Мыловаров молча слушал эти выступления, вопросы, замечания, реплики. Со многими из аргументов он не мог не согласиться. И все-таки настоял на проведении заседания парткома в Приозерье, после чего поспешил закрыть заседание.
Овсянников, вставая, проговорил:
— Я против освобождения Курганова и за такое решение голосовать не буду.
Вслед за ним поднялся Прохоров.
— Я тоже против. Моего голоса под таким решением не будет.
Мыловаров, который был необычайно оживлен и стремился показать, что он сейчас «на хозяйстве», с прищуром посмотрел на обоих и негромко, чуть нравоучительно, проговорил:
— Мы не голоса собираем, а советуемся с членами бюро, как обеспечить правильную политическую реакцию Приозерского парткома на выступление центральной партийной прессы. Я думаю, все мы согласны, что реакция должна быть принципиальной, острой, в духе требований партии об отношении к критике.
Члены бюро расходились из зала мрачные, насупленные, обеспокоенные.
Мыловаров заметил это, и сердце его сжала тревога. Но отступать было уже поздно.
Глава 17ПОВТОРЕНИЕ ПРОЙДЕННОГО…
По пути в Приозерье Мыловаров размышлял: кого же можно была бы поставить вместо Курганова? Рощин? Крылов? Он отдавал себе полный отчет в том, что партком будет очень трудный. Курганов мне не сват и не брат, нередко мы сталкиваемся с ним лбами. Но люди его знают и уважают. Так что спокойного заседания ждать не приходится.
…Зал заседаний Приозерского производственного управления жужжал, как потревоженный улей. Члены парткома — председатели колхозов, директора совхозов, бригадиры — делились новостями, на ходу решали кое-какие деловые вопросы. Никто не знал точных причин срочного вызова, созыва партийного комитета, и терялись в догадках. Повестку дня объявят на месте — так было сообщено в телефонограмме, но все догадывались, что партком назначен, видимо, по поводу статей в «Земледельце».
Наконец звонок собрал всех в зал.
Курганов был бледен, но спокоен, даже, пожалуй, подчеркнуто спокоен. Открывая заседание, он бесстрастно сообщил о том, что явились все члены партийного комитета, секретари партийных организаций колхозов и совхозов, руководящие работники управления. Кворум полный. Можем начинать…
Вчера вечером Курганову позвонил Прохоров. Он был предельно мрачен:
— Михаил Сергеевич, завтра к тебе приедет Мыловаров проводить заседание партийного комитета по поводу статей в «Земледельце». Так что держись. Посоветовать могу лишь одно: помни, что принципиальная линия — самая верная.
— Да я в курсе. Звонил он мне. Мямлил, жевал язык, но суть-то я понял. А вам спасибо, Василий Ильич, за сочувствие. Линия же, вы правы, должна быть одна — партийная.
— Я не сомневался, что ты думаешь именно так…
— Ну, а как же иначе-то думать? Кресло ведь не такое уж мягкое, о нем жалеть не буду. А вот дело… Дело… От него сердце отрывать надо. Ну да ничего, не впервой.
…И вот Михаил Сергеевич перед десятками пытливых, настороженных глаз.
— Вопрос, товарищи, у нас сегодня один: о материалах в газете «Земледелец».
Спокойствие и невозмутимость Курганова не могли ввести в заблуждение актив Приозерья. Люди здесь были опытные, видавшие всякие виды, пережившие немало бурь и невзгод. Увидев, что на партком приехал второй секретарь обкома, как-то сразу изменилось настроение собравшихся, кончились шутки, смех. Все тревожно насторожились.
— Не иначе, как что-то серьезное предстоит, — предположил Морозов, обращаясь к Крылову.
— Ну, тогда бы приехал сам Заградин.
— Он в больнице. На хозяйстве Владимир Павлович.
— Ну этот даст нам жару.
— Слово предоставляется товарищу Мыловарову.
Говорил Владимир Павлович со знанием цифр и показателей. Не зря корпел ночью над материалами, что представили областные организации. Сначала отметил положительное — назвал лучшие хозяйства, порадовался некоторому сдвигу с урожайностью в них. Животноводство тоже имеет некоторые положительные итоги по росту поголовья, надою молока, развитию кормовой базы. Ну, а затем перешел на другие ноты. Все еще низкие, очень низкие урожаи по большинству колхозов и совхозов и полный провал с новыми культурами. Владимир Павлович видел причину этого в недооценке значения этих культур, в игнорировании рекомендованных приемов агротехники их возделывания. А это, дорогие товарищи, иначе, как нежеланием руководства выполнять требования и указания руководящих сельхозорганов и науки, — не назовешь.
Зал наполнился глухим ропотом, недоуменными восклицаниями, кто-то встал с места и хотел задать вопрос оратору.
Курганов с трудом успокоил людей.
— Товарищ Мыловаров еще не закончил. Дослушаем до конца.
— Проблем, прорех, ошибок и нерешенных вопросов по зоне много, очень много. И рассмотреть их с ходу вряд ли возможно, к такому разговору следует вернуться, серьезно подготовившись. Сегодня же предстоит определить отношение партийного комитета зоны к материалам, опубликованным в «Земледельце». Мы безотлагательно должны сделать необходимые выводы. Все мы уважаем Михаила Сергеевича Курганова. Знаем его опыт, знания, умение работать. Но время, время, товарищи, изменилось, требования ко всем нам неизмеримо повысились. И с учетом этих обстоятельств вам и следует подойти к решению поставленного вопроса. Областной комитет партии надеется на партийную зрелость коммунистов Приозерья и не сомневается, что вы подойдете к делу прежде всего с принципиальных, партийных позиций. Ведь для коммунистов интересы дела, интересы партии превыше всего. Если надо, давайте обменяемся мнениями, но лучше бы без излишних дискуссий и споров. От вас, коммунистов Приозерья, обком, вся область ждет партийного понимания ситуации и зрелого подхода к делу.
Зал молчал. Глухо, напряженно и долго.
Потом раздалось сразу несколько голосов:
— Что вы предлагаете? Не ясно же. Что мы должны решить?
Мыловаров наклонился к Курганову и прошептал ему:
— Для вас очень важно, чтобы партком прошел как следует. От этого много потом будет зависеть.
— А что, пенсию повышенную дадите? — усмехнулся Курганов.
— При чем тут пенсия? Неужели не понимаете?
— А что вы от меня, собственно, хотите?
— Повлияйте на людей. Чего они ваньку валяют? Им, видите ли, непонятно, что решать.
— Так что ж, я должен сам объяснять, что снимать, мол, меня надо? Не очень логично будет. Объясняйте сами.
Когда стало чуть тише, раздался напряженный, взволнованный голос Гаранина:
— Я в порядке реплики или вопроса, что ли. Что случилось, товарищ Мыловаров? Что за причина сегодняшнего, столь экстренного заседания партийного комитета и что решать-то надо? О делах в наших колхозах и совхозах коротко да с ходу не скажешь. Вы правильно заметили, что нужна серьезная и тщательная подготовка. Есть и хорошее, и плохое, есть успехи, есть и неудачи. Причины этих неудач мы товарищу Звонову рассказывали. И показали все, что есть, ничего не утаивая и ничего не приукрашивая. Но более легковесных, хотя и хлестко написанных опусов я никогда еще не читал. Пора бы о делах на селе писать не походя, а разобравшись как следует и по существу. Что же касается товарища Курганова, то зря вы на него валите все наши беды. Не только он виноват. И мы, и вы, и кое-кто повыше.
Мыловаров хмуро заметил:
— Знаете, товарищ Гаранин, вам как начальнику управления следовало бы выступать продуманнее и основательнее.
— Спасибо за совет. Но это пока не выступление. Это лишь реплика и вопрос к вам.
Мыловаров раздраженно посмотрел на него:
— Выступать-то вы собираетесь?
— Конечно.
— Ну так пожалуйста.
— С учетом вашего совета чуть подожду.
Во время их спора поднялся Василий Крылов и пошел к трибуне.
— Пока тут начальство спорит, я скажу. Что это за напасть такая на наше Приозерье? Не понимаю я, товарищ Мыловаров. И то, и другое, и третье — все у нас плохо. И все время под огнем вашей критики живем, и все нам кузькину мать показать обещаете. За сев, за уборку, заготовки, низкие удои и тому подобное. Не так давно за траншеи, за то, что хлеб сохранили, кое-кого чуть в тюреху не засадили, прокурор уж сухари сушить велел. Теперь вот опять беда. Ну, написал этот Звонов, что в голову ему взбрело, смешал божий дар с яичницей. Так разберитесь, где зерно, где полова. Вы же с бухты-барахты хотите с нас голову снять. Нам ведь работать надо. Так, может быть, нам и доверите решать, кому возглавлять наш партийный комитет? Михаила Сергеевича мы знаем не первый год. Я еще комсомольцем бегал в его кабинет. И всегда всем нам, от мала до велика, он был и советчиком, и судьей, и товарищем. Сейчас мы в одной упряжке тянем. А упряжка-то нелегкая. Вы же хотите его под корень! Удивительно и непонятно все это. Может, объясните? Устав партии не так велит партийные дела решать.
Мыловаров нервно бросил:
— Устав, между прочим, предусматривает, что партия живет по принципам демократического централизма. А это означает подчинение нижестоящих организаций вышестоящим.
Крылов повернулся к нему:
— А какой вышестоящий орган хочет снять товарища Курганова?
Мыловаров, напряженно глядя в зал, ответил:
— Областной комитет, конечно, может и сам решить этот вопрос, но он, именно руководствуясь Уставом партии, предоставляет это право вам, вашему парткому. Вот вы и решайте так, как вам велит партийный долг.
Крылов облегченно вздохнул:
— Вот спасибо за это разъяснение. Значит, вы в обкоме разумно рассудили, что нам, мол, виднее. Ну, а мы, лично я во всяком случае, не буду голосовать за предложение, что высказали вы, товарищ Мыловаров. Не буду ни за какие коврижки.
Нервно вертя карандаш, Мыловаров многозначительно бросил в зал:.
— Хотелось бы знать, члены партийного комитета, партийные активисты зоны понимают задачи, которые встали перед нами в сложившейся обстановке?
— А как же, конечно, — раздался голос Ивана Отченаша. Он на трибуну подниматься не стал, а встал рядом со столом. — Мы очень даже понимаем, что к чему. Вы, видимо, уже предрешили все наши дела. Вот ведь как вы сформулировали: политическая беспечность, игнорирование указаний и прочее. Неверно это все. Давайте разберемся во всех наших делах, но разберемся спокойно, как положено. Вы обвиняете нас в несознательности, в непонимании обязанностей коммунистов. Обидно это нам слушать. Я вот служил на флоте, там, как известно, строгое единоначалие. Однако и там нормы партийной жизни соблюдаются строго.