Трудности перевода. Воспоминания — страница 43 из 68

фамилиям. Вероятно, уважаемый постоянный представитель Грузии знает их по фамилиям. Не говоря уже о всяких прочих советниках.

7 августа, то есть буквально в тот день, когда Грузией были развязаны военные действия против Южной Осетии, закончились довольно масштабные совместные американо-грузинские военные учения, в которых участвовала примерно тысяча американских военнослужащих, с характерным, кстати, названием — „Немедленный ответ“: (Immediate Response). Вот обученные и вооружённые в значительной степени американскими коллегами грузинские их коллеги немедленно и воспользовались той подготовкой, которая была ими получена.

Всё то, что происходит сейчас, далеко не случайно и не неожиданно. Российская Федерация, как вы помните, многократно обращала внимание на ту опасную ситуацию, которая складывается вокруг Абхазии и Южной Осетии. Российская Федерация многократно привлекала внимание к тому, что Грузия усиленными темпами вооружается, в том числе приобретает наступательные вооружения. Грузия является мировым рекордсменом по наращиванию военного бюджета, который за последние годы вырос в 30 раз. Теперь мы понимаем, для чего всё это делалось…

Теперь вернусь к событиям, которые мы обсуждаем. Итак, грузинская агрессия против Южной Осетии началась в ночь с 7 на 8 августа. В момент её начала наши военные связались с министерством обороны Грузии, и грузинский представитель в ответ заявил, что они начинают войну против Южной Осетии. А командующий грузинскими миротворцами г-н Курашвили публично разъяснил, что Грузия приступает к так называемому восстановлению конституционного порядка в Южной Осетии, то есть приступает к военному решению того конфликта, который существовал более 15 лет. Грузинские вооружённые силы приступили к обстрелу из артиллерийских орудий, в том числе установок залпового огня „Град“, территории Южной Осетии. Эти системы применялись варварски, поскольку, как известно, из них прицельный огонь не ведётся, они задействуются применительно к большим площадям. Отсюда и тяжёлые жертвы среди гражданского населения.

Одновременно с началом этих военных действий грузинская сторона стала наносить удары по нашим миротворцам и захватывать городки наших миротворцев, причём удары наносились авиацией, удары наносились танками, удары наносились тяжёлой артиллерией. Как вы знаете, среди наших миротворцев есть и убитые, и раненые. В первые же сутки погибло 12 наших миротворцев.

Как можно назвать эти действия грузинского руководства?

Говорят, что агрессия — это понятие, которое применимо только тогда, когда одна сторона нападает на другую. А если агрессия ведётся против собственного народа, это лучше? А какие юридические термины можно применить к тому, что сделало грузинское руководство? Можно ли применить термин „этническая чистка“? А когда в течение нескольких дней из 120-тысячного населения Южной Осетии беженцами в России оказывается более 30 тысяч человек, более четверти населения — несмотря на то, что переход из Южной Осетии в Северную сопряжён с колоссальными трудностями и риском для жизни — это этническая чистка или нет? Говорят: а соответствует ли это понятию „геноцида“ или нет? А когда из 120-тысячного населения в первые же сутки гибнет две тысячи человек мирного населения — это геноцид или нет? Сколько мирных людей должно погибнуть, прежде чем можно будет назвать эти действия геноцидом?

Сегодня постоянный представитель Грузии, как и вчера по телевидению президент Саакашвили, сокрушался по поводу гибели мирных людей в Грузии. И действительно, гибель мирных людей всегда вызывает тревогу и сожаление. Но почему же они не сокрушались по этому поводу, когда стирали с лица земли Цхинвал и десять сёл на линии разграничения между Грузией и Южной Осетией? А как нам было относиться ко всему этому? Как нам и международному сообществу было относиться к тому, что, несмотря на все международные соглашения, наши миротворцы — кстати, напомню, что они находятся в Южной Осетии в соответствии с соглашением 1992 года, подписанным Грузией и Южной Осетией в Дагомысе, — подвергаются прямому нападению, когда прямому уничтожению подвергается население, большая часть которого является гражданами России? На что они рассчитывали? На то, что наши миротворцы разбегутся, как в своё время некоторые миротворцы разбежались в Сребренице? Мы не могли этого допустить. Мы не могли оставить в беде ни гражданское население Южной Осетии, ни наших миротворцев. Поэтому в Грузию были введены дополнительные силы, которые продолжали и продолжают решать задачу вытеснения Грузии с территории Южной Осетии.

Теперь говорят о районе действий, об адекватности, разумности наших действий. Ну, во-первых, наши действия были адекватными в течение 16 лет по Дагомысскому соглашению. Мы адекватно действовали как миротворцы, когда адекватно вела себя грузинская сторона. А можно ли назвать адекватными действия грузинской стороны, совершившей этот акт агрессии? Давайте же будем все вести себя адекватно, и тогда будем рассуждать об „адекватности“.

Как знает любой военный человек — и не только военный, — я думаю, когда ведётся такого рода операция, подавляются цели не только непосредственно в районе конфликта, но иногда и за его пределами — те цели, которые используются для поддержки военных действий. Мы это видели многократно в разных ситуациях.

Кстати, в случае с Косово никто себя особыми дефинициями не ограничивал, а просто стали бомбить столицу, Белград, и мосты на Дунае, которые находились в сотнях километров от зоны конфликта. Я категорически отвергаю предположение о том, что мы неизбирательно ведём военные действия. Г-н Аласания позволил себе сослаться в качестве аргумента на заявление, якобы сделанное российским военнопленным лётчиком в ходе допроса в Грузии — заявление о том, что якобы ему дано было указание неизбирательно вести огонь. Такая ссылка просто кощунственна и недопустима на открытом заседании Совета Безопасности ООН.

Теперь о заявлении г-на Халилзада в отношении террора против гражданского населения. Это заявление, уважаемый г-н Халилзад, абсолютно недопустимо, тем более из уст постоянного представителя страны, о действиях которой мы знаем, в том числе, о том, к каким последствиям они приводят для мирного населения и Ирака, и Афганистана, и той же Сербии. Так что, если вы действительно хотите искать пути выхода из вооруженного конфликта, то давайте заниматься поиском серьёзных политических решений, а не пропагандой, даже если, может быть, какие-то ваши политики хотели бы, чтобы вы позанимались пропагандой здесь, в Совете Безопасности ООН…

Теперь, как же дальше быть? Какие решения надо принимать? Что может предпринять мировое сообщество? Ну во-первых, тут прозвучало странное утверждение, что Россия якобы отказывается от каких-то международных усилий в этой связи. Конечно, не отказывается. Президент Медведев провёл очень хорошую беседу вчера или позавчера с президентом Бушем. Наш министр иностранных дел просто не отходит от телефона — всё время разговаривает с государственным секретарём США. По-моему, пять или шесть раз за последние 36 часов они поговорили. Сегодня 45 минут, кстати, говорили в последние несколько часов. Со всеми мы общаемся, всем объясняем, всех выслушиваем: и представителей европейских государств, и представителей различных европейских структур. Так что международное сообщество может сыграть здесь соответствующую роль.

Теперь по поводу возмущения постоянного представителя Грузии, что наш президент отказался разговаривать с президентом Грузии. Простите меня, а какой же приличный человек будет с ним сейчас разговаривать, после того как мы годами объясняли ему, что любая попытка военного решения конфликта будет самоубийственной для Грузии, что мы не допустим того, чтобы стёрли с лица земли Южную Осетию и Абхазию, чтобы осетин и абхазов выгнали за пределы Грузинской Республики? Причём говорилось это с первого контакта президента Саакашвили с российским президентом и до последнего момента. И он уверял нас, как и публично уверял международное сообщество, что у него и в мыслях нет применять силу против собственного народа.

Но это, конечно, не значит, что мы уходим от контактов с нашими грузинскими коллегами. Контакты продолжаются на самых разных уровнях. Например, опять же в последние несколько часов состоялся обстоятельный телефонный разговор нашего министра иностранных дел с министром иностранных дел Грузии. В чём проблема? И мы сегодня вот опять на Совете Безопасности с этой проблемой столкнулись.

Почему-то наиболее чёткое заявление по поводу прекращения огня, каких-то миролюбивых намерений прозвучало не от постоянного представителя Грузии, а от постоянного представителя Соединённых Штатов. Вот общается министр иностранных дел Грузии с министром иностранных дел России. Наш министр иностранных дел говорит чётко и ясно то, что мы говорили вчера и что я говорил коллегам по Совету Безопасности: грузинские войска должны уйти с территории Южной Осетии; Грузия должна заявить, что она готова подписать соглашение о неприменении силы с Южной Осетией, а также с Абхазией. И тогда начнётся сложный процесс обсуждения всех других вопросов, включая и выход в соответствующий момент на политическое решение, которое, конечно же, будет чрезвычайно затруднено после тех авантюристических действий, которые предприняла Грузия.

Что нам отвечают? „Мы уже ушли“. Так мы же знаем, что не ушли из Южной Осетии. Там же стреляют в наших военнослужащих. А если хотят уйти, я вас заверяю, что мы мешать не будем. Грузинские военнослужащие ни южным осетинам, ни нам, я вас уверяю, на территории Южной Осетии не нужны…

Так давайте заявите чётко: „Мы готовы остановить войну. Мы уходим из Южной Осетии. Мы готовы подписать соглашение о неприменении силы“. Вот это серьёзный подход, уважаемый постпред Халилзад, а не вброс резолюции в Совет Безопасности. Кстати, вы сказали, что обсуждаете её с коллегами. Могли бы и с российскими коллегами, между прочим, обсудить, если вы хотите, чтобы какой-то документ был принят Советом Безопасности. Вот это был бы серьёзный подход, а не пропагандистский подход…