Я уже собираюсь ответить, но сжимаю губы, потому что вспоминаю прошлую ночь. Никто никогда не дарил мне закат. Бог ты мой. Неужели я и правда сказала это? Неужели вино, секс и шоколад превратили меня в слащавую открытку с «Холлмарк»? [12]
Я морщусь и надеюсь, что Раш пребывал в таком же настроении, хотя прекрасно знаю, что это не так. Он произнес речь о толпе и короне, которая тронула меня настолько, что мне даже приснился нелепый сон о том, как я катаюсь по стадиону в какой-то дурацкой колеснице, а толпа аплодирует всякий раз, когда я поднимаю свою корону.
Раш играет с моим разумом.
Вопрос лишь в том, что я собираюсь с этим делать. Ведь, хочу я это признавать или нет, мне нравятся наши отношения. Я еще никогда не впадала в панику и не держала на расстоянии мужчин, которые становились слишком навязчивыми.
Уверена, однажды это произойдет.
Обязано произойти.
– Джонни рассказал, что ты потеряла мать. Не возражаешь, если спрошу, сколько тебе тогда было?
Я не должна удивляться прямолинейности Раша, но он все же застает меня врасплох. Многие избегают подобных тем, но когда я поворачиваюсь, чтобы взглянуть ему в глаза, то не вижу в них ничего, кроме сочувствия.
– Мне было тринадцать.
– Мне жаль.
– Не стоит. – Я как всегда отделываюсь легким пожиманием плеч. – Это было давно.
– Давно или нет, это все еще безумно ранит. Я потерял свою, когда мне было пятнадцать.
– Я и не знала. – Чувствую себя дурой, которая думала лишь о себе, так что беру Раша за руку. – Мне жаль.
– Как ты и сказала, не стоит.
– Аневризма головного мозга, – называю я причину смерти моей матери. – А у тебя?
– Рак.
При мысли об этом у меня сжимается сердце. Мне всегда казалось, что нам повезло, потому что мама ушла быстро. Без месяцев страданий и ожидания неизбежного. Все произошло невероятно стремительно. Настолько, что тогда, как и сейчас, мне было сложно поверить, что ее больше нет.
Но я не могу сказать это Рашу. Не могу быть благодарной за то, как быстро умерла моя мать, а после спросить, как долго страдала его. Не могу признаться, что любой психиатр после ознакомительной беседы со мной сказал бы, что у меня проблемы с формированием привязанностей, потому что в ту минуту, когда я чувствую что-то, кроме поверхностного вожделения, я убегаю. Лишь бы предотвратить возможную боль.
Пока мой разум переваривает эту мысль, я ложусь рядом с Рашем, кладу голову ему на грудь, и мы оба смотрим на горизонт.
Угасающие воспоминания, что наполняют мою голову, заставляют одновременно улыбаться и скучать по маме.
– Я всегда боюсь забыть ее голос. Запах духов. То, как она обнимала меня. Ее смех.
– Ты никогда ее не забудешь. А когда тебе покажется иначе, ты увидишь ее во сне. Это поможет тебе снова вспомнить. К тому же у тебя есть отец, который помогает вам сохранить воспоминания о ней.
От его слов у меня на глаза наворачиваются слезы радости и печали. Я вспоминаю, как пару недель назад отец рассказал, как сильно я похожа на мать.
– А ты? По чему ты скучаешь?
Раш поглаживает мою руку.
– Прошло слишком много времени, чтобы по чему-то скучать. Тот момент моей жизни оказался слишком мрачным.
Я смотрю на него. На сильную челюсть и густые ресницы, но Раш не сводит глаз с неба.
– Разве твой отец не помог сохранить воспоминания о ней?
Выражение лица Раша остается таким же сдержанным, как и его голос, в котором отсутствуют какие-либо эмоции, когда он отвечает:
– Я никогда не знал своего отца.
– Прости, я не… – Я замолкаю и изо всех сил пытаюсь придумать, что сказать вместо этого. – Два телефона.
– Два телефона… Ах, те, что лежали в твоей сумочке? – смеется он. – Так почему их два?
– Один принадлежал маме. Он не работает, но я никак не могу заставить себя его выбросить. Конечно, я не думаю, что она мне позвонит… Черт, он ведь даже не заряжен, но я все равно ношу его с собой. Не знаю, считаю ли я его талисманом или ниточкой, за которую цепляюсь, чтобы сохранить с ней связь. Тем не менее, каким бы глупым это ни казалось, я не могу его выбросить.
– Это совсем не глупо. Я тебя понимаю.
– Иногда я даже заряжаю его, чтобы послушать голосовые напоминания, которые она оставляла. – Я никому об этом не рассказывала. Что же такого есть в Раше, что я безоговорочно доверяю ему?
Он мягко усмехается.
– Понимаю, долгое время после смерти мамы я носил медальон, который она дала мне, когда заболела. В нем не было ничего особенного, если не считать выгравированного на лицевой стороне компаса, который, как она поклялась, принесет мне удачу. Когда я спросил, что же в нем такого, она сказала, что, куда бы ни завела меня жизнь, этот компас всегда поможет мне вернуться назад. Мама оказалась права. Первое тату, которое я сделал. Вот здесь, – указывает Раш на зону над сердцем. – Это ее компас, так что я никогда больше не собьюсь с пути.
Я приподнимаюсь на локте и обвожу замысловатые линии на его груди. Я знаю, как важно за что-то держаться.
– Он идеален.
– Так же идеален, как и то, что ты носишь с собой телефон твоей матери. – Раш внезапно пово – рачивается так, что теперь нависает надо мной. – Знаешь что?
– М?
Его глаза снова околдовывают меня.
– Думаю, этим утром нам не помешало бы поплавать.
– Правда? – Не этого я ожидала.
– Последний будет готовить завтрак. – Раш выпрыгивает из постели, а я следую за ним.
Пока мы бежим вниз по лестнице, наш смех эхом отдается от стен.
Мы даже не задумываемся о купальниках или полотенцах, просто сбегаем с веранды на песок. Небо озаряется разноцветными полосами, которые смягчают темную воду океана. Мы оба вскрикиваем, когда оказываемся в холодной воде, но Раш тут же притягивает меня к себе.
Последнее, о чем я думаю, прежде чем забыться в поцелуе, – это то, что Раш подарил мне и рассвет тоже.
Глава 32. Леннокс
– Этот раз тоже получился ужасным? – спрашивает Раш. Мы сидим в теплом джакузи, и он притягивает меня так, что я опираюсь спиной о его грудь.
– Так и есть, – отвечаю я. – Огромная ошибка.
– Кажется, ты продолжаешь совершать ошибки и заниматься со мной ужасным сексом.
– Самые большие ошибки в моей жизни.
Раш усмехается и сажает меня себе на колени так, чтобы можно было поцеловать.
На мгновение меня шокирует мысль о том, что я привыкаю к этому.
Все выглядит так, словно между нами что-то есть… И я не уверена, как с этим быть.
– Ты в порядке? – спрашивает Раш, чья улыбка угасает. Я киваю. Иронично, что мысленно я схожу с ума, но в то же время тайно наслаждаюсь этими выходными и его компанией.
Тем, как утром Раш готовит для меня кофе, и я сижу рядом, пока он заваривает себе чай. Как он всегда находит способ дотронуться до меня: скользнуть кончиками пальцев по позвоночнику, положить ладонь на бедро или заправить прядь волос за ухо. То, что он ничего не знает о бейсболе, но все равно пытается разобраться в правилах.
Так много вещей, которые побуждают меня отдалиться. Но вместо этого меня только притягивает ближе.
Прямо как сейчас, когда Раш приобнимает меня сзади и упирается подбородком мне в плечо.
– Я в порядке. Просто боюсь возвращаться в Лос-Анджелес, – бормочу я, смотря на свет в океане: какой-то моряк пытается вернуться домой, к семье – пока мы наслаждаемся последней ночью нашего отпуска.
– Я тоже, – кончиками пальцев Раш лениво скользит по моей обнаженной коже, скрытой под пузырьками. Между нами царит приятная непринужденность, по которой я буду скучать, когда мы вернемся к Джонни и вспомним, что нам не суждено быть вместе.
И, словно прочитав мои мысли, Раш спрашивает:
– Почему ты не предложила мне перейти в «КСМ» и стать твоим клиентом?
– На то есть несколько причин, но самая главная состоит в том, что сейчас я не работаю, а значит, и говорить о работе не хочу.
– Я отношусь к этому с уважением, но все же думаю, что нам стоит это обсудить.
Я, раздумывая над тем, что сказать, беру руку Раша в свои и перебираю его пальцы.
– Мы так и будем игнорировать тот факт, что на этих выходных я болтала, а ты только слушал?
– Я тоже болтал, – усмехается Раш. – Выкрикивал твое имя. А несколько раз – даже имя господа.
Я поворачиваюсь, чтобы игриво толкнуть его в плечо.
– Я не это имела в виду.
– Тогда что же?
– Если бы мне когда-нибудь пришлось стать твоим агентом… – Черт. Я кривлю губы в попытке понять, как донести то, что я хочу сказать. – Послушай, я не из тех девушек, кто много болтает о чувствах, но, когда дело касается тебя, я рассказываю больше, чем обычно. Так что…
– Так что от меня ты ждешь того же.
– Необязательно, но мне не нравится чувствовать себя… выставленной напоказ. Уязвимой. Думаю, это самое подходящее слово.
Ничего не выходит. Большую часть времени мне сложно подобрать правильные слова.
– И как именно я делаю тебя уязвимой?
– И вот ты снова переводишь разговор на меня.
– Чего же ты хочешь?
– Ничего. Всего. Хоть чего-нибудь.
– Разговор будет не из простых, – смеется Раш. – Я же говорил, у меня выдалось тяжелое детство. Я рос без отца, а мать умерла. Когда мне было пятнадцать, я получил стипендию, а в шестнадцать подписал свой первый контракт.
– Все эти вещи я могу найти и в интернете, – вздыхаю я. – Потеряв мать, с кем ты жил, пока не получил стипендию? С родственниками?
– Ни с кем, – в этот раз улыбка не затрагивает его глаза. – Когда я говорю, что времена были тяжелыми, я именно это и имею в виду. Я делал то, что должен был, пока не получил стипендию.
– Господи. Раш. Я и не догадывалась…
– Слушай, мне не нужна твоя жалость. Мне повезло. Меня приютила семья моего товарища по команде. В итоге все закончилось хорошо. Так что нет смысла об этом говорить.
– Я тебя не жалею. Просто…