– Я? – выдыхаю я со смешком. – Почему это?
– Потому что следуешь за нами из города в город.
– Ладно, – протягиваю я и снимаю обувь в попытке выиграть время и понять, к чему он клонит. Может, Хантер наконец осознал, что именно сказал мне в парке, и теперь жалеет, что показал свою уязвимость?
– Это ты бросила в меня снежок.
Да, все определенно так и есть.
– И сделала бы это еще раз, – смеюсь я, решив подыграть ему. – И к чему же ты клонишь?
– Почему ты так хорошо знакома с моей статистикой?
– Что?
– Моя статистика. В парке ты цитировала ее так, словно детально изучила. Поэтому я и спрашиваю… почему ты знаешь мою статистику?
Вот он, мой шанс. Наконец быть честной… в том, что касается работы. Но я не хочу все разрушить, потому что Хантер наконец-то открылся мне. Я бы солгала, сказав, что не хочу, чтобы он поделился со мной большим. Он стоит передо мной без футболки. Вкус его поцелуя все еще свеж как в моих воспоминаниях, так и на моих губах.
Черт.
Как мы перешли от ссоры в джаз-клубе к войне снежками, к поцелую, полному осознаний, которые я не хочу признавать… ко всему этому.
– Я знаю твою статистику, потому что это моя работа, – осторожно отвечаю я. – Я же уже говорила, когда в прошлый раз ты задал мне точно такой же вопрос.
– Но я же не один из твоих клиентов.
– Я знаю статистику многих спортсменов, которые не являются моими клиентами.
Хантер делает ко мне шаг.
– Почему?
– Потому что ваша зарплата прямо связана со статистикой, статусом и вниманием толпы, и это сказывается на моих клиентах. Мы знаем, куда двигаться дальше, потому что используем вас как эталон.
Хантер склоняет голову набок и, пристально смотря на меня, хмыкает:
– Я предполагал, что ты увязалась за командой, потому что скучаешь по мне. Потому что устала от тех воспоминаний, что согревали тебя одинокими ночами, и захотела чего-то реального. – На его губах постепенно появляется уверенная улыбка, а в глазах отражаются мысли, о которых мне лучше не вспоминать.
– Ты мне нравишься. Вот таким, – объясняю я, указывая сначала на него, а потом на себя. – Но когда мы одеты и…
– Лгунья. – Хантер расстегивает ремень на своих штанах.
– Я не лгу. Зачем мне лгать? – Слова вылетают безумным клубком, пока мое либидо и разум спорят с моей интуитивной реакцией на его действия.
Он расстегивает ширинку.
В данный момент мое тело явно выигрывает у разума.
– Что ты делаешь? – практически кричу я, потому что хоть и не раз видела его во всем великолепии, все еще помню, как это великолепие ощущается. Матерь божья, мне не нужно напоминание об этом в виде изображения высокой четкости.
– Я замерз, – говорит он как можно более беспечно, а затем стягивает штаны и остается в одних боксерах. Его тело настолько великолепно, что так и хочется прикоснуться к нему, почувствовать, что оно настоящее.
– Хантер?
– Что? – усмехается он. – Можешь так и стоять тут в мокрой одежде и мерзнуть просто потому, что не доверяешь мне… а вот я отправляюсь в душ.
Жар. Это звучит настолько хорошо, что у меня стучат зубы. Неожиданно я забываю о стоящем прямо передо мной Хантере и вспоминаю о мокрой одежде, что все еще на мне.
– Никто не говорил, что я тебе не доверяю. – Лгунья. – Но я не собираюсь принимать с тобой душ.
– Как хочешь, но ох, как же приятно погрузиться в обжигающе горячую ванну.
– Ванну? – повторяю я, навострив уши. – Ты же сказал, что пойдешь в душ.
– Планы изменились. Теперь я планирую принять ванну.
– Ох, – стону я.
– Ага. Просижу в ней, пока вода не остынет, а потом наполню снова.
При мысли об этом у меня едва не закатываются глаза.
– Какое расточительство.
Хантер соблазнительно усмехается и напевно тянет:
– Но как же это хорошо.
– И для окружающей среды плохо.
– Прямо сейчас я хочу снова почувствовать пальцы на ногах и задницу, а не рассудительно расходовать воду.
По телу пробегает дрожь, и я подхожу к Хантеру ближе.
– Ты же не станешь снимать белье? – уточняю я, расправляя плечи. Как будто тонкий хлопок может помешать нам прикоснуться друг к другу.
Или избавить от желания сделать это.
– Если ты этого хочешь. Ну, – он скользит взглядом по моему телу, – тебе тоже придется его оставить, потому что я не жажду увидеть тебя голой.
Пока я пристально смотрю на Хантера, тело умоляет меня согласиться, а разум подсказывает, что это худшая идея на свете… но мне так холодно.
– Отлично. – Я снимаю футболку и делаю все возможное, чтобы не обращать внимания на то, как голодный взгляд Хантера скользит по черному кружеву моего лифчика, как подергивается мускул на его челюсти. – Перестань на меня так смотреть, – ворчу я.
– Я вообще на тебя не смотрю. На твои изгибы, или задницу, или… господи. – Он притворно ежится. – Как ты вообще можешь кого-то возбудить? – Его слова звучат игриво, а улыбка – и того хуже.
– Включи уже воду, как и обещал, – указываю я пальцем в нужном направлении, пока сама размышляю, что хуже – мокрая одежда или попытки сопротивляться влечению, которое я испытываю к Хантеру. – Я скоро приду.
Одарив меня мимолетной улыбкой, Хантер направляется в ванную, так что мне выпадает возможность полюбоваться его задницей, икрами и спиной. Совсем не стыдно наслаждаться тем, что видишь.
Когда из ванной доносится звук воды, я спешу выпрыгнуть из джинсов и благодарю провидение за то, что вместо обычных стрингов надела кружевные шортики.
Данное решение только что заметно упростило мне жизнь.
По крайней мере, мне так кажется, пока я не захожу в ванную. Хантер стоит у огромной ванны, в которой уже начинают образовываться пузырьки, а за окнами, напротив которых она расположена, мерцают огни спящего города.
Хантер поднимает взгляд, и, не стану врать, меня охватывает легкий трепет, когда я замечаю, что он замирает при виде меня в нижнем белье.
– Только без глупостей, – предупреждаю я, направляясь к ванне.
– Не волнуйся, Кинкейд, – отвечает Хантер, но я ему не верю. – Мне известно, как ты бдишь свои моральные ценности.
– Приходится. Это часть работы.
– Что именно? – делает он шаг ко мне. – То, что ты сейчас в моей ванной? – Он разочарованно качает головой. – С тобой речь всегда идет о работе. Каждый раз. Хотя раньше все было не так. Ты использовала каждую унцию своего безупречного профессионализма как доспехи и применяла их в постели, пока мы оба не выматывались. Пока оба не оказывались удовлетворенными. Каждый, мать твою, раз. Со мной тебе нравилось быть дикой. Тебе нравилось…
– Больше не нравится, – переминаюсь я с ноги на ногу. Мне нужно остановить его слова, воспоминания, которые почти ощущаю на вкус, и острую боль, которую они вызывают. – Слишком многое стоит на кону.
– И что же именно ты поставила на кон? – уточняет Хантер, стоящий всего в нескольких шагах от меня. Наши взгляды скрещиваются, а тела жаждут друг друга.
Много чего.
Слишком много.
Компанию.
Сердце.
Достоинство.
Он делает шаг вперед и наклоняется так, что наши глаза оказываются на одном уровне.
– Что это, Декк? Из-за чего ты так изменилась? Из-за чего погасло твое пламя?
Из-за тебя, тут же всплывает в моей голове, но я колеблюсь, потому что… Как я могу сказать подобное? Как могу думать, что стала такой осторожной из-за него, когда раньше нырнула бы в омут с головой?
– Мое пламя все еще горит. – Я одариваю Хантера улыбкой, на которую он, похоже, не ведется.
– Докажи, – выдыхает он, сокращая оставшееся между нами расстояние. Будто бы в замедленной съемке он протягивает руку и убирает прядь волос, упавшую мне на щеку. Я же едва сдерживаюсь, чтобы не прильнуть к нему.
– Неважно, – бросаю я и огибаю Хантера, чтобы подойти к ванне и избежать его прикосновения и вызова, на который он пытается меня подбить. Нервное напряжение гудит под моей кожей, пока я смотрю на раскинувшийся внизу мир, но в итоге в отражении встречаюсь взглядом с Хантером.
Я наконец осознаю, что хожу по лезвию ножа.
В отношениях с клиентами.
В личной жизни.
Какого черта я делаю в номере Хантера, раздетая до нижнего белья? Ведь я знаю, что случись что-то между нами, для него ничего бы не изменилось, а для меня поменялось бы все.
Хантер закрывает кран, и его смешок в ответ на мое молчание возвращает меня к реальности. К необходимости и желанию, которые противостоят разуму и здравомыслию.
Я делаю ровный вдох и поворачиваюсь к Хантеру и его комментариям, призванным побудить меня действовать.
Либо сопротивляйся и уходи, Декк, либо останься и признай уже то, что должно случиться.
В следующий миг Хантер обхватывает рукой мой затылок и притягивает меня к себе, так что мы прижимаемся друг к другу, а наши губы встречаются. И все, что я чувствовала в парке, увеличивается в миллион раз.
Если мягкость, которую он проявил там, сбивала с толку, то неистовое желание, которое я ощущаю сейчас, типично для Хантера Мэддокса, которого я знаю.
Только оно подпитывает меня.
Чистый, животный секс, в котором есть место только потребности.
Одной рукой Хантер держит меня за шею, давая своим губам взять то, чего они хотят, в то время как другой собирает в кулак ткань моих трусиков и сжимает так, что она впивается в кожу.
Оттолкни его.
Он прикусывает мою нижнюю губу и тянет.
Скажи ему нет.
Он трется об меня своей эрекцией.
Боже мой.
Твердость его груди под моими ладонями.
Я скучала по этому.
Голод, читающийся в каждом его действии.
Я скучала по нему.
Хантер прерывает поцелуй и, прерывисто дыша, смотрит на меня обжигающим взглядом. В той или иной мере мы все еще дотрагиваемся друг до друга.
– Черт возьми, Декк, – стонет он. – Не играй со мной. Скажи, что хочешь этого. Скажи, что нуждаешься в этом так же сильно, как и я.