воры между делегацией правительства Сирии и оппозиционерами.
Желанного прорыва к миру, однако, не произошло. После небольшого затишья на западе Сирии активизировалась «Джебхат ан-Нусра», которая вместе с ИГИЛ была признана Советом Безопасности ООН террористической организацией. Особенность согласованного режима прекращения боевых действий состояла в том, что он не распространялся на террористические организации — с ними надо было продолжать бороться «до победного». Но как отделить террористов от «умеренных» оппозиционеров, если они зачастую координируют свои действия? Приехавший в Москву в конце февраля 2016 года директор ЦРУ Джон Бреннан заверил, что Соединённым Штатам потребуется для этого две-три недели. Время шло, а обещанного «развода» так и не происходило.
Поворотным моментом могла стать договорённость, достигнутая Лавровым с Керри 9 сентября в крайне сложных и длительных переговорах: «умеренные» дистанцируются от «Нусры», а российские и американские военные начинают координировать свою борьбу с ней. Однако явно под давлением Пентагона Соединённые Штаты отказались от согласованной схемы.
Все последние месяцы 2016 года огромное внимание в ООН было приковано к восточному Алеппо — крупнейшему коммерческому центру на севере страны. Ещё в 2012 году оппозиции удалось вытеснить оттуда правительственные структуры. В мировых СМИ восток Алеппо именовался не иначе как символом сирийской революции.
В середине 2016 года сирийские войска при поддержке, в том числе, наших Воздушно-космических сил начали операцию по восстановлению правительственного контроля над мятежными районами города. Поднялся шквал критики, в особенности в отношении использования авиации. Спецпосланник де Мистура заявил публично, а затем и в ходе консультаций Совета Безопасности: Россия и Дамаск используют присутствие в восточном Алеппо некоторого числа террористов для уничтожения мирного населения. Пришлось жёстко одёрнуть ооновца. (Позднее он пояснил мне, что на его родном итальянском слово «алиби» имеет какое-то другое значение.) Стаффан де Мистура выдвинул инициативу по выводу из города мирных жителей и боевиков, которую мы сразу же поддержали. Оппозиционеры, однако, ответили отказом.
Ситуация в Совете Безопасности вновь накалилась. Франция совместно с Испанией подготовила проект резолюции, «изюминкой» которого был запрет на «все военные полёты» над Алеппо, причём не только над восточной, но и над западной частью города, она контролировалась правительством, но подвергалась постоянным обстрелам из восточных районов города (в сентябре там погибло 80 мирных жителей).
На наш вопрос, почему запрет распространяется на весь город, последовал обескураживающий ответ: так удобнее. Никаких «балансирующих» требований к боевикам в восточном Алеппо франко-испанский проект не предоставлял.
Мы сразу заявили о неприемлемости такого подхода. В ответ французы, начавшие разговор с того, что «не хотят нового российского вето», поставили его на голосование, итог которого был предрешён.
В качестве контригры мы подготовили и вынесли на голосование свой проект, нацеленный на укрепление режима прекращения боевых действий, понимая, что западники встретят его в штыки.
Это дало мне основание заявить 8 октября в начале заседания, что все мы «участвуем в одной из самых странных мизансцен в истории Совета Безопасности. Нам предстоит голосование по двум проектам резолюций Совета, и все мы прекрасно понимаем, что ни один из них не будет принят. Учитывая, что кризис в Сирии переживает острый этап, когда особенно необходимо максимальное сплочение политических усилий международного сообщества, такая трата времени непозволительна».
Итог голосования: по французскому проекту — 11 «за», 2 «против» (мы и Венесуэла), «воздержались» Ангола и Китай; по нашему — «за», кроме России, Китай, Египет и Венесуэла, «воздержались» Ангола и Уругвай; 9 членов Совета голосовали «против».
В принципе я никогда не являлся большим любителем «проигрышных» голосований, старался избегать таких ситуаций, но иногда приходится пройти и через такое.
Давление на нас по ситуации вокруг Алеппо продолжало нарастать. В начале декабря Египет, Испания и Новая Зеландия подготовили проект резолюции по сути дела о бессрочном прекращении огня в восточном Алеппо. В ситуации, когда операция по освобождению восточных районов города от боевиков близилась к завершению, это само по себе вряд ли могло нас устроить. К тому же 2 декабря Джон Керри на встрече с Сергеем Лавровым в Риме предложил более интересную схему, предусматривающую вывод из восточного Алеппо не только мирных жителей, которые этого пожелают, но и боевиков. Правда, делегация США в ООН повела себя так, как будто данного предложения и не выдвигалось, вновь дезавуировав тем самым инициативу руководителя американской дипломатии.
Проект «тройки» был поставлен на голосование 5 декабря и заветирован нами совместно с Китаем.
Действия, направленные на то, чтобы «подставить нас под вето», похоже, становились излюбленной тактикой наших оппонентов. Вновь за перо взялась делегация Франции. Особенностью подготовленного ею проекта резолюции СБ стало указание Генсекретарю ООН немедленно направить на восток Алеппо наблюдателей. В условиях, когда там ещё продолжались бои, всё выглядело как провокация: любой «сбой» в неподготовленном появлении ооновцев (не дай Бог кто-то выстрелит из подворотни!) привёл бы к дальнейшему обострению и без того крайне сложной ситуации.
В воскресенье 18 декабря мы направились в Совет Безопасности, чтобы в третий раз за три месяца использовать вето по сирийской теме. Впереди маячили дальнейшие неприятности — Турция и Саудовская Аравия угрожали созывом чрезвычайной сессии Генассамблеи ООН.
Однако произошло то, что нечасто бывает в практике Совбеза. Перед голосованием мы собрали консультации Совета и убедили его членов: французский проект опасен и заложенные в нём гуманитарные задачи можно решать, не подвергая опасности жизни ооновцев (для иллюстрации мы положили на стол свой альтернативный проект, которым сразу заинтересовался ряд делегаций).
В заседании объявили перерыв. В отдельной комнате уединились мы, французы, американцы, китайцы и председательствовавшие в СБ испанцы. В работу включилась постпред США Саманта Пауэр (нисколько не смущаясь тем, что проект «французский»), и за пару часов проект радикальным образом преобразился, включив и те подходы, которые были заложены в нашем альтернативном тексте. Главные изменения: генсекретарь должен проконсультироваться о плане направления ооновцев в восточные районы Алеппо с «заинтересованными сторонами» (то есть в первую очередь с правительством Сирии) и доложить об этом Совету Безопасности.
В обновлённом виде «французский» проект был единогласно принят Советом Безопасности на следующий день 19 декабря. Атмосфера в ООН кардинальным образом изменилась. СБ продемонстрировал свою способность находить общие подходы по сложным аспектам сирийского кризиса. Предлог для созыва чрезвычайной сессии Генассамблеи ООН перестал существовать.
Определённая ирония заключалась в том, что данная резолюция, вокруг которой было сломано немало копий, оказалась по сути невостребованной. Битва за восточный Алеппо завершилась масштабной операцией по эвакуации оттуда желающих мирных жителей и прекративших сопротивление боевиков. Специального плана по развёртыванию там ооновских наблюдателей не потребовалось.
На этой волне в последний день 2016 года (и генсекретарства Пан Ги Муна) удалось единогласно принять резолюцию СБ, проект которой был подготовлен нами и внесён в Совет совместно с Турцией.
Дело в том, что 29 декабря после проходивших в Анкаре двухмесячных закрытых переговоров наших представителей с различными отрядами сирийской умеренной вооружённой оппозиции был опубликован пакет документов: правительство Сирии и оппозиционеры договорились вступить в прямые переговоры в конце января 2017 года (переговоры под эгидой ООН прервались ещё в мае и на протяжении всего года так и не возобновлялись), а уже 30 декабря устанавливался режим прекращения огня, гарантами которого выступали Россия и Турция.
Резолюция 2336 выражала поддержку усилиям России и Турции и предстоящим переговорам. По Сирии 2016 год заканчивался, казалось бы, на позитивной ноте. Как, впрочем, и предыдущий…
Именно сирийский конфликт (на фоне опасной дестабилизации на огромном пространстве от Ливии до Ирака) на протяжении нескольких лет оставался для нас главной «головной болью» в ООН и основной «линией разлома» в отношениях с Западом — пока его не заслонил кризис, разыгравшийся в начале 2014 года на Украине.
Кризис на Украине
После распада СССР Украина стала важнейшим, но очень непростым партнёром для России. Предстояло решить немало проблем, проистекавших от «развода». Помню, кто-то из мидовских коллег жаловался: приглашают в Киев на консультации, мы говорим, что готовы приехать в любой день, кроме 18-го, они отвечают: ждём 18-го.
По долгу службы я отношениями с Украиной не занимался, но один случай дал мне прочувствовать, насколько сложен возникший политико-психологический клубок.
Происходило всё в сентябре 1991 года. Советский Союз ещё продолжал существовать, но независимость Украины уже витала в воздухе. Я находился в Нью-Йорке в составе советской делегации на открытии очередной сессии Генеральной Ассамблеи ООН. В Нью-Йорк приехал и президент Украины Леонид Кравчук (ведь Украина, как и Белоруссия, наряду с Советским Союзом были государствами-основателями ООН в ознаменование их огромного вклада в победу над фашизмом).
В честь Кравчука устроили большой приём, куда пригласили и меня. Пробираюсь по залу через толпу гостей, меня кто-то останавливает и заговаривает. Становится ясно, что это люди из диаспоры — украинские эмигранты, проживающие в США. Узнали меня по телевизионной картинке. Беседа течёт в исключительно дружеском ключе, пока я не бросаю казавшуюся мне совершенно невинной фразу: «Русские и украинцы не так уж и отличаются друг от друга». Лица моих собеседников сразу «вытянулись», а тон круто поменялся: «Как Вы, дипломат, можете говорить такое!» Мне оставалось тол