представителем России при НАТО?» — спрашивал Солана. «Посол Чуркин», — отвечал Примаков. «Кто будет представлять Россию в Совместном постоянном совете?» — интересовался генсекретарь в другом письме. «Посол Чуркин», — отвечал наш министр. Замминистра по кадрам Юрий Анатольевич Зубаков говорил мне, что Примаков принял решение оставить меня в Брюсселе (задавать такой вопрос напрямую министру мне было неловко). Лишь первый зам Иванов дал мне понять — у Примакова могут возникнуть другие планы. Поэтому я не удивился, когда в октябре мне в Брюссель позвонил Зубаков и произнёс лишь одно слово: «Канада». Я сразу дал согласие на новое назначение.
Однако предстояло ещё многое сделать в Брюсселе до моего отъезда в начале марта 1998 года. Всего при мне состоялось семь посольских заседаний СПС, и этот механизм был отлажен. Свою первую встречу на уровне СПС провели министры обороны и начальники генеральных штабов.
На высокой ноте предстояло завершить и мою миссию посла в Бельгии: на конец февраля 1998 года планировался государственный визит Альберта II в Россию.
При всех натовских хлопотах и хитросплетениях отношений с ЗЕС на бельгийском направлении я работал много и с удовольствием, в чём-то отдыхая там душой. С интересом общался с вдумчивым руководством МИД Бельгии, объездил с визитами всю страну, благо расстояния здесь невелики. Хорошим подспорьем был Российский культурный центр, его деятельность с энтузиазмом выстраивал Марк Афроимович Неймарк.
Привлекла внимание выставка, посвященная истории царской семьи, на открытие которой приехала Мария Владимировна (значительная часть «монархически настроенной» русской эмиграции считала именно её главой «Дома Романовых») и её мать Леонида Кирилловна. Они оживлённо рассказывали о том, как много раз бывали в России по приглашению Ельцина (в качестве «базы» он даже выделил им дачу в ближнем Подмосковье). Тогда писали, что Ельцин хочет пригласить сына Марии Владимировны учиться в одном из элитных российских военных училищ под своим патронатом. Общение с двумя женщинами не оставило у меня сомнений: они вовсе не считали невероятным «возвращение» на российский престол (в период работы в Брюсселе довелось познакомиться и с жившим в Швейцарии лидером другой ветви «наследников» — Николаем Романовым, он свои «шансы» оценивал более реалистично). Вскоре Ельцин, видимо, понял, что в условиях нестабильной и неспокойной России раскрутка монархической темы может иметь непредсказуемые последствия, и мода на «наследников» поугасла.
На мероприятия в Культурном центре, посвящённые русскому языку, всегда приглашали Чингиза Торекуловича Айтматова — классика русской и мировой литературы, в те годы посла Кыргызстана в Брюсселе. Как у посла у меня, среди прочих, есть один недостаток: я не люблю протокольных, церемониальных речей. Поэтому, открывая вечер, куда были приглашены преподаватели и студенты русского языка, без всякого предисловия я стал декламировать Пушкина, благо первую главу «Евгения Онегина» выучил наизусть, ещё будучи первоклассником. Неймарк потом шутил: зрители решили, что заезжего чтеца послом представили по ошибке. Надо отметить, что изучение русского языка имеет в Бельгии большие традиции. В Антверпене я участвовал в мероприятии, посвящённом столетию преподавания русского языка в университете города — бельгийские промышленники и инженеры принимали активное участие в индустриальном рывке, начавшемся в России в конце XIX века.
Особняком стоит празднование в мае 1995 года 50-летия Победы. Готовясь к нему, мы узнали о небольшом городке в Валлонии, жители которого обустроили памятник двум российским военнопленным, расстрелянным гитлеровцами. Более того, два раза в год — 9 мая и 11 ноября (победу в Первой мировой войне в Европе празднуют больше, чем победу над фашизмом) они проводят там манифестации, причём не формальные, приводят туда и детей. 9 мая 1995 года в этом митинге приняли участие мы. Бельгийцы говорили очень эмоционально, как будто речь шла об их близких родственниках, хотя им известны были только имена советских солдат.
Что касается российско-бельгийских контактов на политическом уровне, то главным событием стал визит Председателя Правительства РФ Виктора Степановича Черномырдина. Представители его протокольной службы, прибывшие в Бельгию с передовой группой, сразу забраковали подобранную нами для делегации гостиницу. Она не удовлетворяла главному требованию, предъявляемому к размещению премьера: при гостинице обязательно должен быть садик, где Черномырдин мог бы обедать в своём кругу. О существовании такой гостиницы в урбанизированном Брюсселе мы не знали. Всё же протокол довольно быстро обнаружил таковую, да ещё совсем рядом с Королевским дворцом. Было видно, как Виктор Степанович ценит простое застолье, позволявшее ему отвлечься от многочисленных премьерских хлопот.
Программа визита помимо переговоров с премьер-министром Бельгии и посещения экономических объектов (высокотехнологичной станции по сжижению природного газа) предусматривала и посещение исторического здания брюссельской мэрии. В этой связи нельзя не сделать лирическое отступление.
Особое значение для нас имела одна брюссельская достопримечательность. На площади между Королевским дворцом и зданием сената разбит большой сквер. В нём ближе к дворцу есть овражек с необычной скульптурной группой по мотивам визита в Брюссель, кажется в 1717 году, императора Петра I. Рассказывали, что на одном из балов Пётр, знавший толк в напитках, впервые попробовал шампанское, которое ему очень понравилось. В итоге утро император встретил в том самом овражке в объятиях местной знатной дамы. Встреча с российским императором произвела на неё такое впечатление, что она — через годы — решила увековечить её в бронзе. Выглядел памятник так: бюст Петра, обращённый лицом ко дворцу, а в нескольких шагах от него скульптура женщины в полный рост, лежащей на боку и как бы смотрящей на Петра. Такой идиллии можно было бы только радоваться, но вскоре после моего прибытия в Брюссель бюст Петра украли. Когда я рассказал об этом нашему министру, он отреагировал с юмором: «Как же быть? Я ведь докладывал о нём Борису Николаевичу». (Ельцин любил такие истории.) Мы ломали голову над тем, кто же мог стоять за этим преступлением. Самая простая догадка: Петра украл кто-то из «новых русских», чтобы поставить у себя на даче. Надо было что-то предпринимать, и мы потихоньку начали разрабатывать планы восстановления памятника: нашли скульптора для изготовления копии, стали подыскивать финансирование, обсуждать проблему с властями. Прошло года полтора, как вдруг в бельгийских газетах промелькнуло сообщение: бюст нашёлся. Выяснилось, что украли его не нувориши или, как также можно было допустить, русофобы, а совсем наоборот — русофилы. Их оскорбляло то, что овражек, где располагался бюст императора, стал, скажем так, местом неоднозначных встреч. Они обещали вернуть бюст властям, но при одном условии — Петру найдут более достойное место.
Когда Черномырдин вошёл в роскошный кабинет мэра Брюсселя с видом на историческую Гранд-пляс, бюст императора стоял на полу в углу комнаты. Я похолодел: сейчас премьер устроит скандал из-за столь неуважительного отношения к реликвии. Виктор Степанович отнёсся к ситуации вполне добродушно. И правильно сделал.
В итоге с памятником поступили странно. Бюст вернули на прежнее место, но развернули боком. Он теперь не смотрел на дворец, но и отвернулся от «сомнительной тропинки».
Государственный визит Альберта II в Россию проходил торжественно, но без излишних пышных церемоний, что соответствовало стилю бельгийского монарха. Он прибыл в Россию в сопровождении королевы Паолы и наследного принца Филиппа (как и положено, наследник летел другим самолётом). В определённом смысле Кремль не является чужим для бельгийских монархов. На стене Георгиевского зала среди имён гвардейцев, участвовавших в войне с Наполеоном, начертано и имя основателя династии: Леопольд I в 1812 году был генералом российской армии. Состоялся торжественный обед, Альберт II побеседовал один на один с Ельциным, ознакомился с тем, как производят космические ракеты на заводе им. Хруничева. Визит заканчивался поездкой в Санкт-Петербург. Там шеф протокола короля сообщил мне, что сразу по возвращении в Бельгию королевская чета уедет на каникулы, а поскольку через несколько дней намечен и мой окончательный отъезд, единственная возможность для прощальной аудиенции моей с королём, а супруги — с королевой представляется только здесь и сейчас. В итоге Альберт II и я устроились на переднем сиденье автобуса, на котором делегация перемещалась по городу. Через проход моя жена разговаривала с королевой Паолой. Не знаю, бывали ли ещё такие случаи в монархическом протоколе.
ИЗВИЛИСТАЯ ДОРОГА НА СЕВЕР
Я сразу дал согласие на назначение послом в Канаду, потому что бывал в этой стране — на Конференции по «открытому небу» в феврале 1990 года (там же достигли договорённости о начале переговоров об объединении Германии по так называемой формуле «2+4»). По дороге из аэропорта в гостиницу бросился в глаза ярко-белый снег, что объясняли не только хорошей экологией, но и особым химическим составом выпадающих там осадков. Нельзя было не обратить внимания и на 11-километровый канал, превращаемый зимой в самый длинный в мире каток. (В детстве я занимался конькобежным спортом, стал вторым номером в юношеской сборной Москвы и даже однажды выиграл Всесоюзные соревнования «Олимпийская смена» на своей любимой дистанции — 1500 м, после чего пришлось прервать спортивную карьеру — следовало готовиться к поступлению в институт.) В общем, страна мне сразу понравилась, и я подумал, что неплохо бы как-нибудь здесь стать послом. Если аналогичной мечте в отношении Греции не суждено было сбыться, то Канада, казалось, уже «моя».
Надо сказать, что мой приезд в Оттаву с делегацией Эдуарда Шеварднадзе чуть не сорвался. Я уже сидел в министерском самолёте, когда ко мне подошла сотрудница пограничной службы и вежливо попросила вернуться в терминал: среди паспортов членов делегации, за доставку которых отвечала группа обслуживания, не оказалось моего. Потребовался телефонный звонок председателю КГБ Владимиру Крючкову, чтобы мне разрешили покинуть страну без паспорта. Канадцы препоны чинить не стали, в нашем посольстве в Оттаве оформили новый паспорт, и на Родину я вернулся уже на з