– Что ты вытворяешь? – спрашиваю я с притворным раздражением, потому что уже не могу испытывать настоящее, когда дело касается Раша.
– Мне просто нужно побыть с кем-то милым, кто не задает миллион вопросов, – отзывается он сонным голосом и, прикрыв глаза, устраивается поудобнее. – С кем-то, кто не станет судить или надумывать, пока я стою с приклеенной улыбкой и притворяюсь, что меня это совсем не задевает. А все потому, что я лицо целой лиги.
Я рада, что Раш начинает разочаровываться в происходящем. Какая-то часть меня интересуется, случилось ли это из-за того, что я сказала ему на прошлом мероприятии. На мероприятии, где я высказала свое мнение, хотя поклялась этого не делать. Но не смогла сдержаться. Не после появления Финна и ерунды, что он нес. Кроме того, любому, кого не трогает то, что он оставил позади, следует задуматься о своем эмоциональном состоянии.
И, конечно же, Раш охарактеризовал и меня в своей речи. Потому что, даже если из-за приезда Финна в Лос-Анджелес всю последнюю неделю мы держались друг от друга на расстоянии, я все еще помню, как Раш посмотрел на меня, когда я заявила, что не верю в его интрижку с Эсме. То, как расширились его глаза. Как от удивления он приоткрыл рот.
Вопрос лишь в том, что или кого он прикрывает и почему.
– Знаешь, все от природы любопытны, – с осторожностью начинаю я, и, когда Раш не открывает глаз и ничего не говорит, продолжаю: – Ты не сделал ни одного заявления. Ни с кем не поговорил. Будь это иначе, некоторые люди посмотрели бы на ситуацию по-другому.
– Я же сказал, команда вынесла запрет на разглашение, – бормочет Раш.
– А я сказала, что существуют способы его обойти, – говорю я. – Тот факт, что ты продолжаешь вести бизнес, словно ничего не случилось, только подпитывает любопытство публики. И, вероятно, разочаровывает ее.
Многочисленные комментарии к его постам в социальных сетях служат тому доказательством.
– Давай сменим тему, пожалуйста.
Я не скрываю разочарованного вздоха, пока изучаю его лицо. То, как ресницы веером ложатся на щеки, и темную щетину, подсказывающую, что этим утром он не побрился. Мне так хочется наклониться и поцеловать Раша. То, что я вижу его, чувствую его прикосновения, вызывает у меня боль. Они мучают меня еще с нашего первого поцелуя.
Притормози, Леннокс.
А не то потеряешь рассудок.
– Вообще-то я тут работала, – провожу я рукой по волосам Раша.
– Знаю, но также ты работаешь со мной. Поскольку в последнее время ты совсем не обращаешь на меня внимания, я решил сделать так, что ты больше не сможешь меня игнорировать. – Раш открывает глаза, чтобы встретиться со мной взглядом.
– Вряд ли можно сказать, что я тебя игнорировала.
– Тогда почему только я сейчас в лежачем положении? – Его улыбка становится шире – приятное зрелище после беспокойства, которое отражалось на его лице еще несколько мгновений назад.
Но каким бы приятным ни было это зрелище, я вздыхаю. Только это мне и остается. Рашу стоит отдать должное, ведь он не сдавался на протяжении всей недели.
Начиная от разгуливания в спортивных штанах, что низко свисают на бедрах, и заканчивая тем, чтобы занять любое пространство, в котором я нахожусь. Он определенно намерен изматывать меня до тех пор, пока я не сдамся.
Если я разговариваю с клиентом, он плюхается на стул, вытягивает ноги прямо передо мной, как будто меня там и нет, и начинает листать ленту в своем телефоне.
Если я работаю на компьютере за обеденным столом, он включает первый попавшийся матч и принимается его комментировать, чем сводит меня с ума.
Если я на кухне, он запрыгивает на столешницу, прямо там же, где я готовлю, и начинает пробовать мою стряпню.
Я очень гордилась тем, что не поддавалась на провокации, но чем больше Раш проводит времени рядом и чем меньше влияния извне напоминают о моем несоответствующем поведении, тем сильнее я осознаю – с кем я сплю, и правда никого не касается.
– Лучше тебе это прекратить, – ворчу я.
– Что прекратить?
– Полагать, что все мое время принадлежит тебе.
– Но разве твоя работа не состоит в том, чтобы делать меня счастливым? Так что, по сути, твое время – мое время. – Когда он снова улыбается, я перевожу взгляд на его грудь. Замысловатые татуировки покрывают левое плечо и спускаются к запястью. Они представляют собой мозаику из слов и изображений, самое существенное из них – своего рода компас, вокруг которого вращаются все остальные. Я изучаю каждую, а Раш просто следит за мной.
– У тебя какой-то пунктик против футболок? – бормочу я.
– Да. Раз уж ты затронула эту тему. Стыдно носить их в такую хорошую погоду. Тебе самой стоит попробовать.
– В Штатах женщинам не разрешают разгуливать топлес.
– А следовало бы. Я никому не скажу, если ты ее снимешь. Конечно, при условии, что и сама сохранишь это в секрете.
– Очень смешно.
– Скажи-ка мне вот что, Леннокс.
– М?
– Почему ты здесь? Не только же из-за ВЛПС. Я слышал, как ты разговариваешь с сестрами и отцом. Ты явно скучаешь по ним.
Я, осознающая, насколько Раш прав, и охваченная волной эмоций, мягко улыбаюсь.
– Скучаю.
– Тогда, может, объяснишь?
– Только если ты сделаешь то же самое.
Наши взгляды на мгновение встречаются – безмолвный вызов, подчеркнутый оттенком сексуального напряжения, который никто из нас не в силах отрицать. Сердцебиение Раша учащается под моей ладонью, которую я кладу ему на грудь, и тут же понимаю, что воздвигнутые мной барьеры рушатся.
– Ты расстроена.
– Иногда члены семьи расстраивают нас, даже если и непреднамеренно.
– Что случ…
Я прижимаю палец к губам Раша, чтобы наклониться и поцеловать его. На мгновение, когда наши губы встречаются, он замирает, но прикосновением языка я побуждаю его открыть рот.
Раш колеблется.
– Что мы делаем, Нокс? – шепчет он у моих губ.
Нежность, которую нам еще предстоит испытать, кажется невероятно приятной, особенно из-за прозвища, которое он использует, только когда мы остаемся наедине.
– Я целую тебя, – я снова скольжу языком между его губ.
– Я думал, существуют правила.
Еще одно прикосновение. Раш тихо стонет, когда я прикусываю его губу, прежде чем отодвинуться и ответить:
– Правила и правда есть.
– А ты их нарушаешь.
Мы неотрывно смотрим друг на друга: глаза Раша темнеют, наше дыхание смешивается.
– Учусь у тебя.
И на этот раз я не прерываюсь. Растворяюсь в моменте. В Раше. В том, как нуждаюсь в связи с этим мужчиной, и знаю, что он доставит мне удовольствие. Мужчина, который просто не способен причинить мне боль.
Нам известно, что это ни к чему не приведет.
Что через несколько недель мы вернемся к прежнему образу жизни. Поэтому, несмотря на предупреждения, несмотря на обещания, которые себе дала, я иду на поводу у внутренней боли – не только физической, но и эмоциональной – от желания установить с кем-то связь, поскольку чувствую себя оторванной от всего остального.
Раш прерывает поцелуй и изучает меня внимательным взглядом. Мне же интересно, что он видит. Некомпетентного агента, пытающегося поступить правильно по отношению к своей семье, или упрямого агента, пытающегося найти себе место в мире, где все совсем не так, как кажется? Или все же женщину, которая пытается сделать и то и другое, при этом желая урвать момент для себя?
– Ты не предлагала стать моим агентом, – шепчет Раш.
– В настоящий момент у меня в голове намного больше вещей, чем мысли о том, кто же ведет переговоры от твоего имени.
– И что же это за вещи?
– Например, наши поцелуи, – я наклоняюсь, чтобы подразнить его.
– Ох, – выдавливает Раш, и я заглушаю этот звук новым поцелуем.
Он тянется к моему затылку, чтобы придвинуть меня ближе, но в то же время позволяет мне взять инициативу в свои руки. Раш реагирует на каждое мое действие. Мой вздох только усиливается его тихим стоном.
Так что мы целуемся. Наши языки встречаются, порхают друг над другом. Несмотря на не очень удобное положение, наши руки переплетаются.
Но в этом поцелуе прослеживается некая интимность, утоленное желание. Между нами все еще ощущается голод, острая похоть, но мы сдерживаем привычную нам настойчивость и соединяемся самым простым из способов.
Мое тело пламенеет от прикосновений Раша. В голове не остается мыслей, кроме возможности насладиться редким моментом нежности от мужчины, который любит сразу переходить к действию.
Лучшая часть заключается в том, что Раш не пытается получить что-то большее. Позволяет мне, не торопясь, взять желаемое.
Конечно, у нас уже был секс, но что-то в этом моменте, в каждом соприкосновении наших губ, в каждом удовлетворенном вздохе наполняет ту часть меня, в которой я не знала, что нуждаюсь.
Мне очень нравится целовать этого мужчину.
Хлопает входная дверь, и в то время, как я рывком возвращаюсь в сидячее положение, Раш, чей член во всей красе выступает сквозь ткань спортивных штанов, разочарованно стонет, но не двигается с места.
– Серьезно, Джонни? – спрашивает он, когда раздается звон ключей и звук шагов. – Неужели мужчина не может поцеловать женщину без того, чтобы их прерывал владелец дома, который, кстати, позволил им здесь остаться?
Я со смехом поднимаюсь со своего места так, что голова Раша падает на подушку, и собираю бумаги, которые во время наших поцелуев упали на пол.
– Позволяя вам здесь остаться, я не думал, что придется дезинфицировать дом от вашей заразной похоти, – заявляет появившийся в гостиной Джонни. – Ух ты. По телику идет матч, а у него в штанах стояк. Будем надеяться, что он так возбудился из-за тебя, Леннокс, а не из-за футбола.
Я показываю Джонни средний палец, но осознаю, что впервые в жизни мне неловко из-за того, что меня застали в таком положении. Учитывая, что в колледже мы с Джонни были соседями, мы часто видели друг друга в компрометирующих ситуациях, но эта почему-то каж