Трудности перевода. Воспоминания — страница 38 из 68

и, Палестина имеет статус наблюдателя). Все заранее знали результаты голосования: постпред США Райс проголосует против, 14 голосов — за. Однако, когда председатель Совета задал вопрос: «Кто за?», поднятыми оказались лишь 13 рук. Взгляды всего зала устремились на представителя одной из стран, который сидел без движения. «Неужели эта страна воздержится?» — пронёсся по залу тревожный шёпот. Тринадцать постпредов продолжали сидеть с поднятыми руками в недоумении от столь неожиданного поворота событий. Мистерия разрешилась весьма прозаически — постпреда толкнул в бок член его делегации: дипломат просто задремал.

Немало развеселил всех курьёзный случай на другом заседании Совета. Оно не обещало драматизма, хотя в нём участвовал ряд министров иностранных дел. Это были очередные популярные в Совете, особенно среди его непостоянных членов, так называемые «тематические дебаты», когда члены Совета могут углубиться в особенно дорогую им тему. Начав своё выступление, сидевший рядом со мной министр иностранных дел Португалии сказал, что не будет зачитывать текст своего выступления, который, как водится в таких случаях, положили на стол перед членами Совета, а кратко поделится своими соображениями (надо сказать, что такой рациональный подход демонстрируется нечасто). Затем в зале Совета в сопровождении своей свиты появился министр другой страны, его выступление планировалось позднее. Он сел на своё место, помощник раскрыл перед ним текст его заявления. Однако, когда этот министр начал держать свою речь, что-то в его словах показалось странным, он почему-то заговорил о Европейском союзе, хотя представлял вовсе не Старый свет. Недоразумение выяснилось к концу первой страницы — он читал португальский текст.

Грузия

Но вернёмся в 2006 год. В те самые дни, когда велась работа по резолюции в связи с ядерными испытаниями КНДР, назрела необходимость принять и очередную резолюцию о продлении миссии наблюдателей ООН в Грузии. Эта миссия была развёрнута на тогдашней административной границе между Абхазией и Грузией и взаимодействовала с развёрнутыми в начале 90-х годов российскими миротворцами, пребывавшими там по мандату Содружества Независимых Государств (СНГ). Миссия ООН продлевалась каждые шесть месяцев, и подготовка каждой такой резолюции выливалась в непростой разговор о положении дел в грузино-абхазских отношениях. На этот раз России было важно включить в резолюцию несколько слов, осуждавших определённые действия грузин. В соответствии с существовавшей традицией проект резолюции готовился в «группе друзей» Генерального секретаря по Грузии, которую возглавляла Германия. Резолюцию необходимо было принять не позднее пятницы 13 октября (мандат наблюдателей истекал в воскресенье 15-го), а немцы, поддерживаемые другими западными членами группы, проявляли упрямство. 12 октября я позвонил Лаврову и получил добро на нестандартный шаг. Мы внесли проект резолюции в Совет Безопасности от имени российской делегации, разумеется, включив в него важную для нас формулировку, и издали его в «синьке». То есть если бы западные коллеги пошли затем на внесение в Совет своего варианта, первым голосовался бы наш. Если бы западники его заблокировали, это могло бы поставить под вопрос судьбу миссии наблюдателей. Дилемма разрешилась в телефонном разговоре Лаврова с Райс. Американцы были так заинтересованы в нашей кооперабельности по корейским делам, что предпочли уступить по Грузии. Через пару часов после разговора министров мне позвонил Болтон и почти извиняющимся тоном сказал: «Что-то я не очень следил за этими грузинскими делами. Что там происходит?» На следующий день мы вернулись на консультации Совета, и я сообщил его членам: вся «группа друзей» теперь сплотилась вокруг российского проекта. Болтон невозмутимо подтвердил: да, именно так. Сидевший напротив него всё понимающий постпред Китая Ван Гуанъя расхохотался в полный голос.

«Формула Арриа»

Очередной «обмен любезностями» с Болтоном произошёл, когда он организовал встречу членов Совета Безопасности по «формуле Арриа» с приглашением на неё голливудской знаменитости Джорджа Клуни. Темой стала ситуация в Дарфуре. Этот регион Судана пережил кровопролитный конфликт, и обстановка в нём была одним из приоритетов американской политики, да и ООН в целом. Хотя Совет Безопасности и без того постоянно занимался Дарфуром, Болтон решил дополнительно подтянуть силы Голливуда: Клуни проявлял интерес к проблеме Дарфура, бывал там, да и почему бы не появиться на газетных фотографиях в компании суперпопулярного артиста? Проблема состояла в том, что «формула Арриа», названная так по имени придумавшего её бывшего Постпреда Венесуэлы, существовала для неформального обмена мнениями между членами Совета и заинтересованными сторонами, которых по тем или иным причинам нельзя пригласить в СБ. Телекамеры, без них появление Клуни в ООН теряло бы смысл, никак не могли способствовать такому обмену мнениями. Члены Совета рисковали оказаться в довольно странном положении, как будто Клуни знает о Дарфуре больше, чем они. Как и можно было ожидать, освещение прессой этого мероприятия стало неблагоприятным для Совета. Даже серьёзные издания пренебрегли тем обстоятельством, что речь шла о сугубо неформальной встрече его членов, дело подавалось так, что артист выступил в Совете Безопасности. Затем на консультациях Совета я не преминул высказать свою озабоченность. Болтон просто промолчал.

Между тем «звёздную болезнь» подхватили и в руководстве Секретариата ООН. Вскоре я узнал, что готовится ещё одно «пришествие Клуни», причём привести его собирались на закрытое заседание поставщиков контингентов на миротворческие операции, где сотрудники ооновских делегаций должны были играть роль массовки перед телекамерами. Это уже слишком. Я позвонил помощнику генсекретаря по миротворчеству американке Джейн Холл Лют и сказал ей, что всё это напоминает рекламу страховой компании «Гайко», которая в серии шутливых роликов подкрепляла мнение своих «настоящих» клиентов приглашением «знаменитостей». Спросил, не будет ли в следующий раз Клуни выступать вместо Генсекретаря ООН? Лют рассмеялась. Клуни ограничился пресс-конференцией в здании ООН. Больше попыток разыгрывать мизансцены на заседаниях ооновских органов секретариат не предпринимал.

Другого рода «процедурное столкновение» неожиданно возникло у меня с председательствовавшей в Совете в декабре 2010 года постпредом США Сьюзан Райс. Она заявила о своём намерении организовать «что-то для молодёжи». По её замыслу члены Совета должны были занять свои места в официальном зале заседаний и отвечать «под телекамерами» на вопросы представителей молодёжи. Причём обозначенные ею темы далеко выходили за повестку дня Совета и не на шутку встревожили некоторые делегации. Например, французы категорически отказались обсуждать за столом Совета проблематику сокращения ядерных вооружений. Моя озабоченность заключалась в том, что всё сказанное членами Совета в официальном зале заседаний будет восприниматься телезрителями как официальная позиция наших государств. В условиях, когда темы могут быть повёрнуты в непредсказуемые стороны, это может вызвать недоразумения. Я предложил, что такую встречу, если уж она необходима, надо провести в неофициальной обстановке. Но американская коллега упорно стояла на своём. Тут вмешался рок. Когда мы в назначенный день и час пришли на молодёжное мероприятие, не только зал Совета, но и всё основное здание ООН были закрыты — произошла утечка газа. Увидев меня, Райс рассмеялась, да и другие коллеги высказывали шутливые предположения в отношении методов работы российской делегации. Мероприятие прошло в другом помещении и вреда не принесло.

Вообще процедуры работы Совета Безопасности — материя очень сложная. За 70 с лишним лет так и не был выработан единый регламент. Существуют лишь «временные правила процедуры». Совет всё время занимается их «подналадкой». Для этого существует «рабочая группа по вопросам документации», которая время от времени выпускает записки, регламентирующие те или иные аспекты деятельности Совета. Их согласование требует консенсуса, поэтому любые изменения даются с трудом. Что иногда неплохо, поскольку далеко не любая процедурная задумка — к лучшему.

Война между Израилем и Хизбаллой

Но вновь вернёмся в 2006 год. Его наиболее драматические страницы связаны с разразившейся в июле войной между Израилем и Хизбаллой.

12 июля боевики Хизбаллы (влиятельной в Ливане шиитской организации, обладающей собственными вооружёнными отрядами) проникли на территорию Израиля и совершили диверсионный акт — убили трёх солдат израильских вооружённых сил и двух захватили в плен. Трудно сказать, какую цель преследовало руководство Хизбаллы и на какое продолжение рассчитывало. Израиль ответил интенсивной военной кампанией. Израильские вооружённые силы вошли на территорию юга Ливана (районы к югу от реки Литани контролировались Хизбаллой), а авиаудары наносились по территории всей страны. Непосредственная военная цель израильтян была очевидной — максимально ослабить Хизбаллу. Неясна была их политическая цель. Израильтяне и американцы не уставали повторять, что в итоге конфликта всё не должно вернуться на круги своя, но что конкретно это означало, не расшифровывалось. (Собирается ли Израиль оккупировать юг Ливана? Будут ли находившиеся на юге Ливана миротворческие силы ООН заменены чем-то другим? Добиваются ли они разоружения Хизбаллы?) В этих условиях Совет Безопасности оказался парализованным. Призывы к прекращению огня не находили понимания у делегации Соединённых Штатов. Не помогла и предпринятая Генсекретарем ООН Кофи Аннаном «психологическая атака». После того как под израильскими бомбами в ливанском городе Кана погибло более 60 гражданских лиц, он потребовал созвать экстренное заседание СБ в воскресенье, 30 июля. Однако и там призыв к немедленному прекращению огня повис в воздухе. Другое «противостояние» было связано с обстрелом израильтянами ооновского наблюдательного пункта на юге Ливана. По утверждению ооновцев, обстрел вёлся на протяжении нескольких часов, хот