Грачев сообщил эту новость Курганову, позвонив на работу. Михаил Сергеевич медленно положил трубку телефона. Давящая тяжесть легла на плечи, все тело сделалось будто ватным и непослушным. С трудом заставив себя подняться, он, предупредив дежурного, уехал домой.
Разговор с Еленой Павловной был длинный и тягостный. Как ни выбирал Михаил Сергеевич выражения, как ни старался смягчить их, факт смерти человека, погибшего от рук их сына, не мог стать от этого менее значительным. И Еленой Павловной овладело такое неистовое, такое гнетущее ощущение нагрянувшей беды, что она слегла в постель. С безудержным плачем она то и дело набрасывалась с упреками на мужа.
— Ты вот говоришь, что веришь Мише, веришь, что не виноват он. Но тогда почему он в тюрьме? Почему ты не вмешаешься, почему не защитишь своего сына? Ты что, совсем зачерствел? Или под старость трусом стал? Боишься, что подумают, что скажут?
Михаил Сергеевич терпеливо объяснял ей порядок расследования и рассмотрения подобных дел, уговаривал набраться терпения, не терзать себя и его.
— Пойми, что вмешиваться в ход следствия я не могу. Не имею права. Да, я верю, что Миша рассказал мне правду. Верю, что он не убивал парня. Но во всем этом должно разобраться следствие.
Елена Павловна была вне себя от случившегося и беспощадно бросила мужу:
— Какой ты отец после этого!
Курганов не ожидал этих слов. Он хорошо понимал, как тяжело сейчас Елене Павловне, знал по себе степень и глубину ее горя. Но сказанное больно ударило его. Курганов знал себя хорошо, не был склонен к преувеличению своих достоинств, но черствости, равнодушия, безразличия к людям, а тем более к близким, к Михаилу, у него не было. И тем горше было услышать этот упрек.
Ночь они провели без сна, а утром, приехав на работу, Михаил Сергеевич, кое-как пересилив себя, позвонил прокурору Никодимову:
— Вы в курсе дела по поводу драки, что произошла в парке?
— Да, разумеется. Я лично наблюдаю за ходом следствия.
— У меня единственная просьба к вам: чтобы следствие было проведено всесторонне и тщательно, без скидок и без предвзятости.
— Так оно и будет, товарищ Курганов. Бригада создана квалифицированная. Не сомневаюсь, что она сумеет разобраться.
…Бригада во главе со следователем Приозерской прокуратуры советником юстиции второго класса Ларионовым действительно старалась изучить и расследовать все детали этого, как оказалось, довольно сложного дела.
Из вещественных доказательств на месте происшествия был обнаружен только финский нож с наборной ручкой, и ничего более. Пол в павильоне был засыпан древесными опилками, и об идентификации следов участников драки не могло быть и речи.
Очень трудным оказалось установление личности погибшего. При нем не было ни документов, ни вещей, кроме восьмидесяти рублей, что были обнаружены в заднем кармане брюк.
Оперативные работники обзвонили все приозерские предприятия и учреждения: не пропал ли кто из рабочих и служащих? Ответы были однозначны: нет, наши все живы-здоровы.
Не были известны и другие действующие лица драмы. Курганов и Гурьев не запомнили примет и каких-либо особенностей парней, с которыми столкнулись, так же как и девиц, которых ринулись защищать. Дело, правда, было вечером, события развернулись стремительно, и было, конечно, не до наблюдений.
Это крайне осложнило розыск и дознание. Группа Ларионова сновала по учреждениям, школам, предприятиям, общежитиям, но поиск шел вслепую и результатов не давал. Сами же участники происшедшей истории глухо молчали. И на это, вероятно, были свои причины.
Кто этот бедолага пострадавший? Кто еще участвовал в драке? Куда запропастились девицы? Эти вопросы не давали покоя Ларионову и его группе, об этом их ежедневно спрашивал Грачев, неоднократно звонил Никодимов.
Неизвестно, как долго решалась бы эта головоломка, если бы не поступило сообщение из отдела кадров межрайонного дорожно-строительного треста, ведущего работы на обводном канале в районе Сосновки в тридцати километрах от Приозерска. У них сгинул куда-то рабочий из бригады бетонщиков Кирилл Черняк. Строители просили выяснить — не числится ли он в числе задержанных или нет ли его в больницах.
Ларионов уцепился за это сообщение, как утопающий за соломинку, и в тот же день работники оперативной группы Крученя и Пыжиков выехали в Сосновку.
Здесь они собрали бригаду, из которой пропал рабочий, предъявили фотографию погибшего. Члены бригады подтвердили без сомнений и колебаний: «Да, это наш Кирилл Черняк».
Здесь же выяснились и обстоятельства, приведшие его в тот день в Приозерск. Оказалось, что часть рабочих с отдаленного, концевого участка, опоздала к выплате зарплаты, когда в Сосновку приезжал кассир. Получить ее в управлении и вызвался Черняк. Ждали его обратно в тот же день, но он не вернулся. Не вернулся и потом. Теперь вот ясно почему. Что за человек? Бетонщик и монтажник был неплохой, дело знал. Подробнее охарактеризовать, однако, не могли — работал в бригаде недавно. И все же ребята были удручены случившимся, сожалели, что мало знали парня, не уберегли.
Погибший наконец-то был опознан, личность его установлена, но неизвестных слагаемых по делу не стало меньше. С кем был Черняк? Кто эти люди? Где их искать? Ответов на эти вопросы пока не было. И видимо, поэтому на очередном совещании группы лейтенант Крученя выдвинул новую версию развития событий.
— Товарищ Ларионов, — проговорил он, — а почему мы все так уверовали, что кроме погибшего и подследственных в павильоне был кто-то еще?
— Это явствует из первичного протокола о происшествии.
— Но протокол-то ведь составлялся по заявлению подследственных. По-моему, весомых оснований утверждать, что там был кто-то еще, кроме потерпевшего и задержанных, у нас нет. Предположение насчет каких-то таинственных забияк и девиц, на мой взгляд, сомнительно.
Пыжиков не согласился:
— Но ведь Курганов и Гурьев утверждают именно это.
— А почему, собственно, мы им должны верить? Почему не предположить, что вся эта история произошла между этой троицей?
— И за что же они прикончили этого Черняка?
— Товарищ Пыжиков, мы с вами хорошо знаем, что у подвыпивших юнцов причин для драки и поножовщины всегда достаточно.
Ларионов прервал их спор:
— Вы, дорогие мои, много рассуждаете, да мало делаете. Послушать вас — так будто вы в трущобах Нью-Йорка или Токио подвизаетесь, а не в Приозерске. Каких-то девчонок найти не можете. А если их не было — докажите. Вам что поручено? Розыск, дознание. А вы только версии выдвигаете. Так мы этот ребус не разгадаем. Энергичнее, быстрее надо действовать. И сегодня же еще раз допросить подследственных, да поподробнее.
Но ни Курганов, ни Гурьев не могли дополнить свои показания чем-то новым. Ребята? Ну обычные. Рослые, кудлатые такие. Девчонки? Молоденькие совсем, в светловатых платьях, с распущенными длинными волосами. Имена? Нет, имен не слышали.
Знакомство с Черняком Курганов и Гурьев отрицали. Да и проверка показала, что в круг их знакомых погибший не входил, никто из знакомых Курганова и Гурьева его ни разу не видел и не слышал такой фамилии.
И вновь искали участников этой истории и в Приозерске, и в окружающих деревнях и поселках. Но тщетно. Дело застопорилось. Следственная группа была вызвана к Никодимову. Приехал к прокурору и Грачев. Докладывал ход следствия:
— Должен признать, что весомых данных, поясняющих дело, собрано пока мало. Курганов и Гурьев признают факт драки, свое участие в ней. Однако нанесение смертельной раны Черняку категорически отрицают.
— Если не они, то кто же? Кто мог это сделать?
— Подследственный Курганов заявил, что в схватке с Черняком участвовал именно он.
— Ну вот. Чего же тут неясного?
Грачев заметил:
— Поверить, что Курганов учинил такое, — трудно.
Никодимов поднял на него вопрошающий взгляд.
Грачев пояснил мысль:
— На рукоятке ножа, которым был убит Черняк, нет следов пальцев Курганова. Как же он мог воспользоваться ножом, не беря его в руки?
Никодимов раздраженно подвел итог:
— Два месяца уже возитесь, но ни у группы, ни у руководителей УВД нет уверенности в реальности выдвинутых версий. Плохо работаете, товарищи, очень плохо. А дело это необычное, сами знаете. Осудим без вины виноватого — скажут, мстим кое-кому. А коль виноват и не осудим — скажут, выгородили. Да и вообще — погиб человек, не шутка. Даю вам еще две недели. И чтобы был пролит свет на эту историю.
Однако ничего нового и за это время в дело внести не удалось. Вверх дном перерыли весь Приозерск в поисках виновниц события, но те как в воду канули.
Никодимов, прочтя еще раз все материалы дела, долго молчал, теребил свой длинный хрящеватый нос.
— У меня такое впечатление, что мы искусственно осложнили и замудрили это дело. Давайте рассуждать по элементарным законам логики. Драка была? Была. Исход ее — смерть человека. Нет отпечатков пальцев Курганова на рукоятке? Первичные следы владельца столь плотные, что следы другого объекта могли не проявиться. В криминальной практике такое бывало. О девушках. «А был ли мальчик-то?» — как справедливо вопрошал классик. Ведь эта версия действительно зиждется лишь на показаниях подследственных. А дело, видимо, обстояло проще. Пошли двое на одного, вот и все… Квалифицируем как злостное хулиганство, нанесение побоев с тяжкими последствиями.
…Когда Курганова и Гурьева ознакомили с обвинительным заключением, ребят будто подменили. Уверенность в своей правоте, вера в то, что до правды все-таки доберутся, найдут и тех девиц, и напавших на них хулиганов, — все это оказалось несбывшейся надеждой. И, поняв, что их будут судить, оба впали в безысходное уныние.
И до этого спокойствие им давалось с трудом. Их глубоко угнетало сознание своего позора, вины перед родными, перед ребятами в школе, перед всеми, кто их знал. Поддерживало дух лишь сознание того, что ввязались они в эту драку из добрых побуждений, — ведь девчонкам угрожала явная опасность.