у некоторых произвольных, поспешных и субъективных указаний. Думаю и даже уверен, что об этих тревогах известно Никите Сергеевичу: но очень уж уверовал он в свое знание сельских дел и в свою безошибочную интуицию. А интуиция — это еще не наука.
Ничего не сказав больше, Заградин поднялся, подошел к сейфу и вытащил оттуда голубую папку. Вернувшись к столу, посмотрел на нее в раздумье и протянул Курганову:
— Иди в кабинет помощника, он в отъезде, и прочти. А я пока людей приму, там уж, наверно, полная приемная. Потом зайдешь и скажешь свое мнение.
— Это что?
— Моя записка товарищу Хрущеву. Здесь все, о чем мы говорили. С некоторыми конкретными предложениями. Да ты иди, читай, — увидишь.
…Курганов вновь попал к Заградину лишь через два или три часа. Беспрерывно шли люди, и мешать им Михаил Сергеевич не хотел. Когда он вошел в кабинет, Заградин пытливо посмотрел на него и в упор спросил:
— Ну, как, прочел?
— Конечно.
— Что скажешь?
— Согласен целиком и полностью. Могу подписаться под каждым словом!
— Ну что же, очень рад, если так. Ошибочного, бездоказательного вроде нет?
— По-моему, все абсолютно точно. Убедительно, спокойно и уважительно. Как товарищ к товарищу по партии.
Заградин вздохнул:
— Боюсь, что адресат может оценить по другому:
— Тогда быть грозе.
— Ну что же… Чему быть, того не миновать.
— Ну, вам ведь не впервой. Уж если тогда к Сталину не побоялись пойти…
— Да, беседа была памятная, на всю жизнь.
— Лучше бы и сейчас с глазу на глаз, без бумаги.
— Не имею, говорит, времени, лучше напишите. Ну вот, я и написал… И уже отправил.
Курганов поднялся:
— Ну что же, Павел Васильевич. Спасибо вам. Поеду я. Все же легче на сердце-то стало. Честное слово! Бывайте здоровы.
Они распрощались, но когда Курганов был уже в дверях, Заградин остановил его:
— А насчет сына не терзай себя. Тяжело, конечно, понимаю. Но коль не виноват — придет домой.
— Надеюсь.
Курганов уехал в этот раз из Ветлужска и окрыленный, и озабоченный. Все было правильно в записке Заградина, и Михаил Сергеевич действительно мог бы со спокойной совестью подписаться под каждым ее словом. Но мысль о том, как ее примут в Москве, беспокоила его, наполняла сердце ноющей тревогой.
Глава 15ТРУДНЫЙ РАЗГОВОР
Было начало десятого утра, когда раздалась трель правительственного телефона. Заградин взял трубку. Звонили из приемной Хрущева:
— Заградин? Карпенко это. Ждите у телефона. Будете говорить с Никитой Сергеевичем. Вы поняли?
— Да, да, конечно! Жду.
Павел Васильевич, прижимая трубку к уху, подвинул ближе к себе широкий блокнот, достал из стола копию своей записки, что отправил в Москву, вполне резонно предполагая, что разговор пойдет именно о ней.
Через некоторое время в трубке раздался голос Хрущева. Чуть растягивая слова, он проговорил:
— Заградин? Здравствуйте.
— Здравствуйте, Никита Сергеевич.
— Прочел вашу ноту, очень внимательно прочел! Вот все думаю, как нам ее обсудить?
— Я готов приехать в любое время, Никита Сергеевич.
— Это я знаю, но, пожалуй, приеду я сам.
— Будем очень рады.
— Через день-два выберусь. Вам позвонят.
— Хорошо, будем ждать.
— Ждите, ждите. Калачей и пышек не обещаю, но приехать — приеду. Поговорить нам есть о чем. — И в трубке прозвучал отбой.
Заградин закрыл папку со своей запиской и долго сидел задумавшись, пытаясь хоть приблизительно догадаться, чего ему следует ожидать от предстоящего визита. Определенного мнения, однако, что-то не складывалось. Павел Васильевич подошел к карте области и стал прикидывать: куда повезти Хрущева, в какие зоны? А впрочем, он же все равно маршрут выберет сам.
Павел Васильевич пригласил к себе второго секретаря обкома Мыловарова, других секретарей, председателя облисполкома Прохорова и сообщил о звонке из Москвы.
— Нам надо подготовиться к приезду товарища Хрущева. Прежде всего подработать наиболее важные вопросы, требующие решений Москвы. Вам, — обратился он к Мыловарову и Прохорову, — надо пригласить руководителей сельхозуправления, облплана, ну и всех, кого нужно. Пусть готовят необходимые материалы. Особенно по сельхозтехнике, семфонду, минеральным удобрениям, лимитам на капитальное строительство. Мельчить не надо, получить бы поддержку по основным нашим болячкам — и то хорошо.
— А претензии к соседям — к промышленникам — мы предъявим? — спросил Прохоров.
— Конечно, но без излишней остроты, с учетом их проблем. В общем, прошу обдумать и чем обрадуем Никиту Сергеевича, и с какими просьбами обратимся. Вечером соберемся — обсудим.
Оставшись один, Заградин соединился с первым секретарем промышленного обкома Артамоновым.
— Григорий Михайлович, новость сообщить хочу. На днях у нас будет Никита Сергеевич. Решил посмотреть наши края.
— Да? А я ничего не знаю. Спасибо за звонок. Что же, будем встречать дорогого гостя.
— Григорий Михайлович, — продолжал Заградин, — нам, пожалуй, надо с вами предварительно встретиться. Кое-какие вопросы обговорить и подготовить сообща, чтобы не было разноголосицы. Хотите, сами заходите, или я загляну к вам.
— Думаю, разноголосицы не будет. У нас свои дела, у вас свои. Но приходите, готов вас видеть. — И Артамонов положил трубку.
Заградин не удивился суховатому тону Артамонова. Взаимоотношения первых секретарей сельского и промышленного обкомов пока явно не складывались.
Григорий Михайлович Артамонов приехал в Ветлужск из Москвы с должности начальника главка одного из министерств. Заградин встретил его радушно. Уже обстоятельно знавший область, он подробно рассказал Артамонову о заводах, фабриках, стройках, институтах, что были здесь расположены, об их людях, о том, что удалось сделать бывшему обкому и что не удалось, какие нерешенные вопросы стоят перед разными отраслями ветлужской промышленности наиболее остро. Артамонов даже пошутил:
— Не знаю, зачем меня было посылать сюда. Вы же отлично тут все знаете. Вам бы и руководить промобкомом. Впрочем, село нынче важнее — так сказать, передний край.
Сначала все шло как положено, хотя особой дружбы между двумя первыми секретарями и не было. Да, в сущности, не до этого было обоим: забот в связи с разделением областных организаций на сельские и промышленные оказалось столько, что ни одного свободного дня или часа для чего-то постороннего не оставалось. Кроме того, дружба в зрелом возрасте складывается постепенно или не складывается совсем.
Порой возникали между Артамоновым и Заградиным разногласия то по поводу использования тех или иных работников, то из-за какого-нибудь предприятия, учреждения или организации. Но когда спор доходил до горячей точки, оба вовремя сдерживали себя и сообща находили нужное решение.
Однако в последнее время отношения между ними стали натянутыми. Началось с частности, хотя и важной.
Прохоров выступил на пленуме промышленного обкома и покритиковал областные организации и некоторые крупные заводы за слабую помощь селу. Все было как будто правильно. Артамонов в своем заключительном слове даже поддержал «претензии соседей». Но вечером позвонил Заградину и спросил, сдерживая раздражение:
— Вы с выступлением Прохорова знакомились?
— Да, конечно. Мы смотрели его на бюро.
— Жаль. Видимо, плохо смотрели. Демагогия же!
— Да что вы, Григорий Михайлович! Какая же демагогия? Дела-то ведь действительно плоховато обстоят…
Артамонов, однако, слушать не стал и резко бросил:
— В общем, мы оцениваем это выступление именно так, как я сказал. И я бы на вашем месте предупредил своего председателя исполкома, что не надо терять чувства меры. Если вы хотите, чтобы промышленные организации помогали вам, надо уметь ценить эту помощь, а не принижать ее.
— Принижать, конечно, не надо, но и с протянутой рукой, я думаю, нам ходить не следует. Дело-то ведь общее.
— Общее-то, конечно, общее, но каждый отвечает за то, что ему поручено. Так что не считайте, что мы у вас в пристяжных ходим.
— Григорий Михайлович, ну зачем вы так? За помощь вам огромное спасибо, и мы очень надеемся, что она будет расширяться. Сами же знаете, как нам туго.
— Ну так вот вы и разбирайтесь, почему и отчего у вас туго, а промышленников в пожарники не превращайте. У нас и свои дела есть, и они тоже имеют некоторое значение для страны.
Острый конфликт произошел у них из-за Удачина.
Готовилась сессия промышленного облисполкома. В исполкоме была вакантная должность заместителя председателя по вопросам культуры, просвещения и здравоохранения, и выбор пал на Удачина.
Удачин, надо отдать ему должное, все рассчитал точно. После того разговора в гостинице Курганов как-то сказал о нем Заградину. Что вот, мол, рвется человек на живое, конкретное дело, и хоть с недостатками, но и с достоинствами в то же время — организатор неплохой, село знает. По указанию Заградина организационный отдел обкома заинтересовался Виктором Васильевичем, что сразу же насторожило промышленников. Кадр-то был в их номенклатуре. И было решено не упускать Удачина из промышленной сферы, рекомендовав в облисполком. Заградин узнал об этом уже на бюро обкома накануне сессии. В конце заседания Артамонов, как о факте уже предрешенном, сообщил и о предстоящем избрании Удачина.
— Все вы его знаете, сейчас он работает в управлении местной промышленности. Участок будущей работы знает, во всяком случае, соприкасался с ним. — И, обращаясь к Заградину, добавил: — Для аграрников тоже немаловажно, чтобы товарищ, пришедший на этот участок, знал вашу специфику. Ну, а Удачин и на селе работал, опыт имеет.
Совсем недавно на бюро сельского обкома, в присутствии Артамонова, уже шел разговор об использовании Удачина в одном из крупных зональных управлений, и поэтому теперь Заградина удивило столь поспешное решение вопроса.