– Ух ты, – говорит он. – Ты еще здесь.
– Как и ты, – склоняю я голову набок в попытке понять, насколько он вымотан тем, что выкладывался на максимум последние четыре часа. А впереди еще полуторачасовой матч.
– Останешься на игру?
– Нет. Никогда не была фанаткой соккера.
– Вот именно. Поэтому тебе и нужно посмотреть матч. И правильно говорить «футбол», – подмигивает Раш.
– Футбол. Соккер. Какая разница. Ни то ни другое мне не нравится, – поддразниваю я.
Раш прикрывает свои слова кашлем.
– Что, дорогая? Правильно ли я расслышал?
– Правильно, – киваю я, хотя моя улыбка говорит об обратном.
– Что мне сделать, чтобы ты передумала?
Смотря на Раша, я скрещиваю руки на груди, хотя мысленно закатываю глаза, потому что таю от его мальчишеской улыбки.
– Меня сложно в чем-то убедить, Раш.
– Ты бросаешь мне вызов? Потому что я уверен, что ты только что попросила показать тебе, что футбол может быть интересным. А я люблю соревноваться… Как только мне удастся убедить тебя в этом, ты поймешь, что и в другом важном вопросе я не отступлю.
Мы смотрим друг другу в глаза и улыбаемся, пока вокруг суетятся люди, готовящиеся пропустить толпу через ворота. Связь между нами все еще сильна, так что идея о том, что она ослабеет, если буду избегать Раша, оказалась смехотворной.
Связь не слаба.
Не когда Раш стоит здесь с лицом, на которое падает солнечный свет, и глазами, что завладели каждой моей эмоцией – растерянностью, желанием, неповиновением и жаждой.
– Самое время сказать мне, чего ты хочешь, Леннокс. Объяснить, почему, когда дело касается нас, ты говоришь одно, но твои глаза твердят совсем другое.
– Тебе нужно подготовиться к матчу.
– Только если ты останешься.
– Уверена, Кэннон обрадуется, если ты откажешься от столь масштабного события из-за меня, – смеюсь я.
– Мне плевать на Кэннона, Леннокс. – И то, как Раш произносит это, говорит мне, что он не шутит. – Ты останешься, потому что послушная и разумная и точно не хочешь, чтобы этот корабль пошел ко дну. Я же останусь, чтобы сделать хет-трик [11] и поразить тебя тем, как отлично я работаю ногами. А когда ты будешь вне себя от увиденного, мы обсудим остальное.
– Думаю, ты страдаешь от самовлюбленности, – насмешливо говорю я, хотя совершенно очарована этим мужчиной.
– И все же я собираюсь завоевать тебя, Нокс, – заявляет Раш, делая шаг назад. – Футбол, как и меня, нужно прочувствовать. Но после ты будешь пытаться урвать кусочек при любой удобной возможности.
– Тебе точно не хватает умения оценивать себя здраво, – я все же не могу сдержать улыбки.
– Займи место в первых рядах по центру. Не хочу, чтобы ты что-то пропустила.
И, не говоря больше ни слова, он трусцой направляется в глубь стадиона в сопровождении двух подчиненных Кэннона, которые следят за тем, чтобы все прихоти Раша были исполнены.
Я лишь смеюсь и смотрю ему вслед, пока он не исчезает из виду. Самовлюбленная задница.
Мне стоило бы сказать, что я ни за что не останусь, потому что не желаю давать Рашу понять, что он оказался прав.
Но тогда я не увижу всех сторон Раша. Сколько бы ни говорила себе держаться от него подальше, он всегда находит мою слабость.
Он и есть моя слабость.
Вопрос лишь в том, что мне теперь делать?
А ответ? Остаться и посмотреть матч.
Конечно, так я и поступаю. Я слежу за каждой передачей, за каждым сетом, за каждым ударом и втайне восхищаюсь природным талантом Раша.
Однако все это время его слова не выходят у меня из головы, точно оправдание моей слабеющей решимости.
Никого не касается, с кем ты спишь.
Он прав. Не касается. Но я также осознаю, какое общественное мнение и профессиональные предубеждения последуют за этим. Это побуждает меня задуматься о Раше и о том, через что ему пришлось пройти в Ливерпуле. Проведя небольшое расследование, я наткнулась на несколько слухов о капитане его команды. Никто не отзывался об этом парне лестно.
Так, может, Раш закрутил интрижку с Эсме, потому что те слухи о том, что Сет слишком контролирует жену, а то и хуже – жестоко обращается с ней, – правда?
Но если так, почему Раш предпочитает отмалчиваться? Почему возникает ощущение, что он принимает на себя удар потому, что обязан, а не потому, что виновен?
И если он все еще с Эсме, почему тогда увивается за мной?
– Гол!!! – выкрикивает комментатор за миллисекунду до того, как ревет стадион. Я подпрыгиваю вместе с остальными, вскинув руки и крича так, что голос становится хриплым. – Дамы и господа, номер тринадцать, Раш Маккензи, только что сделал потрясающий бросок. Второй гол за сегодняшний матч.
Раш дает пять товарищам по команде в этом псевдоматче всех звезд, где лучшие игроки со всей лиги соревнуются друг с другом. После этого он поворачивается и с широкой улыбкой указывает на меня пальцем точно так же, как сделал и после первого гола.
Следом он подбегает к Скотти и его маме, которые сидят на скамейке запасных, и дает пареньку пять. Остальные игроки ерошат волосы мальчугана.
Улыбка, кажется, навсегда приклеилась к моему лицу. Я и правда весело провожу время.
Не то чтобы я сомневалась, что Раш способен на такое. Его не просто так вспоминают наряду с такими именами, как Месси, Марадона, Рональдо или даже Бекхэм.
Я полагала, что ненавижу этот спорт из-за долгих перерывов, небольшого счета и вечного перекидывания мяча с одного конца поля на другой. Но, полностью погрузившись в игру, я начинаю думать, что она не нравилась мне, так как мне не за кого было болеть.
Но теперь, смотря на Раша, который завладевает полем всякий раз, как дотрагивается до мяча, я вижу соккер иначе.
Его умения феноменальны. Быстрота ног, благодаря которой он обходит противников кругами. Самоуверенность, которая говорит, что он знает о своих талантах и намерен использовать их при каждом удобном случае. Грациозность, типичная для танцора, но сочетающаяся с агрессивностью бойца.
Если даже здесь рев толпы воодушевляет, то можно только представить, на что похожа игра где-нибудь в Англии, где в три раза больше народу, а каждое прикосновение Раша к мячу вызывает либо крики похвалы, либо возгласы недовольства.
Когда ближе к концу второго тайма он забивает третий гол, тем самым совершив хет-трик, то просто поворачивается и кланяется.
Я смеюсь, запрокинув голову.
Только это мне и остается, ведь Раш Маккензи убедил меня, что соккер может быть интересным.
Настолько, что я уже и не помню, когда что-нибудь или кто-нибудь увлекал меня так, что я не отвечала на телефонные звонки.
А мой телефон звонил.
Но я оставила его без внимания.
Нет. Вместо этого я еще больше тонула в похоти к покрытому татуировками иностранцу, что устроил для меня шоу. Потому что он открывается перед теми, кто, по его мнению, этого заслуживает.
И мне это безмерно нравится.
Глава 21. Раш
– Давай же, приятель. Нужно это отпраздновать. Ты же сделал хет-трик, – говорит опершийся одной рукой о дверной косяк Рори. В другой руке он держит телефон, а пара самых восхитительных кроссовок свисает с его плеча.
Звучит глупо, потому что у меня есть кроссовки. Практичные, которые пережили каждую тренировку… но у Рори они черно-красные, с белыми полосками. Такие, как у профессиональных игроков. На ногах они выглядят роскошно, что, хоть и смехотворно, правда. Черт возьми, как ребенок, которому постоянно приходится рыться в мусорных баках в поисках подходящей пары ботинок, я бы все отдал, чтобы иметь возможность выложить триста фунтов и купить себе такие.
Однажды, когда подпишу контракт с «Ливерпулем», так и будет. Я это знаю.
– Спасибо, но я пас. Повеселитесь без меня.
У меня нет денег, чтобы устраивать праздник. Конечно, Рори заплатил бы, но гордость для меня важнее желания влиться в компанию. К тому же я не всем нравлюсь.
От меня не укрываются косые взгляды или то, как мальчишки закатывают глаза, стоит только тренеру похвалить меня. Я чувствую, что они придираются ко мне во время тренировки, потому что разочарованы, что какой-то новичок может занять их место.
– Мы с парнями никуда не собираемся. Я говорил о том, чтобы заглянуть к моим родителям. Они звонили, сказали, чтобы ты пришел со мной и отпраздновал как следует.
– Ох, – я думаю об Арчибальде Мэтисоне, который часто присутствует на поле. О том, как заливисто он смеется и обменивается быстрыми комментариями с тренерами и другими родителями. Я также думаю о том, как два месяца назад, стоя на обочине возле магазина, он, сам того не подозревая, спас мне жизнь.
– Стряпня моей мамы куда лучше того, чем тебя здесь кормят, – говорит Рори, и у меня текут слюнки. Я никогда не стану жаловаться на еду, потому что все еще помню, каково это – испытывать голод. Но домашняя еда? Я уже и забыл, какая она на вкус. – К тому же она не принимает отказов. Кажется, мои родители любят тебя больше, чем меня. – Его смех эхом разносится по пустому коридору, и я не могу сказать, слышу ли в нем раздражение или обиду, но одно могу сказать точно: звучит этот смех слабо. В последнее время Рори смеется так все чаще.
– Неправда.
– Не важно, приятель. Мне все равно. Пойдем уже.
Я сижу и смотрю на Рори – похоже, единственного друга, что у меня есть, – и не понимаю, почему колеблюсь.
– Но остальные из команды решат, что…
– Плевать, что эти придурки думают. Они волнуются, потому что смотрятся не очень, ведь ты надираешь им задницы на поле. К тому же я сказал, что ты со мной. Я тебя поддержу, Раш. Они и слова не скажут, потому что мой папа на многое закрывает глаза и следит, чтобы дела, в которых они замешаны, не задерживались в участке.
Рори кивает и смотрит мне в глаза. Интересно, что он видит, потому что это уж точно отличается от того, что видят все остальные.