Курганов чувствовал, что этот уверенно-деловой и спокойный настрой приозерского актива благотворно подействовал и на его душевное состояние.
Он очень хорошо понимал, какой ответственный пост ему доверен, понимал, сколько потребуется труда, усилий, сколько бессонных ночей ему предстоит. Но тревожило его не это. Постоянно и неотступно беспокоила мысль — сумеет ли он охватить весь тот огромный круг проблем и вопросов, который должен решать первый секретарь обкома, хватит ли опыта, сил, знаний для этого, сумеет ли сплотить актив бывшего сельского и промышленного обкомов в единый коллектив, способный повести за собой областную организацию.
Может, кто другой безоглядно бы обрадовался столь крутым изменениям в своей судьбе, но Курганов был из той категории партийцев, которых отличает реальная оценка своих сил и способностей и которые видят смысл своей жизни прежде всего в том, чтобы польза, отдача от их труда и деятельности была наибольшей, предельно ощутимой. Вот почему Михаил Сергеевич, когда в Центральном Комитете партии ему был предложен пост первого секретаря Ветлужского обкома партии, был не обрадован, а озабочен. Курганову казалось, что эта ноша не по нему.
Незадолго перед этим прошел октябрьский Пленум Центрального Комитета партии, решения его были единодушно одобрены и партией, и страной. Центральный Комитет партии энергично взялся за исправление некоторых необоснованных, торопливых нововведений. Восстанавливались многие порушенные звенья партийного и государственного аппарата, ликвидировались надуманные, не оправдавшие себя организационные структуры. Потребовалось укрепление многих партийных и государственных участков, и Заградин из Ветлужска был отозван на работу в Москву.
В числе других кандидатур на Ветлужск Павел Васильевич назвал и Курганова. Но тот при беседе в ЦК попросил время, чтобы подумать.
Подумать ему разрешили, и он позвонил Заградину.
— Павел Васильевич, очень нужен твой совет.
— Хорошо, что хоть советов не чураешься. Приезжай.
Заградин сразу же озадачил Михаила Сергеевича и тоном разговора, и вопросом, который задал:
— Ты что это, Курганов, капризничать вздумал? Почему согласия не даешь? Что за сомнение? С каких это пор коммунист Курганов стал считать не обязательным мнение Центрального Комитета?
Курганов удивленно посмотрел на Заградина и хотел тоже в том же тоне ответить на такой упрек, но сдержался. Спокойно, но не скрывая обиды, ответил:
— До сих пор, как вам это хорошо известно, я ни от каких поручений не отказывался. Верно ведь?
— Верно. Поэтому и непонятно нынешнее твое поведение.
— А что, я не имею права иметь свое мнение? Полагаю, что имею. В данном случае оно таково, что браться мне за этот пост вряд ли следует. Я должен, обязан даже честно сказать в Центральном Комитете о своих сомнениях.
— Ну, а причины-то, причины какие для таких сомнений?
— Причины очевидны: область огромная, вы это лучше меня знаете. Чтобы руководить ею, какой опыт нужен… Я готов работать где угодно и кем угодно, но чтобы дело было по моим силам, чтобы я не зря хлеб ел. Это первое обстоятельство. А второе — возраст. Все-таки немолод. Это тоже следует учитывать. Вы думаете, мне легко отказаться от такого доверия? Очень даже не легко. Но я никогда не кривил душой перед партией, не кривлю и сейчас.
Пытливо вглядываясь в собеседника, Заградин заговорил:
— Ну что же, давай рассмотрим твои возражения. Но сначала один вопрос: у тебя как со здоровьем?
— Пока не жалуюсь. Вот хозяйка моя — плоха.
— А что с Еленой Павловной?
— После истории с сыном никак в норму не войдет. Очень сдала за последнее время.
— Сын-то в армии?
— В танкистах.
— Ну, а Елену Павловну лечить будем. Полагаю, в Ветлужске врачи не хуже, чем в Приозерске. — И так как Курганов молчал, Павел Васильевич продолжал:
— Твою биографию мы, Михаил Сергеевич, знаем — и довоенную, и фронтовую, и мирную. Руководил партийными комитетами трех крупнейших заводов и строек, более десятка лет возглавляя районные партийные организации, партком такого управления, как Приозерское. Это опыт, да еще какой. Ну и потом, ты же знаешь — секретарями обкомов не рождаются. Все мы начинали так же, как и ты. Теперь о возрасте. Я не случайно спросил о здоровье. Если ты болен, это один вопрос, если здоров — то возраст не помеха. Он у тебя еще отнюдь не критический. Так что берись за Ветлужчину, помощников подбирай потолковее, и молодых в том числе. Артамонов возвращается в министерство. Председателя облисполкома Прохорова тоже решено забрать в Москву. Думаю, на эту роль подойдет Гаранин. Мыловаров тут был недавно. Исполнитель он неплохой, но очень уж привык ждать указаний свыше. Надо подумать, как его использовать, не обижая. Но живая партийная работа не по нему…
Курганов вопросительно поглядел на Заградина.
— Павел Васильевич, вы говорите со мной так, словно вопрос уже решен. А я ведь серьезно думаю: не ошибаетесь ли вы, справлюсь ли я с таким делом?
— Что значит — справлюсь ли? Все будет зависеть от усилий, настойчивости, понимания меры своей ответственности за поручение ЦК и доверие коммунистов.
— Да я ведь не индульгенцию выторговываю. Поймите это. Уж если поручите везти этот воз — повезу добросовестно, не жалея ни сил, ни времени. Но предупредить о своих сомнениях обязан.
— Сомнения побоку, Курганыч. В пятнадцать часов встретимся на Секретариате ЦК.
…И вот уже позади объединенный пленум промышленного и сельского обкомов Ветлужчины, единогласно избравший Курганова своим первым секретарем. Позади и первые довольно хлопотливые недели работы в обкоме. Объединение аппарата обкомов, облисполкомов, комсомола, подбор и расстановка людей, слияние и перестройка наиболее важных государственных и общественных организаций области — все это требовало участия секретарей обкома, и прежде всего — первого секретаря. И все же обилие этих дел и хлопот не мешало нет-нет да и появиться той прежней мысли: за свое ли дело взялся? Потяну ли?
Сегодняшняя конференция приозерцев основательно подбодрила Курганова.
Удивительно просто и деловито толковали приозерцы о делах Приозерья, Ветлужчины да и всей страны, прямо, без оглядки и обиняков высказывались о том, чего ждут от восстановленных райкома и обкома, да и от него как первого секретаря. Говорили без красных слов, без восхваления его качеств, но с глубокой верой в то, что он, Курганов, это сможет, должен смочь. И эта глубокая, волнующая вера людей в него окрылила Михаила Сергеевича, развеяла его сомнения. Тревога в душе, конечно же, оставалась, это было естественно, воз-то предстояло везти действительно предельно тяжелый, но она уже не угнетала его с прежней силой.
…Направляясь к Приозерскому взгорью, погруженный в свои мысли, Курганов поначалу не расслышал, как кто-то окликнул его.
У калитки корягинского дома стоял Удачин. Курганов удивился:
— Виктор Викторович? И вы, оказывается, в приозерских краях? Какими судьбами?
— По своим управленческим делам приехал. А вы на конференции были? Ну, как она прошла?
— Хорошо.
— Решили прогуляться напоследок?
— Да. Захотелось пройтись немного.
— Может, проводить вас?
— Да нет, не стоит, места знакомые.
— Да, да, конечно. Желаю вам успеха на новом поприще. Может, как-нибудь ненароком и старые кадры вспомните.
— Ну зачем же ненароком. Вы человек известный и вовсе не забытый. Участок у вас и теперь не малый. Но если есть докука — заходите.
— Хотелось бы как-нибудь…
— Пожалуйста.
Попрощались, и Курганов все той же неспешной походкой продолжал свой путь, а Удачин вернулся в дом. Там его уже нетерпеливо ждали старые приятели, чтобы продолжить застольную беседу.
А беседа длилась уже давненько. Вновь по вызову Корягина слетелись в Приозерск старые дружки — Удачин и Пухов. Не было только Звонова.
— Что же это делается, дорогие товарищи? Что происходит? История-то ведь вспять пошла, — плаксиво вопрошал Пухов.
Отвечая на возглас Пухова, Удачин задумчиво проговорил:
— История, Пухыч, вспять не ходит. Повторяться может, но, как говорили мудрые, только в виде фарса. Все идет по законам диалектики. А мы, по-моему, все не туда гребем. Вот и Олег — казалось нам — голова, на всю страну гремел. А с «Ветлужскими зарисовками» обмишурился.
— А вы-то что, Виктор Викторович, то туда, то сюда? Можно подумать, что вы рады тому, что произошло. Подождите, вам еще Курганов вспомнит кое-что. Вы думаете, он забыл ваши шипы да колючки? Память у него хорошая.
— Ну, тише, тише, — вмешался Корягин. — Кажется, мы ссориться начинаем. Ни к чему это. Хозяйка, что у нас там на очереди?
— Спешу, спешу, — напевно ответила тут же появившаяся хозяйка. — Баранина на жару доходит. Сейчас подам, сию минуту.
И вновь продолжалась то мирная, то задиристая беседа. Корягина больше всего занимало выдвижение его зятя — Василия.
— Ну надо же, Ваську-оглоеда секретарем райкома сделать. Ничего себе, нашли кадру.
— А ты зря, между прочим, на него зуб держишь. Парень как парень, не глупее других. Помириться тебе с ним надо, — заметил Удачин.
Корягин взвился:
— Ну, уж извини-подвинься. Не будет этого. Посмотрим еще, как эти вновь испеченные секретари Приозерье будут разваливать. — И, помолчав, с трудом отходя от этих злобящих назойливых мыслей, Корягин со вздохом проговорил:
— А вот насчет Курганова мы действительно промашку дали. Не надо было нам так на мозоли ему наступать. А теперь, того и гляди, покажет свои коготки.
Удачин, к немалому удивлению друзей, проговорил совсем иное:
— А я думаю, зря мы паникуем. Видел я его только что. Нет, не мелочный он человек. Любить ему нас, конечно, не за что, но и прижимать он не будет. Многое из его характера мне не по душе, но мелочности, мстительности я за ним не замечал. К людям он, как правило, объективен и доброжелателен.
— Ох, Виктор Викторович, добрая у вас душа. Как бы нам не обмишуриться еще раз, — глубоко вздохнул Пухов.