Я могла бы и сама догадаться.
– Ничего такого. Просто я подумала, что после последнего матча тебе не помешает немного отдалиться от парней.
– И поэтому мы снова пришли на хоккей? – В его голосе слышится веселье.
– Да, – равнодушно пожимаю я плечами. – Это был последний выходной перед тем, как команда отправится в Бостон. Мне нужно было проведать паренька, так что я подумала: «Почему бы не прихватить с собой лучшего?»
– Лучшего? Если продолжишь осыпать меня комплиментами, Кинкейд, я решу, что ты и правда так думаешь.
– Может быть, и думаю.
Мы смотрим друг другу в глаза и не спешим разрывать зрительный контакт. Между нами воцаряется молчание, одинаково приятное и игривое.
– Так вот почему ты меня похитила? – Хантер протягивает руку, чтобы заправить выбившуюся прядь волос мне за ухо. – А я-то думал, что ты используешь меня, чтобы доставить себе изощренное удовольствие.
– Изощренное? – усмехаюсь я, но при мысли о Хантере и удовольствии сладкая боль медленно расцветает между моих бедер.
– Оно настолько хорошо, что опасно.
– Господи помилуй! – смеюсь я. – Так и есть. Я скрутила тебе руки и похитила, чтобы воспользоваться тобой.
– Еще и электрошоком ударила.
– Тебе не понравилось? Неужели проводить со мной время настолько ужасно, что без электрошока не обойтись?
Он наклоняется вперед и кладет локти на стол. Долю секунды мне даже кажется, что он собирается меня поцеловать. Я замираю и чувствую себя глупо, потому что Хантер лишь шепчет низким рокочущим голосом:
– Хочешь узнать, какая часть матча стала лучшей?
– Да? – Я удивлена столь резкой сменой темы, но очарована его голосом и тем, каким довольным он выглядит.
– Что бы я ни делал, куда бы ни пошел, всем что-то от меня надо. Время, талант, мое положение. Ты хоть представляешь, как здорово было пойти на матч просто ради веселья? Удивляться хорошей игре, смеяться над теннисными мячами и сидеть среди зрителей, где никто меня не знает и не хочет что-то с меня поиметь?
– Даже представить не могу, – бормочу я, чувствуя себя предательницей, потому что хотела что-то от него получить.
– Отчасти все из-за кубка.
– О чем ты?
– Поэтому Ян предложил мне контракт с «Лесорубами», – говорит Хантер о главном менеджере команды. – В ответ я просто обязан выиграть кубок.
Я смеюсь над нелепостью его заявления.
– Любой стоящий агент не согласился бы на такие условия. – Я качаю головой и мысленно добавляю еще одну причину в список тех, почему Сандерсона можно считать придурком. Сначала комиссионные, потом уже благополучие клиента. – А что, если у тебя не выйдет? – уточняю я, но в ответ получаю только перекатывание мышц на крепко сжатой челюсти. Мной овладевает любопытство. Я понимаю, что компании приобретают игроков высокого уровня для развития, но никто не может гарантировать получение Кубка Стэнли.
– И так ясно, чего от меня ожидают. Даже если это и не прописано в контракте, – отвечает на мой невысказанный вопрос Хантер.
– От каждого игрока ожидают победы, – смеюсь я, но тут же замолкаю, заметив серьезное выражение на его лице. – Разве не поэтому ты играешь? Разве не для этого каждый хоккеист выходит на лед? Никто не создает команду в надежде, что та будет посредственной.
– Те, у кого нет больших средств, так и делают.
– Ты не понимаешь, Хантер, – качаю я головой и, откинувшись на спинку стула, пристально смотрю на него. Он выглядит так, будто несет на своих плечах тяжесть всего мира. Как бы мне хотелось облегчить его ношу. – Ты хоть представляешь, сколько замечательных игроков так и не получили кубок? Я могу перечислить целую кучу.
– Я тоже, и мое имя будет среди них.
– Ты построил феноменальную карьеру. Даже если не выиграешь Стэнли…
– Не неси чушь, Деккер. Ты можешь быть величайшим из всех, но если ты никогда не побеждал, это яйца выеденного не стоит. Лучшие получают кубок. И даже не раз. Таков был наш уговор. Он платит мне кучу денег, а я собираю вокруг себя команду, которая впервые за все существование «Лесорубов» поможет мне выиграть кубок.
– Вы вот-вот выйдете в плей-офф. Можно сказать, что команда, которую ты собрал, оправдывает себя. – Только вот какой ценой. – В сезоне осталось пятнадцать игр?
– Да.
– Это целая тонна давления, – бормочу я скорее себе, чем Хантеру.
– Ты и представить себе не можешь, – вздыхает он. – Но мы почти у цели. Так близко, что я уже чувствую вкус победы… но, черт, я не знаю, справимся ли мы.
– О чем ты? – не понимаю я, но кладу свою руку поверх его, чтобы не позволить ему отдалиться.
– Не бери в голову. Ничего серьезного, – напряженно улыбается Хантер, прежде чем допить пиво. – Уже поздно. Нам лучше вернуться. Путь неблизкий.
Я вздыхаю, когда он отодвигает стул и идет расплачиваться. Мне кажется, у нас наметился настоящий прогресс. Что в этом хорошего? Предчувствие меня не обмануло. Хантер Мэддокс эмоционально истощен, но не знает, как признаться в этом даже самому себе.
Вместо этого он злится. Творит глупости. Доводит себя до изнеможения. Мужчина, который предпочитает держаться в тени, будучи лицом команды, в последующие недели будет вынужден оказаться в центре внимания.
Как Хантер справится с этим? Судя по тому, как он реагирует на уже свалившееся на него давление, все обернется катастрофой.
Если я помогу ему осознать, что он находится на грани выгорания, станет ли это ключом к решению проблемы или же все только усугубится?
Глава 20. Деккер
– Скажи уже.
По тому, каким погруженным в собственные мысли Хантер был с тех пор, как мы припарковались, и по самому тону его голоса я чувствую – он ищет ссоры. Только вот у меня нет на это сил.
– Что именно? – спрашиваю я, бросая на Хантера взгляд, пока мы пересекаем парковку, чтобы вернуться в отель. Дорога была долгой, уже поздно, а я валюсь с ног.
– Все, что крутится в твоей голове с тех пор, как мы покинули бар.
– С чего ты взял, что мне есть что сказать?
– Ты никогда не умела скрывать эмоции. Ты думаешь, что вся такая крутая, но, когда дело касается меня, у тебя на лице все написано.
– Ты все выдумываешь.
– Ага. Тогда, в тот раз, когда ты ушла из отеля, я ни о чем не догадался и принял все за чистую монету.
– Что это вообще значит? – Меня охватывает настороженность.
– А то, что ты ушла, потому что нарушила правила.
Я спотыкаюсь. Пока перевариваю его слова, у меня не сразу получается сглотнуть ком в горле.
– И какие правила я нарушила? – делаю я вид, что не знаю.
Когда я останавливаюсь, он, сверля меня пристальным взглядом, подходит ближе. Я рада, что вокруг темно, но не думаю, что ночь скроет волнение, внезапно охватившее меня из-за того, что не понимаю, к чему он клонит.
– Сама скажи.
Наши взгляды скрещиваются в неловком танце. Кажется, Хантер не намерен объяснять брошенные в мой адрес обвинения. А я не хочу открывать ящик Пандоры.
Не знаю, что хуже – если он скажет, что знал о моих чувствах, или же то, что, даже зная о них, молча позволил мне уйти.
Я качаю головой, наконец понимая смысл его слов. Вполне в духе Хантера. Изворачиваться. Уклоняться от прямого ответа. Перевести стрелки или сменить тему разговора, чтобы самому не раскрывать карты. Типичный, чтоб его, Мэддокс.
Хорошо, что я ничего не сказала. Хорошо, что не позволила себя отвлечь и не дала ответов, которых он, возможно, и не ожидал.
– А сам ты не хочешь мне что-нибудь сказать? – спрашиваю я, упирая руки в бока.
– Подобное предложение не сулит ничего хорошего. – Хантер, уже готовый держать оборону, скрещивает руки на груди.
– Ты первый начал, так почему я не могу спросить тебя в ответ?
Его раздраженный вздох заполняет тишину вокруг нас.
– Слушай, вечер вышел замечательным. Нам было весело. Мы не поубивали друг друга, что можно считать бонусом, но в то же время это нервирует, потому что… это же мы. – Он усмехается, но в этом смехе чувствуется усталость. – Просто не пытайся ничего разузнать и не порти вечер, хорошо?
– Чем планируешь заняться в межсезонье? – уточняю я.
– Ну уж нет, Деккер, – протестующе смеется Хантер. – Мы не об этом говорили.
– Просто… сделай мне одолжение. Пожалуйста. Я… ну прошу тебя. – Когда Хантер пытается уйти, я хватаю его за руку. В ту минуту, когда его плечи расслабляются, я знаю, что он готов мне уступить. – Вопрос без подвоха. Просто скажи, чем планируешь заняться в межсезонье.
– Тренироваться. Ходить в зал. И снова тренироваться. – Он опускает руки по швам.
– А в свободное время?
– Изучать противников и их слабости, смотреть записи матчей. – Он говорит так, словно мне следовало бы самой догадаться. Пусть я и знала ответ, но хотела, чтобы он сам признался.
Чтобы понял, насколько односторонне мыслит.
– А чем еще ты занимаешься, кроме хоккея?
– Чем занимаюсь?
– Да, что еще, кроме вечного хоккея, приносит тебе удовольствие?
На его губах появляется кривая усмешка, и то, как он скользит взглядом по вырезу моей рубашки, заставляет меня покачать головой.
– Мы могли бы подняться наверх, где я покажу тебе, что приносит мне удовольствие.
Мое тело автоматически реагирует на его слова, но я все еще помню, как он отверг меня в прошлый раз.
– Это не относится к делу, – качаю я головой. – Ну правда. Чем еще, кроме хоккея и секса на одну ночь, ты любишь заниматься?
– Сексом на две ночи подряд.
– Очень смешно. Я серьезно.
Хантер пристально смотрит на меня:
– Много чем.
У меня вырывается смешок, который тут же обрывается, ведь Хантер все еще сверлит меня взглядом.
– Ты спросил, почему я пригласила тебя на игру Дартмута. Попросил не ходить вокруг да около… я перестала… – Я каждой частичкой готовлюсь к последствиям того, что собираюсь сказать. Это отражается и в моем судорожном вдохе. – Ты выгораешь, Хантер… Да что там, от тебя одни угли остались. Поэтому тебе нужно как-то перезарядиться.