нных членов). Дамаск должен был приватно передать список таких стран в Секретариат ООН. Всё имело одну цель — подтвердить суверенитет Сирии и полномочия правительства в Дамаске.
Когда была найдена эта формула, «решились» и другие вопросы. Вместо ссылки на Главу VII в текст резолюции было включено бесспорное положение о том, что «в силу статьи 25 Устава ООН государства-члены обязаны подчиняться решениям Совета и выполнять их». А вместо санкционных угроз говорилось просто: «Совет подтверждает, что будет принимать дальнейшие меры в случае невыполнения настоящей резолюции или резолюции 2139 любой сирийской стороной».
К всеобщему удовлетворению резолюция 2165 была единогласно принята Советом 14 июля 2014 года. Большой конструктивный вклад в это России не подлежал сомнению. Характерный имейл прислала мне 4 сентября постпред США Саманта Пауэр:
«Читаю доклад о гуманитарной ситуации в Сирии по резолюции 2165. В прошлом месяце продовольствие доставлено 470 тысячам человек в 23-х труднодоступных районах по сравнению с 96-ю тысячами человек в 14-ти труднодоступных районах в предыдущем. Помощь дошла до многих людей, которые её не получали с начала конфликта. Людей накормили, потому что вы сделали эту резолюцию возможной. Поэтому я пишу, чтобы поблагодарить вас…»
«Химическое досье»
По поводу Саманты Пауэр, сменившей Сьюзан Райс на посту постпреда США при ООН в августе 2013 года, и моих взаимоотношений с ней в нашей прессе было много пересудов. Масла в огонь подлила разошедшаяся по Интернету картинка, когда она подходит ко мне перед одним из заседаний Совета и что-то говорит с чрезвычайно агрессивным видом. Сообщалось, что она мне чем-то угрожала либо напоминала о том, что Россия «проиграла» в холодной войне. На самом деле обмен репликами был настолько банальным, что ни я, ни она позже не могли вспомнить, о чём конкретно шла речь. (Саманта даже утверждала: она меня якобы за что-то благодарила — но это, конечно, вряд ли.) В любом случае, Пауэр сделала вывод: ей надо быть поосторожнее с жестикуляцией, и впоследствии сдержаннее держалась со мной при камерах.
Действительно, у нас с ней случилось немало словесных баталий — и на заседаниях Совета, и в медийном пространстве. (При первой же встрече Пауэр откровенно сказала, что видит свою роль и в том, чтобы выступать с разного рода публичными заявлениями — стало быть, не обижайся.) Нам, однако, удалось «развести» публичные споры и «черновую» работу по субстантивным вопросам повестки дня Совета Безопасности. В ряде случаев Пауэр проявила и глубокое знание предмета и терпение, необходимые для выработки взаимоприемлемых решений по сложным темам.
Одной из таких тем было «химическое досье», которое никак не хотело закрываться, несмотря на успешное завершение ликвидации сирийского химического арсенала.
Из Сирии стали поступать сообщения о том, что в ходе боевых действий в качестве оружия используется хлор. В апреле 2014 года гендиректор Организации по запрещению химического оружия (ОЗХО) создал Миссию по установлению фактов (МУФС). Проведя своё расследование, МУФС определила, что хлор, в одном случае и зарин, возможно, применялись.
Возникла необходимость определения виновных в этих неприемлемых деяниях. (Ни ОЗХО, ни МУФС таким инструментарием не обладали.)
Американцы «выкатили» амбициозный проект резолюции о создании «атрибутивного механизма». Совету Безопасности предлагалось сделать нечто беспрецедентное — учредить орган, который объединял бы в себе функции и следствия, и суда — то есть сам определял бы виновных в возможном применении в Сирии химических веществ в качестве оружия. Такая конструкция представлялась в принципе неправильной, не говоря уже о наших сомнениях в её объективности. Замаячила перспектива ещё одного вето, особенно «обидного», потому что цель недопущения боевого использования химических веществ мы разделяли.
Однако Пауэр не стала форсировать голосование — и мы вместе с экспертами засели за работу: какие разумные шаги можно предпринять, чтобы те, кто вздумает применять химоружие, не рассчитывали на безнаказанность?
В результате в августе 2015 года Совет Безопасности резолюцией 2235 учредил Совместный механизм ОЗХО-ООН по расследованию химинцидентов в Сирии (СМР). Он мог делать соответствующие выводы о виновных и докладывать их Совету, но не обладал судебными функциями и, к тому же, чего мы и добивались, был не «сам по себе», а работал в тесной увязке с ОЗХО как «головной» международной организацией по боевой химии.
Угроза очередной конфронтации в Совете по сирийской «химии» была снята.
Серьёзные перемены
Тем временем и в обстановке в Сирии, и вокруг неё произошли серьёзные перемены. Террористическая организация «Исламское государство Ирака и Леванта» (ИГИЛ) обрела контроль над значительными территориями в Сирии и соседнем Ираке, где, захватив один из крупнейших городов страны Мосул, она «нависла» над столицей — Багдадом. В Сирии, вкупе со своими собратьями по террору «Джебхат ан-Нусрой», игиловцы стали главной антиправительственной силой, затмив «умеренных» оппозиционеров из «Сирийской освободительной армии». Страна всё больше погружалась в хаос. Там орудовали десятки вооружённых группировок, число убитых стало исчисляться сотнями тысяч, а беженцев и временно перемещённых лиц — миллионами.
В августе — сентябре 2014 года Соединённые Штаты приняли решение о вооружённом вмешательстве, начав бомбардировки позиций игиловцев на территории сначала Ирака (с согласия Багдада), а затем и Сирии. После определённых колебаний (Пауэр несколько раз заводила со мной разговор на этот счёт) Вашингтон решил обойтись без резолюции Совета и без согласия Дамаска. Хотя правительству Сирии американцы сообщили о своём решении и дали заверения, что позиции правительственных войск они бомбить не будут («В конце концов, это их территория», — сказала мне Пауэр).
Выступив 28 сентября 2015 года на 70-й сессии Генассамблеи ООН, Президент России Владимир Владимирович Путин призвал к созданию глобальной антитеррористической коалиции, по образу антигитлеровской — времён Второй мировой войны (то есть выразил готовность объединить усилия России и Запада на антитеррористическом фронте). Настороженное отношение Вашингтона к этой инициативе не помешало Воздушно-космическим силам России начать наносить массированные авиаудары в поддержку сирийского правительства, которое стало расширять сферу своего контроля вокруг Дамаска.
Возникала опасность российско-американской конфронтации по Сирии, но одновременно — и качественно новая ситуация, которой можно было воспользоваться для продвижения к политическому урегулированию сирийского кризиса. Дополнительные возможности для этого создавала заключённая после многолетних переговоров в мае 2015 года договорённость по иранской ядерной программе. Помимо прочего, она давала козыри тем, кто понимал необходимость подключения к переговорам Тегерана, оказывавшего Дамаску значительную, в том числе и военную, помощь.
В результате усилиями Лаврова и его американского визави Керри в октябре 2015 года под совместным российско-американским председательством была создана Международная группа поддержки Сирии (куда вошёл и Иран), документы которой формулировали программу продвижения к урегулированию (выработка новой Конституции страны и проведение на её основе выборов под международным контролем). 18 декабря 2015 года программа была закреплена принятой единогласно резолюцией Совета Безопасности 2254 (непостоянным членам Совета текст проекта показали лишь за несколько часов до голосования, но, понимая важность момента, никто из них не роптал на нарушение регламента — правила 24 часов после публикации текста в «синьке»).
Понадобилось почти пять лет для того, чтобы Совет Безопасности ООН смог консенсусно высказаться в отношении политического урегулирования конфликта. Что сделало это возможным? Наверное, в первую очередь — колоссальная усталость от войны не только самих сирийцев, но и международного сообщества. Потоки беженцев, обременявшие все годы конфликта Турцию, Иорданию и Ливан, устремились в Европу. В Вашингтоне, наконец, поняли, что ставить во главу угла задачу смещения президента Башара Асада — значит заводить ситуацию во всё более глубокий тупик. Даже самым рьяным «антиасадовцам» это стало ясно после российского военного вмешательства. Наконец, Вашингтон нашёл в себе силы несколько урезонить своих наиболее ретивых стратегических союзников в регионе (прежде всего, Саудовскую Аравию), которые без разбора поддерживали любые, даже самые экстремистские, антиасадовские силы.
Довольно примечательный разговор состоялся в ходе встречи постоянных представителей членов Совета с президентом Бараком Обамой 7 декабря 2015 года в Белом доме, куда мы были приглашены по случаю очередного председательства Соединённых Штатов в Совете.
Поначалу нам сказали, что обстоятельный разговор будет с советником президента по национальной безопасности Сьюзан Райс и туда «зайдёт» Обама (довольно популярная у американцев форма краткого общения с президентом). Однако Обама появился уже через несколько минут после начала встречи и провёл с нами около часа, рассуждая на международные темы и отвечая на вопросы. Когда настал мой черёд, я сказал, что хочу задать трудный вопрос: даже высокопоставленные сотрудники его администрации признают то, что экстремистов на Ближнем Востоке поддерживают близкие Соединённым Штатам страны. Неужели Вашингтон не может на них повоздействовать?
Начал свой ответ президент необычно: если бы мы разговаривали за кружкой пива, я бы высказался откровеннее. Но сейчас я должен быть дипломатичным. Действительно, некоторые страны поддерживали силы (не думаю, что ИГИЛ), которые враждебны интересам Соединённых Штатов. Но в последние пару лет мы оказали на них соответствующее влияние для того, чтобы изменить положение.
Как бы то ни было, несмотря на в целом «натянутый» характер российско-американских отношений и разную трактовку генезиса сирийского кризиса, к концу 2015 года возник мощный российско-американский тандем, который стал добиваться практических результатов. На основе совместного российско-американского заявления от 22 февраля, подкреплённого резолюцией СБ ООН 2268, в конце февраля 2016 года в Сирии был установлен режим прекращения боевых действий, а в марте при посредничестве нового спецпосланника Генсекретаря ООН Стаффана де Мистуры в Женеве начались перего