— Недостатки в нашей деятельности, наверно, есть, я не отрицаю, — проговорил Пухов. — Но прошу учесть, — поднял он палец, — причины абсолютно объективные.
Курганов встал, прошелся от стола к окну. Вернулся, потом в упор поглядел на Пухова и тихо, но твердо проговорил:
— Причины, видимо, конечно, есть. Но давайте условимся так: вам поручено дело — извольте за него отвечать. Если не наведете порядок в магазинах, не разгоните пьяниц и хамов, какие подвизаются, например, в «Гастрономе», — пеняйте на себя. Пощады не ждите. Но не только это. Ассортимент товаров надо расширить. Атакуйте облторг, центросоюз, промкооперацию. Где будут отказывать — подключайте райисполком. И чтобы в нашей торговой сети появились такие «редкостные» предметы, как грабли, косы, лопаты, топоры, бруски…
— Труднейшее дело, доложу вам. Не хотят работники промышленности учитывать запросы колхозных масс.
— Меньше громких слов, Пухов. Связывайтесь с Ветлужском, Москвой, соседними областями, толкайтесь в местную промышленность. Условливаемся, Пухов, — месяц, два — вот вам срок.
Пухов торопливо записывал, хлопал глазами, вздыхал, потом, встав со стула, торжественно проговорил:
— Михаил Сергеевич, заверяю вас, как нашего главного руководителя, костьми ляжем…
— Костьми ложиться не нужно, но срок забывать не советую…
— Эх, если бы всегда торговле такое внимание было, мы бы тогда…
Курганов поморщился, прервал Пухова и продолжал свою мысль:
— И займитесь ворами и жуликами. Я не принадлежу к тем, кто всех работников торговли стрижет под одну гребенку. Но проходимцев за прилавками терпеть не будем. И еще к вам просьба…
— Пожалуйста, Михаил Сергеевич.
— Был я у Бел-камня. Ну, товарищи дорогие. Такие изумительные места, красота какая, а руки приложить никто не хочет. Лыжная база — скорее курятник, а не база.
— Ну, это не по нашей части. Есть же комитет физкультуры.
— Комсомольцы рвутся своими силами построить павильон, а лесу достать не могут.
— У нас лесу тоже нет, — торопливо проговорил Пухов.
— Но у вас на складе лежит десять сборных домов. Вот вы бы и отдали парочку ребятам.
— А откуда вы это узнали?
— Порядок дела не портит, однако…
— Не могу отдать, Михаил Сергеевич. Резерв.
— Чей? Что за резерв?
— Районного руководства.
— Районного руководства? Ничего не понимаю. Зачем он районному руководству?
Пухов замялся.
— Ну мало ли зачем. Понадобится.
— Сколько времени лежат эти дома?
— Три или четыре года.
— Бить вас некому. Резерв. Тоже мне хозяева. Такая ценность мертвым грузом лежит. — Курганов нажал кнопку звонка. Когда Вера вошла, мягко, но коротко бросил: — Родникову к телефону.
Пока соединяли с райкомом комсомола, Курганов молчал. Его собеседник тоже помалкивал. Раздался приглушенный звонок, Курганов взял трубку.
— Товарищ Родникова? Здравствуйте. Вот у меня в кабинете товарищ Пухов. Он согласен отдать вам для базы на Бел-камне два сборных дома. И еще один он поставит для своих нужд. Да, да. Обещает быстренько открыть кафе или в крайнем случае буфет с горячим кофе. Ну, благодарите не меня, а фирму «Приозерский райторг». Да, да. И еще вот к вам какая просьба. Свяжитесь с Антониной Михайловной Никольской. Да, да. Директор школы. Они очень интересное дело затевают. Ребят будут готовить к работе в колхозах. Отряды хотят организовать. Инициатива очень нужная, ее нам надо всячески поддержать. Обязательно поддержать. — И, положив трубку, спросил: — Вы все поняли, Пухов?
— Все, как на ладони.
— Желаю успеха.
Уходя, Пухов, как бы между прочим, проговорил:
— Совсем забыл спросить вас, Михаил Сергеевич, продукты будет сама хозяйка забирать или организовать доставку?
— Какие продукты?
— Ну всякие, какие понадобятся. Только дайте указания: как, куда, когда?
Глаза Курганова холодно блеснули под нахмуренными бровями.
— Указание вам следующее: закрытое распределение товаров, какие бы они ни были — мясо это или икра, шубы или туфли, — прекратить.
— Но позвольте…
— Не позволю. Ни вам, ни себе, никому. И прошу иметь в виду, что есть вопросы, по которым не следует дожидаться повторных указаний. Ясно? Вы меня поняли? — этот вопрос Курганова прозвучал так многообещающе, что Пухов ответил незамедлительно:
— Будьте спокойны. Все понял.
Из кабинета Пухов вышел, отдуваясь, вытирая пот своим огромным платком. Закрыв за собой дверь, он, ни к кому не обращаясь, со вздохом проговорил:
— Правду говорят — понедельник день тяжелый.
Глава 8МЕЖДУ ДВУХ ОГНЕЙ…
На Алешино опускался морозный вечер. Весь день вьюжило, теперь разведрило, и на небе проглянули темно-синие просветы с мерцающими россыпями звезд.
Скоро сумеречную тишину улицы нарушили переливистая трель гармоники и голоса молодежи.
Выйдя из дома, Василий Крылов остановился около калитки, прислушался. Любил он эти вечерние часы. Будь то ранней весной, когда удивительно пахнет оттаивающая земля и журчат ручьи, будь то летом, когда голову дурманят запахи волглых трав, или как сейчас, когда все спит под снегом и мороз пощипывает нос и щеки, — все равно, в любое время года вечера в родном Алешине, суматоха и кутерьма молодежных сборищ с их песнями, шутками, весельем для Василия всегда были полны обаяния.
В дальнем конце улицы зазвенел девичий голос: «Я на реченьку гляжу, в голубую даль, никому не расскажу про свою печаль…»
Василий прислушался, и радостная улыбка озарила лицо. Конечно же Зина, это ее голос. Он застегнул пиджак, поправил ушанку и зашагал по дороге.
…Позже, когда были перепеты все песни, а снег около правления колхоза стал от танцев твердый, как лед, и молодежь начала расходиться по домам, Василий, взяв Зину Корягину за руку, тихо сказал:
— Посидим немного.
Они поднялись на крыльцо детского сада. Дом этот стоял посреди деревни, на небольшом взгорье, и казалось, что через дома и огороды он вглядывается в далекие заснеженные поля и перелески. Когда-то он принадлежал первому деревенскому богатею Курмыцкому.
Большое крыльцо с тонкими витыми столбами и затейливым кружевным козырьком выходило в сад, обнесенный высоким палисадником. Василий перчаткой смахнул снег со ступенек и усадил Зину. Потом быстро заглянул в ее большие серые глаза. Сегодня они были опять грустные.
— Ты что, Зинуша?
— Да так, — Зина плотнее закуталась в шаль, проговорила: — Опять был разговор с отцом…
…Василий и Зина дружили давно. Еще когда бегали в начальную школу, деревенские мальчишки дразнили их «женихом и невестой»… Посмеивались и взрослые. С годами дружба перешла в любовь… Но свадьбы пока не предвиделось. И причиной этому были крупные нелады между Василием Крыловым и отцом Зины — Степаном Кирилловичем Корягиным, председателем колхоза. Характер у Корягина был суровый, властный. Он не раз во всеуслышание заявлял, что в Алешине представляет всех — и партию, и Советскую власть…
Крылов и его товарищи порой никак не могли понять своего председателя. Им было, например, совершенно непонятно, как Корягин мог решиться изменить норму высева пшеницы? Оказалось, он хотел сэкономить и иметь резерв зерна. Что же касается будущего урожая, он рассуждал просто: авось повезет. Не всегда ведь вымокали посевы. Ну разве это хозяйский подход к делу? Комсомольцы возмущались и по такому поводу: осенью, хотя колхоз и не выполнил план мясопоставок, два бычка были порешены для Праздника урожая. А история с поросятами? В Алешине была свиноводческая ферма, и ферма неплохая. Так вот, кое-кто из района и области повадился брать поросяток именно здесь. Породистые, гладкие, упитанные. Ребята шпыняли за это председателя при каждом удобном случае, а он огрызался, бранился, шумел.
Нет, не было взаимопонимания между комсомольцами и председателем алешинского колхоза.
Ни для кого не было секретом, что Степан Кириллович не одобряет дружбу своей дочери с Василием Крыловым.
— Вот что, Зинаида, — не раз говорил он ей. — Бросай-ка ты свои шашни с ним. Не нравится мне твой выбор.
Зина прекрасно понимала, что примирить двух таких разных людей, как Василий и отец, будет трудно. Часто она с болью спрашивала:
— Ну почему тебе не нравится Василий?
— Горлопан это, а не парень. Пустой.
— Ты же не нрав, отец. Разве он плохо работает?
— Работает! Глотку драть он мастер.
Дочь видела, что переспорить отца трудно, и прекращала разговор. Она полагалась на время, но время не помогало. К своему огорчению, Зина видела, что и Василий все больше проникается неприязнью к Степану Кирилловичу.
Зина узнала, что сегодня у них опять была стычка, и вышла на улицу удрученная.
Недавно под нехватку кормов колхоз выбил в районе изрядный куш концентратов. А через две недели от алешинских сараев ушло пять иногородних грузовиков, доверху навьюченных сеном. Крылов, возмущенный, пошел к Корягину.
— Нехорошо получается, Степан Кириллович.
— Ты это о чем?
— Да об истории с кормами и с сеном.
— Ну, помогли тулякам. Что же тут зазорного?
— Как-то неладно все это выглядит. Давайте на правлении разберемся.
— А в чем разбираться-то? Все в ажуре. И соседей выручили, и мы не в накладе. Не о себе ведь пекусь. Хозяйство вести — это, милый, не портками трясти, так в народе-то говорят? Усекай, комсомол, учись, пока я жив.
Но не только об этом был спор у Корягина с Крыловым.
…Несколько лет назад в Алешине был организован пункт «Заготзерна». В закромах колхоза хранилось около тысячи центнеров государственной ржи. И теперь поступило распоряжение начать переброску зерна на элеватор.
Как только начали вывозку, в колхозе пошли разговоры, что хлеб сильно отсырел. Василий Крылов, услышав об этом, вспомнил, что несколько дней назад видел колхозные амбары открытыми. Стояла оттепель, шел мокрый снег с дождем, и Василий удивился тогда — зачем в такую погоду открывать амбары? Теперь он понимал, почему это было сделано.