— Решение обкома есть? Есть. Выполнять надо. Чего же тут советоваться, — суховато ответил Заградин.
Такой же примерно получился разговор и по поводу организации «Сельстроя» для зоны. Они с Гараниным очень ратовали за создание такого треста, и Курганов обратился за поддержкой к Заградину. Тот, выслушав и вздохнув, ответил:
— Михаил Сергеевич, вопрос мы обсуждали, ты в курсе. Он внесен в соответствующие организации. Надо подождать.
Курганов уловил нотки раздражения в голосе Заградина и звонить стал реже.
…Разговор Заградина по телефону затянулся, и по вопросам, что он несколько раз нервно задавал своему собеседнику, было видно, что разговор шел непростой, касался каких-то очень важных, существенных дел.
— Я понял вас. Но ведь и вы меня поймите, такие материалы за два-три дня не готовятся. Нужны же точные расчеты, с людьми советоваться надо. Колхоз же добровольная артель на своей земле… Не знаю, с какого бока и начинать. Постараемся, конечно, приехать в Москву не с пустыми руками.
Положив трубку, Заградин встал, отошел к окну, долго стоял там, глубоко задумавшись. Затем мрачновато сообщил Курганову:
— Вызывают с предложениями о преобразовании сельхозартелей в совхозы.
Дело было действительно предельно серьезное и большое, это понимали оба, и оба задумались, собираясь с мыслями. Наконец Михаил Сергеевич, не очень уверенно правда, предположил:
— А вы знаете, Павел Васильевич, если поразмыслить как следует, то в этом что-то есть.
— Вот именно, если поразмыслить. Но там последнее время не любят тратить время на размышления. И раз вызывают с цифрами, всеми данными, значит, дело ставится на практические рельсы.
— Ну, значит, там уже все продумали.
— Не знаю. Не уверен.
Курганов в том же, чуть ерническом тоне, продолжал:
— В конечном счете, на селе должна быть единая форма собственности. Помнишь, изучали теорию-то.
— Ну вот, не хватало, чтобы мы с тобой еще теоретический спор затеяли… В конечном счете. Вот именно, в конечном счете. А почему же решают так спешно? Без расчета, без анализа, без подробного изучения проблемы? А их здесь не одна, а десятки, если не больше! У нас немало отличных, крепких артелей. Зачем их-то брать на государственное обеспечение?
— Ну, я не думаю, что это будет касаться всех колхозов.
— Судя по всему — на многие. Рискованно, очень рискованно.
— Без риска большого дела не сделаешь, Павел Васильевич. Ищут товарищи, экспериментируют, пробуют.
— Эксперимент сразу на целой области? А может, и не на одной? Не понимаю. Начинать-то надо бы с экономически отсталых артелей, с тех, которым без этой меры действительно не встать на ноги. Вот по вашему производственному управлению сколько артелей ты бы со спокойной совестью преобразовал в совхозы?
Курганов задумался, что-то подсчитывая в уме.
— Двадцать пять, тридцать.
— А сколько колхозов в зоне?
— Сто тридцать.
— Вот видишь.
— Думаю, что так и будут делать.
— Будем надеяться. Но чувствую, сверху торопят.
После долгого молчания Заградин подытожил свои мысли:
— Идея-то правильная, тут спора нет. Только спешить бы не следовало.
Вызвав дежурного, он попросил:
— Скажите, чтобы чайку нам принесли.
…Курганов рассчитывал пробыть у Заградина минут тридцать — сорок, а сидели они уже около двух часов.
Так как беседа приняла не совсем официальный характер, Курганов счел возможным задать Заградину вопрос, особо его донимавший.
— Извини, Павел Васильевич, и не сочти это за упрек. Но за последнее время я что-то не узнаю тебя. Нервный стал, резкий какой-то. Вот на последнем активе речь твоя — больно уж сурова, непримирима.
— А что прикажешь делать? По головке вас всех гладить? Особых оснований для этого у нас нет. Дела-то в области идут далеко не так, как хотелось бы. Вот взять хотя бы ваше Приозерье. Мы на активе вас не очень тронули, есть и похуже вас. Но ведь итоги-то, скажем прямо, тоже не блестящие. По урожайности еле-еле до среднеобластного уровня дотягиваете.
— Для наших земель и в этом, и в прошлом году урожай был по зерновым не так уж плох. Пшеница, рожь, овес, ячмень уродились хорошо, жаловаться грех. Новые культуры, верно, не идут. Ни кукуруза, ни сорго…
— А почему с пропашными не ладится? Ведь, как известно, ты сам всегда ратовал за эти культуры.
Курганов тяжело вздохнул:
— Что верно, то верно, с пропашными справляемся неважно. Тут и севообороты, и семена, и агротехника хромает. А порой и то, что вырастили, в земле остается. Культуры эти трудоемкие, людей в деревне мало, техника же эту нехватку пока не компенсирует. Раньше на уборку райкомы все силы бросали — предприятия, учреждения, служащих, студентов. Сейчас куда труднее стало. Обращаемся к заводам, нам говорят — своих дел по горло. Да и указаний нет. А указания эти вправе дать только промышленный обком или совнархоз.
— Знаю, Курганыч, все это я знаю. И думаю об этих закавыках денно и нощно. Ты вот звонил тогда по клеверам и «Сельстрою». И знаю, обиделся. А ведь другого я ничего сказать не мог. Не все мы можем, не все удается решить, как бы ни хотелось. Ты вот говоришь — резковата была моя речь на активе. Да, верно. Но согласись, все мы и в Ветлужске, и в Приозерске делаем далеко не все, что можем и что должны. Вот потому-то и речь была непримиримой, как ты выразился. Есть немало объективных обстоятельств. В системе управления экономикой не все ладно, перестройки какие-то не удались. Все это верно. Но согласись, если мы будем прятаться за них, дела не поправим. — Заградин вздохнул, посмотрел на часы. — А ты говоришь, резкий да злой. Поневоле будешь и злым, и непримиримым.
Курганов открыл свой блокнот, где у него были помечены вопросы к области, пристально посмотрел на Заградина, прикидывая, стоит ли, вовремя ли ставить их. Потом все-таки решился.
— Павел Васильевич, можно кое-какие просьбы? Помните, еще до разделения на город и село обком и облисполком выносили решение о расширении шоссе Приозерск — Заречье с реконструкцией моста через Славянку. Дело сейчас остановилось, и решить его никак не удается.
— Знаю эту историю. Дорога эта к промышленникам отошла. Они и должны ее строить, но не хотят. — Он записал себе что-то в блокнот и пообещал: — Вот буду встречаться с Артамоновым, переговорю.
— Ну, товарищ Артамонов вряд ли захочет помочь, — усомнился Курганов.
Заградин мрачновато согласился:
— Не очень у нас с ним получается, это верно. Но все равно — поговорю.
Вопросов у Курганова набралось немало, и так как Заградин без всякой досады делал для себя то одну, то другую запись, Михаил Сергеевич с чуть виноватой улыбкой проговорил:
— Уж извини, Павел Васильевич, есть еще одна, не совсем обычная докука. Был я как-то на Крутояровских плавнях, на уток ходил…
Заградин несколько оживился:
— Там что, хорошая охота?
— Отличная.
— Эх, Курганыч, Курганыч. Нет, чтобы пригласить по старой дружбе!
— Помните, приглашал как-то. Ничего из этого не вышло.
— Да, трудновато выбраться. А хочется ужасно. Посидеть в шалаше, зорьку встретить. Может, как-нибудь соберемся? А?
— А что? Давайте попробуем. И именно в Крутоярово. Совместим приятное с полезным — познакомлю я вас с интересными людьми и одной их задумкой. Бывший моряк там в колхозе «Луч» живет. Талант у человека. Птицу ужасно любит. Такую ферму в колхозе сделал — просто на удивление.
— Это не тот ли моряк, что чужую жену откуда-то из-под Рязани увез?
— Что, уже и до вас дошло?
— Дошло. Рязанские товарищи рассказали.
— Там же любовь, Павел Васильевич! Да такая, что хоть роман пиши. Так вот, загорелся этот моряк одной идеей: создать на Крутояровских плавнях межколхозный птицерыбкомбинат. Места там для этого действительно чудесные!
— Ну так в чем дело? Создавайте! Кто мешает?
Курганов вздохнул:
— Я тебе отвечу словами этого моряка: «Вы лучше спросите, кто не мешает?» Мыкался он, мыкался со своими предложениями по областным организациям, а потом говорит: «Гусей растить, уток выхаживать, карпов разводить могу. А тут пасую. Все вроде за, а вопрос ни с места. Дело же для окрестных колхозов — выгоднейшее».
Заградин и крутояровскую проблему занес в свой блокнот.
Уже собираясь уходить, Курганов озабоченно заметил:
— Насчет объективных причин вы верно заметили. Они нам не оправданье. Но все-таки поправлять кое-что надо. Систему севооборотов запутали, ударили по травополке, оставив село без кормов. Под корень подрезали индивидуальные хозяйства. А это упрямство с внедрением новых культур? Меня в консерватизме вы заподозрить не можете. Я тоже сначала ухватился за кукурузу, как за жар-птицу. Вовсю ратовал. И что же? Не родится она у нас, не родится, и все. Предки наши не дураки были, и уж, наверное, сеяли бы ее, будь это выгодно. Тепла мало в наших краях, всем это ясно. Но оттого, что ясно, ничего не меняется. Сколько земли, труда пропадает. Пашем, сеем, а убирать нечего.
— Ну, посевные-то планы вы теперь сами определяете.
— Сами. Однако с условием — кукурузы столько-то, сорго столько-то, и так далее…
— Во многих местах кукуруза все-таки спасает, — заметил Заградин.
— Спасает, а как же! Чудесная культура, кто спорит! Только где? Где много тепла. Виноград же мы с вами не культивируем? А впрочем, чем черт не шутит, может, скоро дойдем и до него.
— Меня упрекал, а сам какой злой стал…
Курганов вздохнул и продолжал:
— Реорганизовываться когда кончим? И не смотри на меня с таким удивлением. Готов отвечать за эти свои слова и готов сказать их кому угодно, хоть самому Никите Сергеевичу. Село ведь он знает, и хорошо знает. Должен бы понимать, что полезно, что во вред. Стремление скорее поднять деревню похвально, только дело-то это непростое. Семь раз отмерь, один раз отрежь.
— А ты думаешь, что только мы печемся об этом? Насколько я знаю, многие товарищи в центре и секретари обкомов в ходе доверительных бесед не раз прямо высказывали свои тревоги по повод