ько пожать плечами и отойти.
В ООН украинская тема возникла для меня в 2008 году — отмечалась 75-я годовщина «голодомора» — Великого голода 1932-1933 годов, в котором были повинны не только природа, но и власти.
По поводу 70-й годовщины в 2003 году в ООН распространялось заявление от имени группы делегаций, в том числе украинской и российской. В нём, в частности, говорилось, что «голодомор» стал национальной трагедией украинского народа. Одновременно отдавалась дань памяти миллионам русских, казахов и представителей других национальностей, умерших от голода в других районах Советского Союза вследствие гражданской войны и принудительной коллективизации.
Подобное заявление мы готовы были принять и в 2008 году. Однако к этому моменту ситуация существенно изменилась. Ставший президентом Украины Виктор Ющенко начал разыгрывать «голодомор» как политическую карту. На Украине приняли закон, объявляющий «голодомор» «геноцидом украинского народа» с явным намёком на то, что во всём виновата Москва, а значит — Россия. То есть предпринималась попытка использовать историческую трагедию для «отторжения» России от Украины.
В ООН эта линия выразилась в следующем: украинская делегация сказала, что заявления ей недостаточно — вопрос о «голодоморе» надо внести в повестку дня Генеральной Ассамблеи и принять по нему резолюцию. То есть тема явно политизировалась.
Между нами с украинцами развернулась нешуточная дипломатическая борьба. Особенно острая процедурная схватка (продолжавшаяся два часа) произошла на заседании Генерального комитета, который решает, включать ли тот или иной вопрос в повестку Генассамблеи. В итоге кто-то предложил отложить голосование. Но мой заместитель, курировавший тему, сказал, что в другой раз наши позиции на Генкомитете будут слабее. Я заволновался (ооновского опыта ещё немного). Несмотря на неурочный час, дозвонился до Лаврова, он рассудил просто: «Откладывай, да и всё».
В Генкомитет вопрос так и не вернулся. Украинцы, видимо, поняли, что соотношение сил не на их стороне, и опубликовали заявление от имени группы делегаций, которое воспроизводило текст подготовленного ими проекта резолюции Генассамблеи. То, что к заявлению не присоединилась Россия и другие страны СНГ, ставило украинцев в двусмысленное положение и девальвировало их инициативу.
По дипломатическим меркам для нас это была победа. Но радоваться не хотелось. Про себя я называл всю эту историю «братоубийственной войной». Не подозревая того, что нас ждёт впереди.
Развернувшийся в Киеве в конце 2013 года спор вокруг готовившегося подписания соглашения об ассоциации с Европейским союзом, казалось, не предвещал беды. Президент Виктор Янукович в последний момент (возможно, слишком поздно) осознал: соглашение будет иметь для его страны тяжёлые экономические последствия, отложил его подписание и «принял» 15-миллиардный кредит от России. В Киеве начались протесты, эпицентром которых стала центральная площадь — Майдан. (Многим украинцам, особенно молодёжи, казалось: их страна вот-вот «попадёт в Европу», что никак не следовало из проекта соглашения.) Масла в огонь подлила не слишком «аккуратная» попытка украинских сил правопорядка разогнать демонстрантов, а также принятый Верховной Радой закон, лимитирующий уличные протесты.
В свою очередь протестующие стали вести себя агрессивно — в представителей сил правопорядка полетели булыжники и «коктейли Молотова», 22 января 2014 года начался захват оппозиционерами административных зданий в Киеве и в некоторых других районах Украины.
Попытки Януковича договориться с лидерами оппозиции ни к чему не приводили. Ситуация крайне обострилась 18-20 февраля. Протестующие перешли к захвату оружейных складов и армейских частей. Не обошлось без провокаторов. Как выяснилось позже, из зданий, захваченных оппозицией, вели огонь снайперы — стреляя как по силам правопорядка, так и по «своим». Погибло более ста человек.
В такой крайне накалённой обстановке 21 февраля Янукович подписал с лидерами оппозиции выработанное при посредничестве Германии, Франции и Польши «Соглашение об урегулировании кризиса на Украине». Оно предусматривало создание правительства национального единства, проведение конституционной реформы и президентских выборов до конца 2014 года. Однако к этому времени позиции Януковича были уже крайне ослаблены, а его сторонники — деморализованы. Боясь физической расправы, Янукович покинул Киев, а затем и Украину. В Киеве объявили о создании «правительства победителей» — на Украине совершился государственный переворот.
Украинская тема впервые возникла на заседании Совета Безопасности ООН 24 февраля 2014 года, где заслушивался традиционный ежегодный брифинг действующего Председателя ОБСЕ, президента Швейцарии Дидье Буркхальтера.
Мы представили развёрнутый комментарий о событиях на Украине:
«В выступлении действующего Председателя ОБСЕ и в ряде других прозвучавших сегодня выступлений упоминалась ситуация на Украине. Но так и осталось не ясным, как силовая, неконституционная смена власти в этой стране соответствует принципам ОБСЕ или, скажем, верховенству права, о котором так модно говорить в этом зале…
В России крайне обеспокоены развитием ситуации на Украине. Соглашение об урегулировании кризиса на Украине от 21 февраля не выполняется, несмотря на то, что его подписание было засвидетельствовано министрами иностранных дел Германии, Польши и Франции, а США, Европейский союз, другие международные структуры приветствовали этот документ. Боевики не разоружены, отказываются покинуть улицы городов, которые они фактически контролируют, освободить административные здания, продолжают акты насилия.
Удивляет, что ряд европейских политиков уже поспешили поддержать объявление о проведении президентских выборов на Украине в мае сего года, хотя в Соглашении от 21 февраля предусмотрено, что выборы должны состояться лишь после завершения конституционной реформы. Ясно, что для успеха этой реформы в ней должны участвовать все политические силы Украины и все регионы страны, а её итоги — вынесены на всенародный референдум. Убеждены в необходимости в полной мере учесть озабоченности депутатов восточных и южных областей Украины, Крыма и Севастополя, прозвучавшие на съезде в Харькове 22 февраля.
Вызывают глубокую озабоченность с точки зрения легитимности действия в Верховной Раде Украины. Ссылаясь фактически лишь на революционную целесообразность, там штампуют так называемые „решения“ и „законы“, в том числе нацеленные на то, чтобы ущемить гуманитарные права русских и других национальных меньшинств, проживающих на Украине. Звучат призывы чуть ли не к полному запрету русского языка, люстрации, ликвидации партий и организаций, закрытию неугодных средств массовой информации, снятию ограничений на пропаганду неонацистской идеологии. Взят курс на то, чтобы диктаторскими, а порой и террористическими методами подавить несогласных в различных регионах Украины. Стали раздаваться угрозы в отношении православных святынь. Национал-радикалы продолжают глумиться над памятниками в различных украинских городах, а в некоторых европейских столицах их единомышленники оскверняют мемориалы советским воинам. Такое развитие событий подрывает Соглашение от 21 февраля, дискредитирует его инициаторов и гарантов, создаёт угрозу гражданскому миру, стабильности общества и безопасности граждан.
Вынуждены отметить, что в позиции некоторых наших западных партнёров просматривается не забота о судьбе Украины, а односторонний геополитический расчёт. Не слышно принципиальных оценок преступных действий экстремистов, включая их неонацистские и антисемитские проявления. Более того, вольно или невольно такие действия поощряются.
Создаётся устойчивое впечатление, что Соглашение от 21 февраля при молчаливом согласии его внешних спонсоров используется лишь как прикрытие для продвижения сценария принудительной смены власти на Украине через создание „фактов на земле“ без какого-либо желания искать общеукраинский консенсус в интересах национального примирения…
Настоятельно призываем всех причастных к кризису на Украине проявить максимальную ответственность и не допустить дальнейшей деградации ситуации, вернуть её в правовое русло, жёстко пресечь замахнувшихся на власть экстремистов».
Как скоро выяснилось, это обсуждение украинских дел в Совете Безопасности ООН — лишь первая «проба пера». Дебаты возобновились уже через несколько дней, причём на «повышенных тонах» — под воздействием событий вокруг Крыма.
27 февраля в Крыму было принято решение о проведении референдума о «статусе региона», которое не признали в Киеве. Вооружённые отряды заняли административные здания в Симферополе и взяли под контроль сухопутную границу полуострова.
1 марта Совет Федерации по представлению Президента России принял решение об использовании Вооружённых сил России на территории Украины. В тот же день англичане запросили проведение закрытых консультаций Совета Безопасности по данной ситуации. Когда же члены Совета собрались в «русской комнате», литовцы (с подачи украинцев) потребовали перевода встречи в официальный формат для того, чтобы могла выступить и делегация Украины. Мы указали: это нечестно — к официальному заседанию готовятся совсем по-другому. Последовал двухчасовой спор по процедуре. В результате с подачи французов нашли предложенный французами компромисс: в «большом зале» выступят лишь трое — первый замгенсекретаря Ян Элиассон, а также постпреды Украины и России. Тем не менее, как только члены Совета заняли свои места за «подковой», о своём намерении выступать заявили также американцы, англичане и те же французы. (Последние, правда, извинились перед нами.) Ну что же поделаешь — пошла игра без правил.
После Яна Элиассона и заявления украинского представителя, который обвинил Россию в агрессии против Украины и грубом нарушении международного права, мне пришлось выступить с развёрнутым спонтанным комментарием:
«Я хочу поблагодарить г-на Элиассона за его брифинг и поддержать тезис, которым он закончил, — тезис о том, что в данной ситуации необходимо иметь холодную голову. К сожалению, вынужден констатировать, что мой украинский коллега не откликнулся на этот призыв, и в его выступлении прозвучал ряд терминов, характеризующих ситуацию на Украине и действия Российской Федерации, с которыми мы никак не можем согласиться.