ь по уничтожению химоружия в Сирии. Нам надлежало транслировать её в соответствующую резолюцию Совета Безопасности ООН. Из предложенного американцами проекта удалось изъять ряд положений, которые могли бы увести дело в сторону и использоваться лишь для дополнительного давления на Дамаск (например, требование о предоставлении правительством Сирии всех документов, относящихся к его химпрограмме, или положение о праве на досмотр сирийских судов). Дорабатывали проект лично Лавров и Керри, прибывшие в Нью-Йорк для участия в общеполитической дискуссии открывшейся очередной сессии Генассамблеи. Резолюцию Совбеза 2118 приняли 27 сентября 2013 года на уровне министров иностранных дел. Она имела и весьма важный «побочный» эффект — в ней содержалось положение, в котором Совет Безопасности, наконец, одобрил Женевское коммюнике от 30 июня 2012 года и призвал к скорейшему созыву конференции «Женева-2».
Всё сирийское химическое оружие вывезли к середине лета 2014 года, пару месяцев заняла его ликвидация на борту специализированного американского судна, прибывшего в Средиземное море. Российско-американская инициатива была успешно реализована.
Политический трек
К сожалению, это достижение не получило развития на политическом треке. После восьми месяцев мучительной подготовительной работы конференцию «Женева-2» созвать удалось, но основания для оптимизма не просматривались. Начать с того, что её открытию предшествовал резонансный политический скандал: Пан Ги Мун сначала пригласил принять в ней участие Иран, а на следующий день отозвал приглашение. (Мне он разъяснил так: рассчитывал, что, получив приглашение, иранцы заявят о поддержке Женевского коммюнике, а они этого не сделали. Кроме того, услышав о приглашении Тегерана, о намерении бойкотировать мероприятие заявили саудиты. Очень недоволен был Вашингтон.) Без участия Тегерана, активно поддерживающего Дамаск, шансы «Женевы-2» уменьшались.
После однодневной «пленарной» встречи 22 января 2014 года (на самом деле она состоялась в Монтрё — в Женеве не оказалось свободных гостиниц для тридцати с лишним делегаций) провели лишь два пятидневных раунда переговоров между делегациями сирийского правительства и оппозиции при посредничестве Лахдара Брахими. Удалось согласовать повестку дня из четырёх пунктов. Затем возник «затык» по порядку работы: правительственная делегация настаивала, что «не пойдёт дальше», если не будет достигнут прогресс по первому пункту — «борьба с терроризмом». Оппозиция требовала параллельно обсуждать и второй — создание «переходного управляющего органа», предусмотренного Женевским коммюнике.
Выступая на консультативном заседании СБ ООН 13 мая 2014 года, Брахими говорил: пока правительство не изменит своей позиции, продолжать переговоры не имеет смысла. Мой аргумент, что два переговорных раунда — это слишком мало, стороны должны выработать привычку говорить друг с другом, — им воспринят не был. Не видя перспектив, Брахими покинул свой пост.
В обстановке стагнации политического процесса акцент работы в Совете Безопасности по сирийскому досье переместился на гуманитарную проблематику. Западные члены («лидерство» в разработке текстов взяли на себя Австралия и Люксембург) поняли, что попытка использовать ухудшение гуманитарной ситуации в Сирии для смены режима окончилась неудачей, и сменили тактику — теперь оружием давления на Дамаск должны были стать документы Совета, осуждавшие чрезмерное применение силы, требующие улучшать условия оказания гумпомощи и так далее.
Наша задача заключалась в том, чтобы, делая всё возможное в гуманитарной области в практическом плане, не допускать антидамасской политизации этой сферы.
Первым опытом стала резолюция Совета Безопасности 2139, принятая 22 февраля 2014 года. Однако желаемого улучшения условий работы международных гуманитарщиков в Сирии и положения нуждающегося населения она не принесла.
Вопрос о передаче сирийского досье в МУС
Обстановка в СБ вновь стала накаляться. Французы решили «двинуть» свою излюбленную тему — подготовили проект резолюции о передаче сирийского досье в Международный уголовный суд (МУС). (К этому времени различными структурами против Дамаска был накоплен значительный «компромат».) Очевидно, что в условиях продолжающегося вооружённого конфликта ни о каком торжестве правосудия речи не идёт. Следующие шаги были легко прогнозируемыми — выдвижение обвинений прокурором МУС против сирийских руководителей использовалось бы для дальнейшей «делегитимизации режима». Продвижение к политическому урегулированию стало бы практически невозможным.
Проект резолюции поставили на голосование 22 мая под неизбежное российское (и китайское) вето. Состоялся обмен резкими заявлениями. Пришлось жёстко покритиковать французов, а заодно и англосаксов:
«Мы понимаем мотивы многих делегаций, проголосовавших сегодня за проект резолюции о передаче сирийского досье в МУС либо ставших его соавторами. Мы разделяем их эмоции, вызванные затянувшимся сверх всякой меры конфликтом в Сирии. Тяжело смотреть на разрушения, гибель и страдания людей.
Сложнее понять мотивы Франции, инициировавшей этот проект и поставившей его на голосование, заранее прекрасно зная, какая участь его ожидает. Приходится слышать много сетований на отсутствие единства в Совбезе среди „пятёрки“ его постоянных членов по Сирии. Действительно, когда это единство есть, удаётся добиваться конкретных позитивных результатов. К ним нельзя не отнести резолюцию 2118 Совета Безопасности об уничтожении сирийского химического арсенала — эта программа близка к успешному завершению. Полезным ориентиром стала и резолюция 2139 по гуманитарным делам.
Единство „пятёрки“ важно. Не зря же Франция всё время ратовала за привлечение „пятёрки“ к работе по политическому урегулированию кризиса, не предлагая, правда, при этом никаких субстантивных позитивных идей. Зачем же сейчас наносить такой удар по единству „пятёрки“? Неужели только затем, чтобы вновь попытаться создать предлог для вооружённого вмешательства в сирийский конфликт? Нельзя было не обратить внимания на то, что глава французской дипломатии счёл необходимым использовать свой недавний визит в Вашингтон для публичной критики Соединённых Штатов за отказ от нанесения ракетно-бомбовых ударов по Сирии осенью прошлого года…
Нельзя не учитывать и то обстоятельство, что когда в прошлый раз Совет Безопасности своей резолюцией 1970 передал ливийское досье в МУС, это не помогло урегулированию кризиса, а лишь подлило масла в огонь конфликта. Да и по окончании вооружённой борьбы МУС себя, мягко выражаясь, не проявил. МУС не способствует нормализации обстановки и торжеству справедливости в Ливии, уходя от наиболее острых тем. За рамками его работы почему-то оказался вопрос о гибели гражданских лиц в результате натовских бомбардировок. Наши коллеги из натовских стран вообще высокомерно отказались обсуждать эту тему. Даже извинение отказались принести. А ещё рассуждают о стыде! На словах ратуют за борьбу с безнаказанностью, а сами практикуют вседозволенность.
Соединённые Штаты частенько указывают и тем и другим дорогу в МУС, а сами почему-то не спешат присоединяться к Римскому статуту. А в сегодняшнем проекте США выговорили исключение для себя и своих граждан. Англия является участником МУС, но почему-то без энтузиазма относится к начавшемуся там рассмотрению темы преступлений, совершённых британцами в ходе войны в Ираке. Вот если бы США и Соединённое Королевство вместе передали своё иракское досье в МУС, тогда мир увидел бы, что они действительно борются с безнаказанностью.
Мы исходим из того, что фундаментальной основой работы по урегулированию сирийского кризиса остаётся Женевское коммюнике от 30 июня 2012 года, которое трактует принцип ответственности и национальное примирение в их взаимосвязи, оставляя тем самым главенствующую роль в этом процессе за самими сирийцами.
Мы убеждены, что справедливость в Сирии в конечном итоге восторжествует. Виновные в совершении тяжких преступлений будут наказаны. Но для того, чтобы это произошло, прежде всего нужен мир».
Тучи в Совете Безопасности сгустились не на шутку. Четвёртое российско-китайское вето по Сирии! Не говоря уже о кризисе на Украине, породившем в ООН столько «громов и молний» (об этом — отдельно). Желающих загнать Россию в угол находилось немало. (Французский постпред позднее публично признал, что именно в этом состояла его цель.)
В таких условиях особенно неприятной стала замаячившая перспектива ещё одного, пятого вето по Сирии — по новой «гуманитарной» резолюции, о необходимости которой всё настойчивее заговорили западные члены СБ. Они утверждали, что необходимо принять резолюцию по главе VII Устава ООН и пригрозить Дамаску санкциями — только тогда он создаст более благоприятные условия для работы международных гумагентств. Такая постановка вопроса являлась для нас изначально неприемлемой.
В практическом плане наиболее остро назрела необходимость открыть для гумпомощи в «труднодоступные районы» Сирии несколько погранпереходов на границе с Турцией, Ираком и Ливаном. Они не контролировались сирийским правительством, и поэтому согласия на их использование Дамаск не давал. Ооновские гуманитарщики говорили, что без согласия правительства они смогут использовать эти погранпереходы только при наличии соответствующей резолюции Совета Безопасности ООН.
В Совете за дело взялась «гуманитарная тройка» (к Люксембургу и Австралии присоединилась Иордания). Последовали трудные переговоры в формате «тройка» плюс «пятерка» постоянных членов, а также наши параллельные сложные беседы с сирийцами в Нью-Йорке и Дамаске.
Решение оказалось по-настоящему изящным. Создавался «контрольный механизм» под эгидой Генсекретаря ООН, задача его состояла в том, чтобы убедиться, что грузы, направленные ооновскими гуманитарщиками через не контролируемые правительством погранпереходы, имеют действительно гуманитарный характер. Сирийским властям направлялось соответствующее уведомление. В текст резолюции не вошла достигнутая «джентельменская договорённость» — в «контрольном механизме» будут работать люди из «дружественных Сирии стран» (при этом исключалась «пятёрка» постоя