В общем, вместо Института США и Канады 1 сентября 1973 года мне предстояло явиться для прохождения полугодичной производственной практики в Отдел переводов МИД СССР. По счастью, мне там сразу понравилось. Сотрудники отдела (всего человек 30) были людьми в основном молодыми. Царила рабочая, но непринуждённая атмосфера. По большому счёту, не важно, кто ты: советник, референт или практикант, главное — можешь переводить или нет. Пастоев, человек с обликом и манерами дореволюционного интеллигента, к молодым сотрудникам относился с трогательной заботой. За каждую даже небольшую командировку, не говоря уже о субботних и воскресных дежурствах, полагались отгулы. Занимались как письменными, так и намного более интересными устными переводами бесед руководителей МИД, ходили на дипломатические приёмы. Моим боевым крещением как практиканта был перевод находившимся в Москве проездом вице-президенту и министру иностранных дел Гамбии. В общем, живая работа увлекла, и когда речь зашла о распределении на работу по окончании института, я без всякой грусти дал согласие на отдел переводов, решив, что диссертацией можно заняться и параллельно (действительно, защитил её в заочной аспирантуре Дипакадемии МИД в 1981 году).
Не прошло и месяца после моего выхода на работу в МИД СССР (11 июня 1974 года), как мне предстояло первое серьёзное испытание. В Сомали с официальным визитом направлялся член Политбюро ЦК КПСС, Председатель Президиума Верховного Совета СССР Н. В. Подгорный. Визит был по-своему историческим. Ведь советские руководители не посещали Африку более десяти лет. (В начале 1960-х, также находясь в должности Председателя Президиума Верховного Совета, в Западную Африку съездил Брежнев.) Между тем, наши идеологические и стратегические интересы там нарастали. В один из дней начала июля делегация погрузилась в два самолёта Ту-134 и с посадкой в египетском Луксоре к вечеру прибыла в Могадишо. Город явно готовился к прибытию высокого гостя. Повсюду висели портреты Подгорного, на которых цветом кожи он больше походил на сомалийского руководителя. К тому же, о ужас, на его пиджаке красовалась лишь одна «Золотая Звезда» Героя Социалистического Труда (к этому времени Подгорный был уже дважды Героем). Последнюю ошибку исправили уже к утру — на всех портретах подрисовали вторую звёздочку. Я, прибывший с «обозом» вторым самолётом, должен был переводить в тот же вечер выступление Подгорного на митинге. Меня привезли из аэропорта куда-то с чемоданом, но где размещаться, было совершенно непонятно. Увидев мою растерянность, кто-то из сомалийцев взял меня за руку и отвёл на виллу которую я и получил в своё полное распоряжение. На вилле неподалёку остановился сам Подгорный, рядом жила его охрана. По счастью, никто из руководства делегации не узнал о том, как я роскошествую, — второй человек в делегационном списке, Первый заместитель Министра иностранных дел СССР почтенный Василий Васильевич Кузнецов, жил в маленьком гостиничном номере с плохо работавшим кондиционером.
После разминки на вечернем митинге на следующий день предстояло основное — переговоры делегаций. Всё было обставлено, как и подобает, очень торжественно. По каждую сторону стола сидело человек по пятнадцать. К счастью, из обычной практики сделали исключение — я переводил с русского на английский и сидел между Подгорным и Кузнецовым, а с сомалийской стороны также пристроился наш переводчик Пётр Иванович Погодин — у самих сомалийцев специалиста со знанием русского языка не оказалось. В один из моментов во второй половине дня Подгорный начал говорить и не уступал слова президенту Мохамеду Сиаду Барре полтора часа, делая, правда, паузы для перевода. Переговоры проходили в самом дружеском ключе. Барре заявлял, что в отличие от некоторых других африканских стран, которые строят свой национальный социализм, сомалийцы всё хотят сделать точно как в Советском Союзе — «считайте нас своей шестнадцатой республикой». С умилением вспоминал он о своём визите в Советский Союз, где на него особенное впечатление произвела транслировавшаяся по утрам по радио производственная гимнастика — раз, два, три — вот так и надо организовать жизнь в стране. К сожалению, сомалийскому руководству этого сделать не удалось. Обстановка уже тогда начинала деградировать. Если в 1974 году Могадишо выглядел как курортный средиземноморский город, по улицам которого расхаживали красивые женщины в ярких развевавшихся на ветру нарядах, а в магазинчиках продавалось полно всяких товаров, по крайней мере, по сравнению со скудными полками в Москве (особым успехом среди членов нашей делегации пользовался ставший тогда модным у нас кримплен), то когда тот же Подгорный заехал в Сомали три года спустя (я вновь находился в «обозе»), стали видны признаки деградации — и по магазинам, и по появившимся на улицах многочисленным нищим.
Два слова об этом втором турне Подгорного в марте 1977 года. Председатель Президиума проследовал по маршруту Дар-эс-Салам — Лусака — Мапуту. С неожиданной остановкой на обратном пути в Могадишо. В контексте подготовки визита я в составе передовой группы всего из семи человек сначала дважды проехал по кругу, а третий совершил уже с самой официальной делегацией. Однако самому Подгорному мне переводить пришлось немного. Помню ланч после посещения водопада Виктория. Кстати, реагировал на это чудо света Подгорный с почти детским восторгом. Несмотря на свои 70 с хвостиком, пытался выйти на такую точку, где водопад был виден лучше всего. Поэтому последовавшее через два месяца объявление о том, что Подгорного снимают со всех постов по состоянию здоровья, доверия не вызывало.
Однако вернёмся в 1974 год. В один из дней в начале сентября мне позвонили из отдела кадров и спросили: «Вы знаете, что завтра едете в Болгарию?» — «А зачем?» — поинтересовался я. «Этого я вам сказать не могу», — ответил сотрудник и повесил трубку. Моё недоумение вскоре разрешилось: оказалось, что Подгорный направляется в Болгарию на празднование 30-й годовщины образования республики, там у него намечена встреча с египтянами, для которой и нужен английский переводчик.
Пребывание делегации в Софии было организовано необычно. Утром все, кроме самого Подгорного, собирались на завтрак за большим овальным столом. Там я впервые увидел совсем тогда молодого Эдуарда Амвросиевича Шеварднадзе, который незадолго до этого был назначен Первым секретарём ЦК КП Грузии. За столом в первый же завтрак наш протокольщик раздал всем членам делегации, в том числе и мне, болгарскую медаль «30 лет Республике». На протяжении нескольких десятилетий она оставалась моей единственной «правительственной наградой». Не скупились болгары и на подарки. Мне достались огромный шерстяной плед, кейс, содержавший образцы болгарских напитков, включая, разумеется, и коньяк «Плиска», а также несколько килограммов фруктов. В общем, друзья, пришедшие в гости отметить моё возвращение из трёхдневной командировки, были весьма довольны.
Что касается работы, то где-то во второй половине дня мне сообщили: Подгорный уже переговорил с египтянами. На мой вопрос, на каком языке он с ними общался, резонно ответили: «Это не твоё дело». Получил возможность посмотреть Софию. (За границей я был всего в третий раз. До Сомали в 1973 году, ещё студентом, ездил переводчиком на Фестиваль молодёжи в Берлин.) Погулял по городу, зашёл в гости к своему однокурснику, работавшему в нашем посольстве, выпили по рюмке коньяку, к счастью, не больше, так как вечером предстоял ещё приём в честь прибывших на празднование делегаций. В конце приёма, ближе к одиннадцати часам вечера, мне вдруг сказали, что беседа Подгорного с египтянами всё же состоится. Мы прошли в небольшую комнату, где Подгорный и проговорил с двумя египетскими эмиссарами до часу ночи. Беседа не была банальной — состоялся первый контакт советского руководителя с представителями египетской власти, после того как в 1971 году президент Египта Анвар Садат выдворил советских военных из своей страны. Часов до пяти утра я диктовал беседу машинистке. Получил урок — переводчик должен всегда быть в тонусе.
Следующий урок — всегда быть начеку — получил уже на следующий день. По окончании официальной части празднеств делегация должна была залететь в Варну искупаться. Подгорный с основными сопровождающими лицами улетел первым, осталась небольшая группа технических сотрудников, которой мне как человеку неопытному было предписано держаться. Стоим в аэропорту, ждём самолёта. Чувствую что-то неладное, спрашиваю у проходящего мимо работника болгарского аэропорта насчёт самолёта, на что он отвечает: «Да вот же ваш самолёт выруливает на взлётную полосу». Каким-то образом нам удалось подать сигнал SOS, бегом «догнать» самолёт на лётном поле (тогда меры безопасности в аэропортах не были ещё такими строгими), кто-то приставил лестницу, и мы буквально на ходу вскочили на борт. Конечно, в Софии я бы в любом случае не пропал, но отставание от делегации вряд ли бы украсило мой начинавшийся послужной список. Пробыв несколько часов в Варне, делегация полетела в Москву, оставив в Болгарии Подгорного немного передохнуть. Почему-то советскую общественность решили об этом не информировать (может быть, чтобы не популяризировать отдых за границей), и официальное сообщение, опубликованное на следующий день в газетах, звучало так: «В Москву возвратилась делегация, возглавляемая Н. В. Подгорным». Так что в отношении самого члена Политбюро сохранилась «конструктивная двусмысленность».
В том же 1974 году мне довелось впервые близко наблюдать Председателя Совета Министров СССР Алексея Николаевича Косыгина. В ноябре в Москве с визитами побывали премьер-министр Шри-Ланки Сиримаво Бандаранаике и один из столпов африканского национального освободительного движения президент Замбии Кеннет Каунда. (Видимо, не случайно именно в столице Замбии Лусаке в 1977 году Подгорный проводил широкую встречу — трёхчасовой «инструктаж» с лидерами национально-освободительных движений юга Африки.)
В ходе визитов иностранных делегаций мне доверили перевод на обедах в Кремле. Застольный разговор, хотя всё и происходило в торжественной обстановке кремлёвской Грановитой палаты, проблем не представлял. Сложнее было с тостами, которые тогда делали последовательно, «вживую». Конечно, пытались заранее подготовиться, но поскольку в текст речи всё время вносилась правка, не было уверенности в том, что последняя версия перевода и текста совпадают. Чтобы не запутаться, проще было взять русский текст и переводить вслед за руководителем с листа. Проще теорет