– Не стоит сразу отказываться. Это прекрасная возможность.
– Конечно, только вот для тебя или для меня? Потому что любая возможность получить десять процентов от ста миллионов определенно вызывает у тебя интерес.
– А теперь ты ведешь себя как придурок.
Я небрежно пожимаю плечами, потому что он прав. Да, я веду себя как придурок, но имею на это полное право, потому что на кону стоит моя жизнь.
– Есть ли какие-то новости из клуба? – спрашиваю я. Только это меня и волнует, потому что чем дольше я остаюсь здесь – не считая возможности каждое утро лицезреть Леннокс и ее длинные ноги, – тем больше скучаю по дому. По серому небу и мощенным булыжником улицам. По зеленому газону «Энфилда» и по тому, как парни подтрунивают друг над другом в раздевалке. По своей кровати и по чаю, а не этой слабой ерунде, что подают в Штатах. По настоящему пиву в пабах, куда ты ходишь потусоваться с приятелями, а не по тому, что подают в шикарных барах Лос-Анджелеса, куда приходишь, чтобы тебя заметили. – Трансферное окно закроется в следующем месяце, а я не хочу, чтобы меня переводили.
– Менеджеры все еще не приняли решение.
– Ты знаешь об этом, потому что беседовал с ними лично или потому что секретарша Милли, прежде чем повесить трубку, сказала: «Мы позвоним вам, как только появятся новости»?
– Почему у тебя такое плохое настроение? Что не так? Я увел тебя от безумной прессы и той драмы, что разыгралась в клубе. Теперь ты здесь, – указывает Финн на солнечное небо и пляж, что виднеется слева от нас. – Ты что, серьезно собираешься жаловаться на то, что оказался в Лос-Анджелесе?
– Нет, я жалуюсь на то, что мой агент пытается убедить меня в какой-то ерунде.
– Чтоб ты знал, я говорил с Патриком. Даже несколько раз. Доволен?
– И?
– Они пытаются понять, как капитан их команды будет играть с тем, кого собирались назначить вице-капитаном, – указывает он на меня пальцем. – Без того, чтобы не наброситься на него посреди матча.
– Я же говорил, что не делал этого, Финн.
– А я сказал, что мужчина на фото слишком похож на тебя, так что, если у тебя нет других доказательств, которые я мог бы представить команде, в сложившейся ситуации злодеем остаешься ты.
– Черт.
– Ты ошибся – по-крупному, – а менеджеру не нужен проблемный ребенок, портящий отношения между игроками.
И вот он снова завел эту пластинку.
– Ты же мой агент. Разве ты не должен сказать, что изо всех сил пытаешься вернуть меня туда, где мне и место, потому что знаешь правду?
– Я пытаюсь.
– Что-то непохоже, – смотрю я на него. – Ты уверял, что буря утихнет.
Как и Арчибальд. И, несмотря на его безразличное отношение, когда он попросил принять удар на себя, Арчибальд все же звонит или пишет каждые несколько дней, чтобы убедиться, что я придерживаюсь плана. Чтобы напомнить мне, что считает меня своим сыном, которого принял в семью, кормил, воспитывал, забирал на каникулы…
Но в то же время он – отец, который позволил другому сыну самому вершить свое будущее, а после потребовал с меня оплату…
Он пишет мне, что эта история осталась только на страницах газет, что она постепенно забывается.
Прекрасно.
Просто прекрасно.
Но это еще не значит, что о случившемся забудет и клуб, и моя команда. И Сет.
Я не подумал об этом, когда согласился.
Единственная вещь, которую я не могу изменить.
Случайная встреча. Украденная еда, раздавленная настырным полицейским. Мужчина, что отправил собственного сына в участок, лишь бы тот узнал, что такое жизнь и ответственность… Хотя одиннадцать лет спустя не позволил этому же сыну попасть в тюрьму. Услуга за, мать его, услугу. Что угодно, лишь бы Арчибальд Мэтисон смог взойти на трон. И он сделает это с легкостью, потому что ему не пришлось за это платить.
Стоило ли оно того?
Ведь именно так я и пришел к тому, что теперь имею. К необходимости возвращать ему долг.
Стоило ли оно того? Мысленно я все повторяю вопрос Леннокс, пока сам смотрю на Финна.
Чтобы доказать это, я могу привести в пример многое – достаток, место в спортивной истории, шанс заниматься тем, что люблю, и зарабатывать столько, сколько я и мечтать не смел. Я никогда больше не буду страдать от голода и холода или ходить немытым. Благодаря им в тот день я не отправился в тюрьму, не лишился возможности выиграть стипендию и не рос в одиночестве. Мэтисоны стали семьей, за чьим обеденным столом всегда было для меня место.
А Арчибальд. Человек, которого я считал героем, пока не увидел, что карьера для него важнее семьи. Что продвижение по служебной лестнице и потребность чувствовать себя значимым – даже если для этого нужно было поддержать мою игру – были достигнуты в ущерб его сыну, который так и не вырос.
Рори. Мой брат. Тот, кого я считал лучшим другом.
И Хелен. В ее сердце нашлось для меня место. Конечно, она не пыталась заменить мне маму, но уж точно залатала дыру, которая осталась после ее смерти.
Она потратила столько времени, чтобы исправить ошибки и недочеты Арчибальда. Она упорно боролась ради того, чтобы Рори стал успешным: не в профессии, а в эмоциональном плане. Также упорно она боролась и ради меня.
Как же я мог ее подвести?
Несмотря на их слабости, они, в отличие от всех остальных, никогда не отворачивались от меня. Конечно, Арчибальд сделал это, чтобы связать свое имя с именем восходящей звезды… но Хелен руководствовалась лишь любовью. Она беспокоилась обо мне. И это помогло мне стать тем мужчиной, каким я являюсь теперь.
Поэтому я и согласился на это.
Он прежде всего видел меня.
Вот что привело меня сюда.
Она прежде всего любила меня.
Поэтому я и держу рот на замке.
Он стал моим братом. Тем, кого я не в силах бросить.
Но совсем скоро мой долг будет выплачен. Конец истории.
– А что, если от тебя забеременеет королевская особа? Все будут так рады, что тут же тебя простят, – усмехается Финн.
– Забавно, – сухо бросаю я, прежде чем стать предельно серьезным. – Я не хочу уходить из команды, Финн. Не хочу, чтобы меня перевели еще куда-то. Мое место там. К тому же я достаточно хорош и достаточно востребован, чтобы мой агент мог заявить об этом команде. Сет тоже неплох, но вот-вот уйдет на пенсию, а я в полном расцвете сил. – Я делаю глоток фирменного пива и, когда Финн не отвечает, продолжаю: – Мне все время звонят. Просят дать интервью. Я начинаю задумываться о том, чтобы сделать официальное заявление.
Может, я просто пугаю его нарушением приказа, полученного от руководства. Может, просто вижу разницу между его словами и тем, что предлагает Леннокс. У меня нет намерений болтать с журналистами, но я хочу посмотреть, чему действительно верен Финн Сандерсон. Чеку с кругленькой суммой или же спортсмену?
И он с треском проваливает тест, потому что отвечает:
– Нарушать запрет о разглашении глупо. Нам следует придерживаться выбранного курса.
Нам следует придерживаться выбранного курса. Точь-в-точь слова Арчибальда. Финн поднимает руку, чтобы попросить официанта наполнить его стакан. Я же больше не хочу сидеть здесь.
– А пока тебе следует насладиться моментом. Солнцем, прибоем, женщинами, которые восхищаются твоими татуировками и акцентом.
– Ага, – бросаю я, хотя в данный момент думаю совсем о другом. Я хочу сказать Финну, чтобы отвалил, но я слишком устал.
– Где ты, говоришь, остановился? – задает он вопрос, от ответа на который я все время уклоняюсь.
Думаю, сейчас не время сообщать, что я живу с Джонни… и Леннокс. Ничего хорошего из этого не выйдет.
– Я же говорил, у друга.
– Отлично. Прими мой совет, Раш, – начинает он, наклоняясь, как будто собирается поведать какой-то секрет. – Наслаждайся благами, что предоставляет этот город. Тогда жизнь здесь не покажется такой уж тяжелой.
Глава 24. Леннокс
– Черт возьми, – говорит Раш, когда заходит в гостиную, где я устроилась на краешке дивана. На коленях – ноутбук, рядом, на подушке, – несколько контрактов, а напротив, на столике, – наполовину опустошенная бутылка вина. – Угораздило же меня играть в футбол, – подмигивает он с усмешкой, которую я пытаюсь игнорировать. – Понятное дело, ты это знаешь, но вся эта затея с прессой – полная ерунда.
– То есть?
– То есть на скольких встречах, брифингах для прессы и цирковых представлениях мне нужно широко улыбаться, стоять рядом с Кэнноном и только и петь дифирамбы ВЛПС? Этим людям не нравится футбол. Не так, как у меня дома. Они думают иначе, но на самом деле лишь пытаются сделать выгодное вложение, чтобы превратить этот спорт в то, чем он может быть здесь, в Штатах.
Я смотрю на Раша: он в одних спортивных штанах и служит прекрасным способом отвлечься, потому что от мелкого шрифта у меня уже начали болеть глаза.
Но теперь я настораживаюсь от внутреннего удара, который чувствую при каждой нашей встрече. Словно мое тело понимает, насколько он хорош, и старается шокировать меня так, чтобы я забылась.
– Именно это входит в твои обязанности, – он окидывает меня недовольным взглядом, в ответ на который я лишь усмехаюсь. – Бедный малыш. В офисе выдался тяжелый день, да?
Он закрывает глаза и прижимает веки пальцами, а после проводит рукой по волосам.
– Когда уже придет конец вопросам? – со вздохом спрашивает он. – «А что насчет Эсме, Раш? Станешь слабым звеном «Ливерпуля», Раш? Эй, Раш, как думаешь, команда предпочтет оставить тебя или Сета? Ведь трансфертное окно скоро закроется». Какая же чушь. – Он подходит и начинает собирать с дивана все бумаги.
– Эй, что ты… – прежде чем я успеваю закончить, он плюхается на диван и кладет голову мне на колени – как раз на то место, с которого я только что убрала ноутбук. При этом ноги Рашу приходится перекинуть через подлокотник. – Раш! – опускаю взгляд, чтобы увидеть, как он смотрит на меня с застенчивой улыбкой. Густые ресницы обрамляют светлые глаза, в которых совсем не видно сожаления.