Между тем, делегация Касьянова, а вместе с ней и Ванин, переместилась в Бразилию. Руководитель другого заинтересованного ведомства, министр культуры Михаил Швыдкой, был в Москве, но там рабочий день уже закончился. Подготовил Ванину факс и договорился с нашим посольством в Бразилии, чтобы страничку подсунули под дверь номера руководителя таможни. Удалось достаточно напугать и секретаря Швыдкого, она разыскала его на одном из московских культурных мероприятий и попросила позвонить мне в Оттаву, чтобы я мог разъяснить всю критичность ситуации. Как бы то ни было, чудо произошло. Недопонимание между двумя ведомствами урегулировали, и российские динозавры предстали перед изумлённой канадской публикой. Выставка прошла действительно очень успешно, после Торонто она на несколько месяцев переместилась в Музей естественной истории Оттавы.
Кретьен привёз «сборную Канады» в Москву в феврале 2002 года. Подписали более 90 различных соглашений, хотя надо признать, что настоящего прорыва в экономических связях так и не произошло. Без мероприятия с «хоккейным уклоном» не могло обойтись в принципе. К тому же это было тридцатилетие упоминавшейся хоккейной серии 1972 года. Ланч с бизнесменами от имени Кретьена устроили на той самой арене, где проходили московские матчи три десятилетия назад. За главным столом сидели Кретьен и Путин, канадский и российский послы (канадцы на своих мероприятиях всегда послов сажают рядом с руководителями, ведь в конце концов они являются их личными представителями; наши понятия о протокольном месте послов куда скромнее), два участника знаменитой серии — Фрэнк Маховлич и Борис Михайлов, а также вдова легендарного Всеволода Боброва, тренера сборной СССР образца 1972 года, Елена Николаевна. В Канаде хорошо помнят и ценят Боброва. Хоккейная форма, в которой он в качестве капитана команды привёл к победе сборную СССР на Олимпиаде 1956 года, выставлена в зале хоккейной славы в Торонто. Вдова Боброва по-своему не расставалась с хоккеем, являясь председателем Ассоциации ветеранов этой игры в России. Она сидела рядом со мной, и в разговоре выяснилась интересная деталь: ей недавно отказали в канадской визе.
Подход канадцев к визовым делам был своеобразным. Для своего социально-экономического развития Канада нуждается в притоке эмигрантов. Считалось — порядка одного процента от населения страны в год (то есть 300 тысяч человек). Но пускали не абы кого. Чтобы получить разрешение приехать в качестве эмигранта, необходимо набрать определённое количество очков (в зависимости от квалификации, знаний языков и так далее). Пускали только тех, кто будет не обузой, а «двигателем прогресса». В этих условиях и по приглашению или в качестве туриста Канаду посетить не так уж просто. Власти опасались, что кто-то захочет остаться в стране, а выдворить его, по причине гуманности законов, будет нелегко.
Но с вдовой Боброва случай особый. Она рассказала, что в Канаде у неё давно уже живут дочь и внук, и то, что ей не дают возможности навестить их, было уже слишком (к тому же она уже посещала Канаду ранее и благополучно вернулась домой).
По завершении ланча я «поймал за пуговицу» канадского консула в Москве. Полушутя, но и с угрозой в голосе, спросил, понимает ли он, чем рискует, отказывая в визе человеку, который только что сидел за одним столом с премьер-министром Канады. Так или иначе, вдова Боброва получила визу, а я в знак благодарности от неё — подписку на еженедельник «Хоккей».
Среди богатого этнического, культурного и языкового разнообразия Канады своё уникальное место занимают духоборы. По традиции каждый советский и российский посол в Канаде (а я был десятым по счёту) хотя бы один раз наносил им визит. Для меня выдался особый случай — столетняя годовщина переселения духоборов в Канаду. Эта религиозная секта появилась в XIX веке на Северном Кавказе. Её последователей отличало неприятие властей — светских или религиозных. Они отказывались носить оружие и служить в армии. В чём-то их взгляды совпадали с теми, что пропагандировал Лев Толстой в конце XIX — начале XX века. Именно он и помог им перебраться в Канаду (духоборы направились туда, получив заверения властей, что их не будут призывать в армию). С тех пор духоборы чтут Толстого. В городе Каслгар в провинции Британская Колумбия стоит довольно большой памятник великому русскому писателю. На празднование 100-летия переселения был приглашён директор Музея-усадьбы Л. Н. Толстого «Ясная Поляна» Владимир Ильич Толстой, кроме имени сохранивший и поразительное сходство со своим знаменитым прадедушкой. Но и в Канаде духоборы не избежали притеснений. Поначалу они пытались сохранять общинный образ жизни: не только жили, но и работали вместе. После нашей Революции 1917 года канадцы заподозрили, что духоборы могут быть рассадником социализма. Именно поэтому они, поселившись сначала в Центральной Канаде, двинулись на Запад. Общинный образ жизни постепенно распался. Происходило смешение с местным населением (у духоборов вовсе не возбраняются браки «вовне»). На момент моего знакомства с ними бросалось в глаза несколько основных черт: стремление сохранить русский язык (в нём интересно сочетались устаревшие слова и выражения с откровенными англицизмами); неизменными оставались главный лозунг («Жить надо с Богом в сердце и с Россией в голове»), а также имя духовного лидера — Ивана Ивановича Веригина, которое передавалось из поколения в поколение. Ну и ещё любовь к пению.
Праздничный концерт в Культурном центре духоборов (в зале человек на 800 не было свободного места) продолжался 4 часа без перерыва, хоры сменяли друг друга (мужской, женский, смешанный, молодёжный). Поют духоборы без музыки, но очень сильными голосами в энергичной манере. Встречаются самые неожиданные творческие находки. Так, моё немузыкальное ухо уловило мелодию «Интернационала» с текстом на религиозный манер. Певцов, прибывших из разных мест, совершенно не смущало, если они исполняли только что прозвучавшую у другого хора мелодию. Было видно, что петь и слушать пение духоборы могут сколько угодно. Зайдя в Культурный центр на следующее утро, я увидел знакомую картину: зал был полон, очередной хор исполнял свой репертуар.
Перед отъездом духоборы пригласили меня на специальный завтрак, чтобы обсудить перспективу их возвращения в Россию. Всё было очень трогательно. Чувствовалось, постоянно говоря об этом, духоборы сами до конца не верят, что пойдут на такой шаг. Но связи с Россией они прерывать не будут, наезжая в нашу страну по разным поводам.
Помимо визита «сборной Канады», 2002 год был «пиковым» для нашего посольства ещё и потому, что страна принимала саммит «восьмёрки». В живописном Кананаскисе, по сути, состоялось полное вхождение России в эту структуру — мы получили право принять саммит «восьмёрки» у себя, а значит и председательствовать в ней в течение 12 месяцев.
Затем командировка стала постепенно катиться к логическому завершению. Однако по возвращении в Москву в мае 2003 года оказалось, что я уехал из Канады, но не с Севера. Меня назначили послом по особым поручениям, предписав заниматься арктическим сотрудничеством. Россия, объяснил мне ставший к этому времени министром Игорь Сергеевич Иванов, готовится к председательству в Арктическом совете: «Если ты что-нибудь не придумаешь, никто за тебя ничего не придумает».
С северной проблематикой в Канаде я действительно неплохо познакомился. В частности, во время исключительно интересной поездки по канадскому Северу, организованной для группы послов. Понимал проблематику коренных народов Севера, ведь канадские инуиты (их около 100 тысяч человек) — близкие родственники нашим коренным народам Севера. В придачу к Арктическому совету в круг моих обязанностей входил и Совет Баренцева сотрудничества, что позволяло поближе познакомиться со скандинавскими странами. При этом мне должны были помогать два сотрудника Второго Европейского отдела МИД (у которых кроме этого были и другие обязанности), а также секретарь, которую я «делил» ещё с двумя коллегами. Приходилось вспомнить суворовское: побеждать надо не числом, а умением. Как ни парадоксально, вскоре выяснилось, что имеющихся сил и средств в принципе достаточно. Те российские регионы, где мы проводили заседания Арктического совета (Якутск, Ханты-Мансийск) воспринимали это с большим энтузиазмом. Их оргработа производила большое впечатление на гостей. Главной нашей внутренней задачей тогда, как виделось мне, было воспользоваться председательством в Арктическом совете для возрождения в России внимания к Северу. Его в значительной степени утратили в бурный период конца XX века. В этих целях удалось привнести Арктику в тематику Петербургского международного экономического форума, организовав на нём специальный круглый стол с участием министров и руководителей крупных компаний, работающих на Севере. Как выяснилось, мои обязанности по председательству в Арктическом совете предусматривали необходимость «нести арктический флаг» на международные форумы, где так или иначе затрагивалась северная тематика. А оказалась она широко востребованной и политически острой.
В 2000 году Арктический совет принял решение о подготовке масштабного исследования «Оценка влияния изменения климата в Арктике на глобальное потепление», которое должно было включать и рекомендации в отношении того, «как с этим бороться». Однако к 2004 году, когда исследование было готово, в США (они во многом инициировали и финансировали проект) поменялась администрация (на смену Клинтону пришёл Буш), а с ней и отношение Вашингтона к проблеме изменения климата. Американская делегация в Совете стала «приглушать» доклад и попыталась вообще «замотать» любые рекомендации, вызвав возмущение участвующих в работе Совета организаций коренных народов Севера. (Уникальность Совета состоит в том, что в нём за одним столом с представителями правительств восьми арктических стран сидят и несколько упомянутых организаций.) Коренные северяне видели в глобальном потеплении угрозу своему традиционному образу жизни.
Последовал непростой «переговорный процесс». В итоге доклад всё же увидел свет и вызвал немалый международный интерес. Мне пришлось председательствовать на его презентациях в ходе крупных конференций в Аргентине, Кении и Китае.