урбинский взят в плен.
Папе пришлось заключить с Орсини мир. Правда, по условиям мира Орсини выражали свою сыновнюю покорность Святому престолу и вносили пятьдесят тысяч дукатов в папскую казну. Однако потребовали те же пятьдесят тысяч как выкуп за герцога Урбинского. Своего рода потлач[8] по-итальянски. Ну, Борджиа бы не был Борджиа, если бы не решил проблему в свою пользу: взнос он забрал себе, а выкуп повесил на семью герцога Урбинского Lucro![9]
Кто, быть может, подумал, что по результатам своих военных успехов Хуан получил от папы по ушам, тот явно не учитывает ни исторических, ни современных нам реалий. Хуан получил вовсе не по ушам, а орден. Его пышно чествовали как победителя и защитника правого дела церкви, перечислялись его выдающиеся заслуги перед отечеством и восхвалялись его недюжинные способности. Все это в торжественной обстановке, с музыкой и фуршетом.
На второй ступеньке пьедестала почета стоял Джованни Сфорца – актуальный на тот момент муж дочери папы Лукреции. И неважно, что в войне и последующих событиях он себя проявил как-то не очень. Разве что когда его родственник, миланец Лодовико Сфорца, опять метнулся на сторону французского короля Карла, Джованни остался верен папе, то есть тестю. Но я согласна, что Джованни надо было обязательно наградить, еще и молоко за вредность выдавать ежемесячно: быть мужем женщины из семьи Борджиа – уже само по себе достойно награды. Лишь бы не посмертно.