Я наблюдаю за разминкой «Лесорубов», и особенно преданные фанаты приходят пораньше, чтобы не пропустить и секунды.
Несколько раз я ловлю Хантера на том, что он смотрит туда, где я стою в зоне для посетителей. Даже если часть меня надеется, что он сожалеет о том, как обошелся со мной, остальная часть все же знает, что ему все равно.
Черт, Хантер Мэддокс беспокоился о моих чувствах только тогда, когда нужно было довести меня до оргазма.
Но я думаю о пресс-конференции, в которой он сегодня участвовал. О том, каким отстраненным он казался, когда отвечал на вопросы, и о том, как повел себя, когда позже мы столкнулись в коридоре.
Видимо, ничего особо не изменилось…
Даже сейчас я не могу его понять.
– Удивлен увидеть тебя в Бостоне.
Боковым зрением вижу, как Финн Сандерсон в смехотворно дорогом костюме встает рядом и скрещивает руки на груди.
– У каждого из нас есть работа, – бурчу я. Мне не очень-то хочется болтать с ним, и дело не только в комментарии о перепихоне. Я просто терпеть не могу этого мужчину.
– И некоторые справляются с ней лучше других. Верно, Деккер?
Его мягкий, как шелк, голос все же пропитан ядом, и я без труда замечаю это.
Он действует мне на нервы.
Тем не менее я не собираюсь доставлять ему удовольствие и отвечать.
– И за каким же клиентом ты присматриваешь? – спрашивает Финн.
Каждое его слово – напоминание о клиентах, которых он у нас увел. То, как он медленно выбивает почву у нас из-под ног, только укрепляет мою решительность. Кинкейды победят в этой войне.
Если бы только я могла сблизиться с Хантером, чтобы понять, как далеко продвинулась.
Хотя если Финн продолжит отвешивать грязные комментарии, вроде того про «перепихнуться», я просто промолчу и позволю ему сделать всю грязную работу за меня.
Ребята переходят к следующему упражнению, и я вижу, как Каллум пересекает линию. Он клянется, что вегетарианство, на которое он перешел пару месяцев назад, кардинально его изменило. Отчасти я с ним согласна. По-видимому, это повысило его выносливость и способствовало плавности движений. Вне зависимости от причин, которые за этим стоят, я не возражаю, потому что действие его контракта заканчивается в конце сезона, а повысившаяся статистика поможет выбить лучшие условия.
Пока я смотрю на парней, Финн следит за мной.
– Стоит ли мне переживать, что ты украдешь моих клиентов, Деккер? – наконец спрашивает он.
Он действует мне на нервы.
В ответ я фыркаю и, чтобы показать, как он мне безразличен, проверяю пришедшее на телефон сообщение.
– Это значит «да»? – подталкивает Финн.
И впервые я поворачиваюсь к нему лицом. Осматриваю его идеально уложенные волосы, темно-серые глаза и не могу думать ни о чем, кроме того, насколько безукоризненным он выглядит.
Я ощетиниваюсь из-за того, как сильно презираю его, но улыбка на моем лице не выражает ничего, кроме безразличия.
– Это ничего не значит. А может, это значит «Тебе следует работать лучше и удовлетворять запросы клиентов, тогда не придется беспокоиться, что они сбегут».
– Как ты удовлетворяешь запросы своих?
– Можешь стоять здесь и вести себя как мелочный, неуверенный в себе агент, а я пойду туда, где мне комфортнее, со спокойной совестью, которая позволяет мне спать по ночам. – Я уже собираюсь уйти в другой конец ложи.
– Сбегаешь, поджав хвост, Кинкейд? Думал, ты будешь усерднее бороться за своих клиентов.
– Придурок, – ворчу я себе под нос. К счастью, кто-то звонит Сандерсону, и наша неприятная беседа подходит к концу.
За моей спиной раздается какой-то шум, и я поворачиваюсь ко входу, чтобы увидеть, как в ложу завозят высокотехнологичное инвалидное кресло. Я по доброте душевной улыбаюсь человеку, который пристегнут к нему ремнями, но даже не знаю, видит ли он меня. Опасаясь, что все решат, будто бы я пялюсь, я приветствую женщину, что толкает кресло. Старше меня, с прилипшими к щекам волосами, она выглядит огорченной.
– Вам помочь? – предлагаю я, направляясь к ним. Кресло не выглядит слишком удобным, поскольку сидящий в нем теперь откинулся на спинку.
– Нет, не стоит. Спасибо, – отвечает она и, ворча, передвигает кресло к концу прохода, откуда открывается беспрепятственный вид на арену.
И тут до меня доходит.
Это Джон. Брат Хантера.
Я пытаюсь не смотреть в их сторону, пока перевариваю сделанное открытие.
Я раздумываю подойти и представиться, но сначала хочу позволить им устроиться поудобнее, чтобы не мешаться под ногами и чтобы они не решили, будто я просто хочу поглазеть.
Пока я стою, краем глаза наблюдая за разминкой «Лесорубов», женщина убеждается, что все в порядке, при этом нашептывая тому, кто, как я думаю, является Джоном.
– Вот так. Тебе удобно? – Женщина поправляет его руки. – Как волнительно. Разве ты не рад быть здесь, Джон? Знаю, ты этого долго ждал. – Она нажимает кнопку на кресле и то немного приподнимается. – «Лесорубы» сегодня победят. Потому что ты здесь. Ты же их талисман.
Она разговаривает с ним мягким певучим голосом, пока возится с вещами, сложенными на кресле. Каждое предложение сливается с тихим шумом его дыхания.
– Карла, рад вас видеть, – говорит Финн, обходя меня.
Я поворачиваюсь и вижу, как озаряется лицо женщины. Она идет к Сандерсону и коротко обнимает его.
– Мистер Сандерсон, не знала, что вы тоже здесь будете. Рада вас видеть.
Финн подходит к мужчине в инвалидном кресле.
– Рад встрече, Джон. Не терпится посмотреть сегодняшнюю игру? Твой брат в отличной форме. Уверен, зная, что ты здесь, этим вечером он будет играть как сумасшедший.
Карла похлопывает Сандерсона по руке. В ее глазах, как и в легком покачивании головы, сквозит нечто, чего я не понимаю.
Момент, чтобы представиться, безвозвратно упущен, так что я снова обращаю внимание на каток. Тем не менее я стою так близко, что возникает ощущение, будто подслушиваю.
– Вы хорошо заботитесь о моем мальчике? – спрашивает женщина.
– Вы же знаете, ему не нужна забота, – смеется Финн. – Уверен, вы сами в этом убедились.
– Мы еще не видели Хантера. Он сказал, вы распланировали для него весь день. Может, нам удастся встретиться после сегодняшней игры. – В голосе Карлы слышится грусть, которая в следующее мгновение сменяется волнением.
– Может.
Хантер снова смотрит наверх и поднимает руку в знак приветствия.
– Привет, дорогой, – говорит Карла так громко, словно Хантер может ее услышать. – Хантер передает нам привет, Джон.
– Деккер? Ты уже знакома с Карлой и Джоном Мэддоксами?
– Нет, – делаю я пару шагов к тому месту, где они расположились. – Хотя я многое о вас слышала, – говорю я с улыбкой и протягиваю руку, втайне надеясь, что Сандерсон уловил намек на то, что мы с Хантером близки. – Очень рада познакомиться.
– Ну разве не красавица? – говорит Карла теплым, лишенным снисходительности тоном и пожимает мою руку.
– Спасибо. – Когда я поворачиваюсь к Джону, у меня перехватывает дыхание. Не из-за бледности, трахеотомии или хоть чего-то, связанного с инвалидностью, а скорее потому, что он очень похож на Хантера. Точная его копия. Эти волосы, глаза, нос… Просто невероятно. С улыбкой я побуждаю себя отвести от него взгляд. – Приятно познакомиться, Джон.
Пусть он не отвечает словесно, но смотрит мне в глаза, в ответ на что я киваю.
– Карла, это Деккер Кинкейд. Агент, что пытается увести у меня вашего сына.
Карла разражается смехом, пока я пытаюсь понять замысел Сандерсона.
– Ну, у нее есть явное преимущество, – замечает Карла. – Она куда симпатичнее вас.
Глава 23. Хантер
Это он должен быть здесь.
Данная мысль проскальзывает в моей голове с каждой передачей.
С каждым толчком противника.
С каждым ударом шайбы по воротам.
Это он должен быть здесь.
Гнев воспламеняет мою кровь лучше любого лекарства, что мне приходилось употреблять. Он переполняет меня, побуждая не задумываясь рисковать, и оставляет разбитым, когда каждое мое действие не приносит результата.
Он в плохой форме, Хантер. Еще одна инфекция в грудной клетке. Еще одно заражение крови. Он больше не может говорить. Доктор Мастерсон утверждает, что это только вопрос времени.
Слова, сказанные мамой несколько месяцев назад, эхом отдаются у меня в голове. Из-за этого я на долю секунды отвлекаюсь и позволяю отобрать у меня шайбу. Черт.
В моей голове слишком много всего, что не позволяет мне сосредоточиться. В моей жизни слишком много всего.
Как я могу заниматься этим, когда он там, наверху, в таком состоянии?
Когда ему прекрасно известно, каково это – чувствовать лед под коньками. Когда рев толпы придавал ему больше сил, чем мне.
Когда в ту ночь его жизнь закончилась, а моя наконец началась?
Это он должен быть здесь.
Эта мысль – причина, почему я бросаюсь с кулаками на Брайтона: его стиль игры напоминает стиль Джона, так что воспоминания и необходимость держать защиту против него причиняют мне боль. После этого достается Владкину за то, что толкнул меня, как делали и многие другие за те годы, что я посвятил хоккею. Но этим вечером все иначе.
Этим вечером у меня получается откреститься от боли, что сжигает изнутри. Это из-за меня он больше не может стоять на коньках.
Это из-за меня хоккей стал скорее тюрьмой, чем работой. Игра.
Чувство вины.
Стыд.
Ненависть к самому себе.
Давай же, Хантер. Сегодня твой вечер.
Слова брата-близнеца, сказанные так давно, отдаются эхом в ушах и теперь кажутся правдой.
Сегодня мой вечер.
Как и любой другой.
Но я ненавижу каждую его минуту.
И причиной тому я сам.
Глава 24. Деккер
Я наблюдаю за игрой с верхнего ряда.
Потому что предпочитаю сидеть именно здесь. В наушниках дикторы передают каждое событие разворачивающейся передо мной игры, пока я погружена в собственные мысли.