Конечно, мне нравится суета и общение на конференциях, но я слишком устала.
Вселенная будто бы намекает мне, что заказать еду в номер – плохая идея, поскольку я застреваю позади десяти человек, что толпятся у выхода. Все рассматривают что-то в телефоне одного из них, так что они не слышат моих «Позвольте пройти».
Я останавливаюсь как вкопанная как раз в тот момент, когда уже собираюсь обогнуть мужчин.
– Она не знала о Чикаго. Совсем ничего не знала. Думаешь, папочка Кинкейд понимает, что она – слабое звено, и именно поэтому не хочет ее отпускать? – Этот голос и усмешка, что следует за произнесенными словами, принадлежат придурку Финну. – Кажется, он потакает ее драгоценному эго. Ведь на одной красоте далеко не уедешь.
Я застываю от шока, нерешительности, обиды – называйте как хотите, – когда вокруг Финна раздается смех. Стоит ли мне остаться здесь, спрятанной за толпой, или лучше заявить о своем присутствии?
И что такого, черт возьми, должно произойти в Чикаго?
– Ходят слухи, что все Кинкейды с ней нянчатся. Заметил, что, когда дело касается атлета, которого не так-то легко убедить, на дело отправляется кто-то из ее сестер? – слышится другой мужской голос, обладатель которого присвистывает.
– Они могут отправить Леннокс ко мне, когда захотят, – заявляет третий. – Мы могли бы провести переговоры о том, что ей стоит оставить туфли, а все остальное снять.
– Я о таком наслышан. Черт, может, мне стоит притвориться спортсменом, потому что она готова на все, лишь бы подписать контракт, – продолжает свистун.
Мой желудок сжимается, и я почти вижу, как он подталкивает остальных локтем в этой «мужской» манере. Я ошеломлена комментарием, хоть и знаю, откуда он взялся. Это всего лишь искаженная правда, но насколько я была глупа, когда полагала, что ее воспримут как-то иначе.
– Ты о Бредли? – уточняет второй.
– Конечно, о нем, – отвечает свистун. – Последнее, чего мне хотелось бы, чтобы мне напоминали, как я потерял топового клиента просто потому, что у меня нет киски.
От удивления у меня отвисает челюсть, и я моргаю так быстро, будто это поможет мне забыть услышанное.
Так вот какие слухи ходят? Что я сплю с клиентами, чтобы увести их от нынешних представителей?
Гнев разжигает и укрепляет шок от услышанного. Я знала, что обо мне ходят слухи – в конце концов, я агент-женщина, которая работает с мужчинами-атлетами, – но не такие же.
Можете окрестить меня наивной, но какого черта?
Кто-то толкает меня сзади, чем возвращает к реальности. Я снова прислушиваюсь.
– Так вот что случилось с Чикаго? Организатор понял, что вместо мозгов ему светят только сиськи, и отозвал предложение? – предполагает второй.
– Не будь придурком, – говорит другой, но его смешок скорее побуждает продолжать в том же духе.
– Или она оказалась слишком глупа, чтобы понять, какой шанс ей выпал? – продолжает второй.
– Кто знает, – отзывается Финн. – Она числилась в списке, а потом ее из него убрали. Если спросите меня, Кинкейд просто боится, что она опозорит семью и агентство.
– Что взять с Королевы красоты, – говорит другой.
Раздается еще один взрыв смеха, как будто этот придурок махает зрителям, точно участница конкурса красоты. Я так крепко сжимаю папку, что удивляюсь, как она еще не сломалась.
– И кто глупее? Чикаго, потому что попросил ее высказаться, ВЛПС, потому что решили, что она принесет им пользу, или же она сама, потому что отказалась от работы, которая помогла бы заработать авторитет?
– Авторитет? – раздается еще один голос. – Например, насколько коротка ее юбка, или насколько большой у нее размер груди, или как сильно на нее хочется кончить? О таком авторитете речь?
Я не успеваю переварить слова, оскорбления или что-либо еще, кроме того факта, как сильно меня это ранит. Понятное дело, Финн – придурок, но между нами сложились непростые отношения, учитывая, что какое-то время он встречался с моей сестрой. И поскольку мы находимся на одном игровом поле, боремся за одних и тех же клиентов, нам позволено друг друга ненавидеть. Однако с его коллегами меня ничего не связывает, а он намеренно портит их впечатление обо мне.
Хотя, возможно, подобное впечатление сложилось у них уже давно.
Может быть, все здесь собравшиеся думают обо мне именно так.
Как только данная мысль приходит мне в голову, толпа расступается, и я вижу Финна и его группку придурков.
Пусть у меня дрожат руки, а на глаза наворачиваются слезы, но я выпячиваю подбородок, расправляю плечи и направляюсь прямо к ним.
За годы переговоров со спортсменами я выучила одно правило: когда дело касается мужчин, не стоит давать им понять, что они тебя задели. Потому что тогда ты окажешься в невыгодном положении.
А больше всего я ненавижу именно это.
– Джентльмены, – произношу я так сладко, как только могу. По крайней мере, у одного из них хватает вежливости при виде меня подавиться глотком пива, который он только что сделал. – Я не могла не подслушать ваш увлекательный разговор о моих достоинствах… или их отсутствии. Понимаю, Финн обеспокоен тем, как мое агентство медленно, но верно обходит его по числу высокопоставленных клиентов. Из-за этого он испытывает необходимость очернить меня, но остальные… – Я уделяю время тому, чтобы взглянуть в глаза каждому, у кого хватает смелости встретиться со мной взглядом. – Вам должно быть стыдно за то, как вы только что отзывались о женщине. Но опять же, нам, королевам красоты, стоит уже к этому привыкнуть. – Я, будто один из них, подталкиваю локтем того, что стоит слева. От охватившей его неловкости он напрягается. – Я же права?
– Мы не это имели…
– Нет, именно это, – с улыбкой отмахиваюсь я, словно ничего важного не случилось. – Уверена, ваши жены и дочери рады, что у них столь дальновидные мужья и отцы. – Я снова улыбаюсь, позволяя сарказму пропитать мои слова. – И к твоему сведению, Финн. Балкон в Нью-Йорке? Твои неуклюжие руки? – подмигиваю я одному из мужчин. – Понятно, почему моя сестра его бросила.
Без разрешения я забираю у Сандерсона бокал с виски и делаю глоток. Качаю головой, когда алкоголь обжигает горло. Эти придурки не заслуживают, чтобы я тратила на них время. Они идиоты. Их мнение не более зрелое, чем у тринадцатилетнего подростка.
– И кстати, мне не нужно с кем-то спать, чтобы заполучить клиентов. Некомпетентность одного человека – выгода для другого.
– Но после подписания контракта ты все же с ними спишь? – спрашивает Джейсон, чья самодовольная улыбка становится шире. – Раз уж мы говорим начистоту.
– Только посмотри, как ты стараешься подхалимничать Финну, – покачав головой, цокаю я языком. – Так мило. Хотя не стоит ждать от него того же. Он слишком любит себя, чтобы становиться чьим-то подпевалой. – Я оглядываю всех собравшихся. – Ну что ж, наслаждайтесь вечером, джентльмены. Я же вернусь в номер, чтобы учиться считать до десяти и отрабатывать помахивание рукой. – Я киваю, а затем выхожу из комнаты с высоко поднятой головой, мысленно вскидывая кулак в знак победы.
Господи, как же хорошо вежливо послать их, даже если от этого их слова не ранят меньше, а вызванные ими вопросы не исчезают.
Больше грубостей, что наговорили эти придурки, меня тревожит мысль о том, что все в этой отрасли видят меня именно такой. Такого они обо мне мнения? Я красивая обертка «Кинкейд Спортс Менеджмент»? Красотка-сестричка, у которой больше сисек, чем мозгов? Способная завлечь простодушных спортсменов, но уж точно не более жестких и требовательных?
Одному богу известно, что они говорят об упрямцах, которых мне удалось покорить. Или точнее… о том, как именно я их покорила.
Отвратительно.
Все мои сестры прекрасны по-своему. Только потому, что я участвовала в конкурсах красоты, чтобы заработать стипендию в колледже и сохранить единственную связь, что осталась с умершей матерью, еще не значит, что я не закончила одну из лучших программ по спортивному менеджменту.
Но в момент, когда двери лифта закрываются и адреналин отступает, мои мысли начинают выходить из-под контроля.
Маленькие моменты, произошедшие за последние несколько месяцев. Сообщения сестер о том, что они займутся новым потенциальным клиентом, поскольку я слишком занята, хоть и настаиваю на обратном. Неожиданные, не совсем подходящие мне изменения в расписании, которые иногда вносит наш отец.
Чикаго.
Да что происходит в этом Чикаго?
Они ошибаются.
Эти парни точно что-то напутали.
Но с каждым шагом мои ноги тяжелеют, а слезы все сильнее грозят пролиться.
На сердце лежит груз.
Мои мысли заполнены безобидными решениями о том, кто берет на себя клиента, или тем, как мы с сестрами и отцом взаимодействуем в офисе.
Я вспоминаю обсуждение предложения ВЛПС, за которым тут же последовало утверждение отца, что за этим кроется нечто большее и мне не стоит соглашаться.
Что же действительно скрывалось за этим?
Еще до того, как скинуть туфли и прикрыть дверь номера, я уже звоню младшей сестре.
– Разве ты не должна быть на скучном ужине с такими же скучными мужчинами, самый горячий из которых настолько влюблен в себя, что уже не кажется привлекательным? – вместо простого «алло» спрашивает Чейз. Но когда ярость поглощает эмоции и замешательство, которые я испытываю, мне не удается вымолвить и слова. – Лен? Ты в порядке? – На этот раз ее голос звучит мягче. В семейном прозвище, которое она использует, слышится беспокойство.
– Что происходит в Чикаго? – спрашиваю я.
– Чикаго? – заикается она, чем только усиливает мое любопытство, потому что Чейз никогда не заикается. Она всегда знает, что сказать.
– Да. Чикаго. Парни говорили об этом: о том, что меня туда зачем-то пригласили, но позже изменили решение.
– Ничего такого. Там не было ничего важного.
– Чейз… – Ее имя звучит как предупреждение.
– Маленькая конференция, которая запланирована на следующий месяц. Они попросили нас произнести речь о том, каково это – быть женщиной-агентом в индустрии, где доминируют мужчины…