– А это вкусно, – смотрит Джонни на один из контейнеров. – Нужно будет наведаться в это место. – И он продолжает есть. Продолжает потягивать пиво. – Я лишь прошу вас, ненасытных кроликов, не пачкать все поверхности в доме, – мы с Рашем быстро переглядываемся. – Чтоб тебя, мужик, – замирает Джонни.
Раш бросает красноречивый взгляд на столешницу, и Джонни отодвигается так резко, что его стул с лязгом ударяется о соседний.
– Серьезно? Кухонная столешница? – визжит он.
– Нет, приятель, – с усмешкой лжет Раш. – А вот кровать у тебя очень удобная.
Я больше не могу сдерживать смех, так что Джонни удостаивает меня разъяренным взглядом.
– Не занимались мы сексом в твоей кровати. Только господу богу известно, что там можно подцепить.
– Какие же вы придурки, – заявляет Джонни, возвращаясь к еде. – Только не… – взмахивает он рукой. – Ну вы понимаете. Не попадайтесь мне. Не хочу когда-нибудь наткнуться на подобное.
– Стоит ли мне чувствовать себя оскорбленной? – поддразниваю я.
– Нет, последняя вещь, которую я мечтаю увидеть, – это его член. Тогда буду комплексовать всю оставшуюся жизнь.
– Об этом не стоит беспокоиться, – уверяет Раш, прислоняясь бедром к столешнице и скрещивая руки на груди. Как будто мужчины постоянно жалуются о том, какими неполноценными себя чувствуют рядом с ним. – Перед тем как ты вошел, Леннокс как раз говорила, что мы больше не можем спать друг с другом.
Я злобно смотрю на Раша, потому что он посвящает Джонни в детали нашего разговора только для того, чтобы тот выбрал чью-то сторону.
– Умничка, – указывает на меня вилкой Джонни. – Пытается сделать все, чтобы я не лишился рассудка.
– Я сказал ей, что такого нельзя допустить, – продолжает Раш с улыбкой, от которой, как всегда, подкашиваются колени. – Зачем лишать себя такого удовольствия? – Он приобнимает меня за плечо, но я отступаю назад. Его близость – последнее, в чем я сейчас нуждаюсь.
– Этого больше не повторится, – заявляю я, схватив кусочек бекона.
– Уверена в этом? – уточняет Раш.
– Уверена, – со вздохом отвечаю я. – К тому же мне нужно принять душ и подготовиться к работе.
– В моей ванной? – уточняет Раш.
– Нет, в моей.
Я бросаю на Раша последний взгляд и неторопливо выхожу из кухни, оставив этих двоих в компании их тестостеронов.
Забавно, что даже после того, как я переспала с Рашем, меня не перестало к нему тянуть.
А ведь притяжение всегда проходит. Всегда теряет свой блеск.
Так почему же, поднимаясь по лестнице, я признаюсь сама себе, что все будет куда сложнее, чем должно быть?
Что работать с Рашем и при этом не прикасаться к нему станет для меня настоящим вызовом.
Глава 19. Раш
Она избегает меня.
Леннокс может говорить, что это не так. Может притворяться, что слишком занята звонками, которые совершает каждый день. В один момент она рассеивает сомнения какого-то спортсмена, а в следующий – становится жесткой, обсуждая свои требования с командой.
Это впечатляет.
Заводит.
У любого, кто говорит, что не любит уверенных в себе женщин, маленький член и еще более маленький мозг. Потому что Леннокс… Черт возьми, Леннокс – настоящая задира.
Это определенно делает ее сексуальной.
Но также и занозой в заднице, потому что, клянусь, эта женщина и ее вагина оставили на мне след. Скорее, не след (а точнее, царапины), а голод.
Но разве проблема не в этом? Я познал, как хорошо быть с ней. Не то что остальные придурки, которым остается только гадать, настолько ли она великолепна, как кажется.
Я готов поднять руку и поручиться – да, она именно такая.
Я обладал ею. И хочу этого снова.
Возможно, то, что она отшила меня, только подлило масла в огонь.
А может, я просто желаю ее.
В любом случае, даже восхищаясь сдержанностью Леннокс, я все еще считаю названные ею причины глупыми. И я готов заявить об том при первой же возможности, когда рядом с ней не будет Кэннона или других идиотов, жаждущих завладеть ее вниманием.
– На нее приятно смотреть, да?
Помяни черта. Я замечаю, что Кэннон смотрит на то же, что и я.
На Леннокс один из деловых костюмов – темно-синие брюки, пиджак в тон, а под ним мягкая шелковая кофточка – и бежевые туфли на высоких каблуках. Ее волосы заплетены в толстую косу, несколько выбившихся прядей обрамляют лицо. Она расхаживает по туннелю, ведущему на стадион, – на носу солнцезащитные очки, а к уху прижат телефон. Во время разговора она активно жестикулирует, и ее смех разносится по всему полю.
– Да уж, приятель, очень приятно, – бормочу я, хотя все во мне протестует против того факта, что он тоже смотрит на нее.
– Можешь поблагодарить меня за то, что привлек ее к работе над этим проектом. Знаешь, Финн пытался меня отговорить, но кто станет меня винить?
С какой стати Сандерсону делать подобное? Конечно же, Кэннон нанял Леннокс из-за мастерства и профессиональных заслуг, а не потому, что она горяча…
– Мы ужинали прошлым вечером. Она определенно умеет бросить мужчине вызов. Повезло, что мне нравится эти вызовы принимать.
Я рефлекторно сжимаю руки в кулаки. Черта с два ты притронешься к ней, придурок.
– Не знал, что между вами что-то есть.
– Ничего нет, – пожимает он плечами и издает смешок, который точно можно назвать идиотским. – По крайней мере, пока.
– Удачи. Слышал, она с кем-то встречается.
– Мистер Маккензи? Мы почти готовы, – сообщает один из сотрудников по связям с общественностью.
– Ладно. Скоро приду, – я перевожу взгляд с нее на Кэннона, прежде чем подойти к Леннокс.
Когда я приближаюсь, она заканчивает телефонный разговор. Мы встречаемся взглядами, и по тому, как шокированно она выглядит и как опускаются ее плечи, я понимаю: Леннокс действительно избегает меня.
– Ты здесь, – озвучиваю я очевидный факт, сократив разделяющее нас расстояние. Эта женщина пахнет солнцем и кокосовым маслом. Сексом и желанием. Тем, что только может желать мужчина.
– Быть здесь – моя работа, – отвечает она, глядя куда угодно, но только не на меня.
– Собираешься стоять, уткнувшись в телефон, и игнорировать меня, как делала последние несколько дней, или все же обратишь внимание?
– Я тебя не игнорирую. Я просто занята, ведь в мои обязанности входит не только это.
– Все дело в татуировках, да? Они либо отпугивают женщин, либо заставляют их слетаться, точно пчелы на мед.
– Пчелы? – улыбается Леннокс. – Сомневаюсь, что дело в татуировках, – бормочет она, но сквозь стекла очков я вижу, как она опускает глаза на чернила, что обвивают мой бицепс.
– Тогда все дело в размере моего члена. Хотя по этому поводу я жалоб не получал.
– Если ты пытаешься мне понравиться, то выбрал не лучший метод – болтовню о том, что собираешься оставить в мою честь засеку на спинке своей кровати.
– Собираюсь? Так ты все еще думаешь о нас в настоящем, не в прошлом? – вскидываю я брови.
– Ты знаешь, что я имела в виду, – закатывает Леннокс глаза.
– Понятия не имею, о чем ты. К тому же ты не просто засечка на спинке кровати. Совсем нет. Зато миссия выполнена – ты со мной разговариваешь. Признай уже, что скучаешь по мне. Ты сказала, что мы не можем проводить вместе время, но я начинаю подозревать, что ты все же этого хочешь. – Я наклоняюсь ближе, чтобы прошептать: – Не волнуйся. Я знаю, что при взгляде на меня каждая твоя частичка кричит «да», но, будучи столь чувствительной женщиной, ты пытаешься поступить правильно. Играть по правилам. Я понимаю. Правда. Но, Леннокс, иногда совершать плохие поступки ой как приятно.
Ее судорожный вдох подсказывает, что между нами есть еще что-то, что стоит исследовать. Например, кровать. Бассейн. Так много поверхностей. Чертовски много.
– Я восхищаюсь твоей настойчивостью. Правда. Но я никогда не говорила, что не хочу с тобой спать, – замечает она, оглядевшись, чтобы удостовериться, что нас никто не слышит. – Я сказала, что не могу, что это не профессионально.
Я издаю неопределенный звук, а затем, положив руку ей на затылок, целую. Это мимолетное касание, но я пользуюсь ее шоком, чтобы получить больше того, чего так безнадежно желаю.
И сделав это, я прерываю поцелуй, отступаю назад и не спешу ухмыляться, потому что не хочу дарить Леннокс чувство самоудовлетворения из-за того, что гоняюсь за ней. Другая же часть меня мечтает показать, что ее игра не работает, что я все еще намерен овладеть ею. И собственническая часть меня хочет, чтобы Кэннон заметил и задумался, что, мать его, происходит.
– Что… Что ты…
– Пора работать, – говорю я, подмигнув, и лишь смеюсь, оставляя это растерянное выражение на ее прекрасном лице.
Мне действительно нужно работать. Очередь из детей и взрослых растянулась по всему вестибюлю стадиона. В руках они держат экипировку «Ливерпуля», готовую к тому, чтобы я оставил на ней автограф.
– Спасибо, приятель, – говорю я стоящему передо мной парню.
– Однажды я хочу стать таким же, как вы, – признается он. – Ну то есть в том, что касается футбола. Не во всем остальном. Мама говорит, что вздернула бы вас за яйца за сделанное.
– Хэнк! – охает его отец. Слова сына приводят мужчину в ужас, но он все же явно пытается подавить смех.
Я сам с трудом сдерживаю улыбку, когда смотрю на этого десяти- или одиннадцатилетнего паренька и вспоминаю, каким умником был в его возрасте.
– Прошу прощения, – говорит его отец. – Не знаю…
– Все в порядке, – уверяю я и поднимаю руку, чтобы показать, что не оскорблен. Это ничуть не хуже намеков, которые сегодня сквозили в каждом вопросе прессы. – Знаешь, почему так сложно быть футболистом, Хэнк? Тебе приходится стать публичной личностью, даже если тебя волнует лишь игра на поле. Иногда люди говорят о тебе, говорят неправду – неважно, комментировал ли ты ситуацию или нет. Потому что в конечном итоге они сами выбирают, во что верить. Понимаешь, о чем я?