Трудные годы
КНИГА ПЕРВАЯ
Глава 1БЕСПОКОЙНАЯ НОЧЬ
Зима в Приозерье в тот год наступила рано.
Морозы до звени сковали землю, посеребрили палый лист, что сплошным блеклым ковром устилал подмосковные рощи, своим холодным дыханием высушили сырые туманы в оврагах и низинах. Потом крупными мохнатыми хлопьями пошел снег. Он шел не переставая несколько дней. За неделю и поля и луга были тепло укутаны полуметровым снежным покрывалом. Деревья оделись в пушистые белые шапки, пышные снежные гроздья степенно покачивались на гибких ветвях. Не было снега только на гладких речных заводях — ветры сдували его отсюда, чтобы говорливые любознательные реки вдоволь налюбовались зимним холодным небом и белизной первых снегов.
А снег все шел и шел.
Это радовало всех, кто имел хоть малейшее отношение к земле.
Хлеборобы выходили за ворота, брали в пригоршни пористую холодно-колючую снежную кипень, прищурясь, вглядывались в сплошную кисею, что опускалась на поля, и говорили один другому:
— Знать, снежная зима обещает. С урожаем будем.
Сосед вздыхал, тоже мял в руках податливый холодный комок, тоже вглядывался в белесо-туманную даль и, вздохнув, соглашался:
— Да, хорошо бы. Оскудела, обеднела наша земля…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Удачину не спалось. Он долго ворочался с боку на бок, но, чувствуя, что сон ушел окончательно, встал и, накинув на плечи пестрый мохнатый халат, направился в ванную. Холодная вода из-под крана взбодрила его, но настроение не улучшалось, в голове роились и роились мысли, не дававшие покоя все эти дни.
Итак, сегодня приезжает Курганов, новый первый. Нужно будет вводить его в курс дел. Конечно, это не такая уж трудная штука — ознакомить с делами района нового человека ему, Удачину, который в этом районе родился, вырос и проработал добрый десяток лет. А тогда в чем же дело? Почему такое слякотное настроение?
Виктор Викторович лукавил сам с собой — причину он знал. Знали ее и другие руководящие работники Приозерья.
— Загрустил наш второй секретарь. Обидно, что опять на старой стезе остается, — говорили они между собой.
— Ну полноте, чего выдумали. Дел по горло, весь район на плечах — вот и сумрачен.
— Э, нет. Плохо вы знаете Удачина. Обида его гложет. Как же, столько лет в районе, а вот поди же, главного опять из области присылают…
Всего месяц назад вот такой же бессонной ночью Удачин мучительно думал о том, как закончатся развернувшиеся в районе события? Заденут ли его? Или гроза обрушится лишь на Баранова — первого секретаря?
Все события тех дней вновь вставали перед Удачиным. Вот идет заседание бюро райкома партии. Готовится обычный очередной пленум об итогах сельскохозяйственного года. Что тут особенного? Но вдруг вызов Баранова в обком. По одному его виду, когда вернулся из Ветлужска, многие поняли сразу: беседа в обкоме была не из приятных… Конечно, основания для такого разговора были — дела в приозерских селах обстояли неважно.
Виктор Викторович досадливо поморщился, вспомнив подробности пленума — суровое молчание зала, когда Баранов пытался найти какие-то успехи района, веселые усмешки и аплодисменты, когда резко и беспощадно-прямо выступал секретарь обкома. И шумливое одобрение предложения обкома — снять руководство за развал сельского хозяйства.
Ни Удачина, ни третьего секретаря, правда, не тронули, и Виктор Викторович был донельзя рад этому, ведь могло быть куда хуже. А потом, когда успокоился, зародились и другие мысли: «А почему, собственно, в район надо присылать кого-то? Разве он, Удачин, не справится с ролью первого секретаря? Справился бы не хуже любого другого, убежденно говорил себе Виктор Викторович. Но как и кому об этом скажешь? Не пойдешь же сам в обком с просьбой о выдвижении… А собственно, почему бы и не пойти?» — иногда думал Удачин, но решимости, однако, не хватило. И вот сегодня приезжает Курганов…
Утро, наконец, пробилось сквозь ночь и вставало над Приозерском хмурое, неприветливое.
Удачин долго стоял у палисадника своего дома, вглядываясь в пробуждающийся городок. Над трубами многих домов клубились сизые дымки. На улицах все больше появлялось хозяек, идущих по воду и на рынок. Вдалеке в МТС затарахтел трактор.
Милыми и родными показались Удачину все эти приметы зарождающегося дня в родном городке. У него вдруг сделалось теплее на душе, и уже без прежней хмури в глазах он пошел по улице.
Его окликнул Костя Бубенцов — райкомовский шофер:
— Виктор Викторович, уже в райком?
— Да. Дела есть.
— Я тоже сейчас приеду. Только подшамну малость.
— Зачем тебе так рано? Можешь не спешить.
— Нельзя, Виктор Викторович. Новый-то хозяин, говорят, беспокойный, вдруг потребуюсь.
Напоминание о Курганове больно кольнуло Удачина, вернулись прежние мысли и чувство досады. Вот сегодня приедет этот самый товарищ Курганов. Совсем новый человек, ни он никого не знает, ни его никто не видел… А приедет хозяином, ты ему подчиняйся во всем. Поймав себя на неприязненных чувствах к Курганову, Удачин упрекнул себя за это и постарался думать о другом.
Райком был заперт, сторож встретил Удачина удивленно.
— Что так рано, Виктор Викторович?
— Да вот позвонить надо кое-куда.
— Понимаю, забота гложет… А хозяин-то новый, слышал я, — головастый мужик.
— От кого же ты это слышал?
— Земля слухом полнится.
— Ну-ну, ладно, увидим, — проворчал Виктор Викторович и стал подниматься по лестнице.
Глава 2СУДЬБЫ, ИДУЩИЕ РЯДОМ
Рабочий день первого секретаря обкома начинался рано.
Дежурный по приемной предупредил Курганова, что придется подождать, так как у товарища Заградина посетители.
Курганов попросил свежие газеты и, удобно устроившись в углу широкого кожаного дивана, принялся за чтение.
В комнате стояла спокойная уютная тишина. Косые, чуть тепловатые лучи зимнего солнца, пробиваясь сквозь тонкие шелковые шторы, наполняли ее мягким, чуть желтоватым светом. Мирно тикали и через каждые четверть часа мелодично отзванивали время массивные часы, что стояли в углу у окна. Телефоны трещали поминутно, но тихо, без раздражающих трелей. Люди, входившие сюда, тоже говорили сдержанно, немногословно.
Курганов оторвался от газеты и задумался. Он только вчера приехал из командировки, основательно подустал, и было приятно посидеть вот так, на мягком диване, и немного собраться с мыслями.
Вызов к Заградину его не удивил. Он только что был в командировке в двух самых дальних районах области и предполагал, что секретарь обкома будет интересоваться итогами этой поездки. Но сама встреча с Заградиным волновала, настраивала на воспоминания. В Ветлужске Курганов работал всего полгода, его послали сюда после окончания курсов переподготовки партийных и советских работников. Участок дали важный — избрали заместителем председателя облисполкома. Курганов долго не соглашался, возражал, доказывал, что хотел бы на более живую работу.
Вскоре после этого в области произошли большие изменения — сменилось почти все руководство. Первым секретарем обкома был избран Заградин.
Когда Заградин на пленуме увидел Курганова, он удивился и обрадовался одновременно. Значит, опять сошлись стежки-дорожки?
Взяв его за локоть, Заградин спросил:
— Как ты оказался здесь? Ты же на учебе?
— Уже кончил, Павел Васильевич. Вот сюда послали. В облисполкоме тружусь. Народное образование, культура — все мои дела.
— Скажите пожалуйста, Курганов — и вдруг на такую спокойную стезю подался.
— Что вы, Павел Васильевич. Какая уж спокойная, вздохнуть некогда.
— Ну ладно, ладно. Очень рад, что встретил тебя. Заходи.
Курганов улыбнулся, вспомнив этот разговор, а воспоминания все мелькали одно за другим.
Павел Васильевич Заградин не любил рассказывать о себе. Биография как биография, жизнь как жизнь. Но люди, близко знавшие Заградина, считали, что о его жизни можно писать книги.
…В один из осенних дней девятнадцатого года отряд Красной Армии, в котором служил отец Павла — Василий Заградин, на рысях проходил через его родную деревню Черемшанку. Заградин на десяток минут забежал домой, чтобы взглянуть на сына и жену. Увидеть же ему пришлось только сына — худенького подростка.
Он сидел на лавке у окна, деловито грыз печеную черную картофелину и смотрел на проходивший отряд.
— Здорово, сынок, — хрипло проговорил Заградин и, прислонив к косяку карабин, подошел к Павлу.
Тот недоверчиво посмотрел на рослого красногвардейца, не узнав сначала, потом лицо его дрогнуло, и он уткнулся в пропахшую пылью и потом грудь отца.
— А мать где? — ничего не подозревая, спросил Заградин.
— Мамки… мамки… нет. — И Павел, уже не сдерживаясь, заплакал. — Померла мамка. Неделя, как на кладбище свез…
Василий Заградин пошатнулся от этих слов, с трудом опустился на лавку. Долго сидел молча, шершавой рукой обнимая худенькие плечи сына.
В тот день в первом эскадроне красногвардейского отряда появился новый боец.
Рядом с рослым и плечистым отцом Павел казался особенно маленьким и щуплым. Но в глазах его было столько какой-то суровой решимости, что бойцы приняли его как взрослого, с чувством скупой дружеской ласки.
Крутое, вихревое тогда было время. Много чудесных, удивительных людей полегло, много замечательных жизней оборвалось на полях Дона, Кубани, на широких степных просторах Украины. Навсегда остался лежать в крымских степях и Василий Заградин. В Черемшанку, в пустой, совсем осиротелый и ветхий дом Павел вернулся один.
Шли голодные, холодные и… удивительные двадцатые годы.
По заданию укома партии Павел едет восстанавливать шахты.
Как воздух был нужен уголь, топливо, чтобы наполнить топки паровозов, оживить потухшие котлы московских, тульских, коломенских, серпуховских заводов и фабрик, чтобы отопить и осветить квартиры горожан. Многие районы подмосковного угольного бассейна тогда были только обозначены на маркшейдерских картах геологов, были лишь застолблены инженерами для будущих разработок. А действовавшие шахты почти все были выведены из строя. Только в Скопине под Рязанью да в Донском несколько шахт могло давать бурый, смолистый уголь. И хотя шахты были допотопными, полукустарными предприятиями, все же решили использовать и их, раз они могли дать хоть немного энергии и тепла. Но возродить шахты оказалось не простым делом.