— Нинок, ну что ты? Зачем эти слезы? Мы же любим друг друга. Верно? А раз так, то и плакать нечего. Хочешь, я и на самом деле здесь, у тебя, останусь? Правда, завтра разговоров не оберешься. Языки, конечно, начнут чесать… Любителей таких сенсаций у нас много…
Он вновь направился к дивану. Нина, будто подброшенная пружиной, вскочила на ноги и, отбежав в угол к окну, глухо, сквозь слезы проговорила:
— Уходите, сейчас же уходите.
Удачин подошел к ней.
— Но, Ниночка, зачем же так? Мы же теперь, можно сказать, свои.
В голосе, помимо его воли, слышались самодовольные, победные, чуть покровительственные нотки.
— Если вы сейчас же не уйдете, я позову хозяйку, людей позову, — уже с угрозой и без слез сказала Нина.
— Нина, но послушай…
— Ненавижу вас. О, как я вас ненавижу!
Удачин отошел от нее, пожал плечами, оскорбленно проговорил:
— Ну что ж. Спасибо за откровенность. В таком случае, мне ничего другого не остается, как действительно уйти.
Собирался он молча. Затем, остановившись в дверях, проговорил:
— Я ухожу. Но хочу дать один совет. Будь разумной и волну не поднимай. Кроме конфуза, ничего не добьешься.
— Да уходите вы в конце концов. Уходите же…
И, бросившись на диван, закрыв лицо руками, Нина громко, навзрыд заплакала.
Удачин торопливо закрыл за собой дверь…
Глава 10НЕ КАЖДЫЙ ПОДАРОК К СЕРДЦУ
Курганов позвал Веру и предупредил, что сегодня вечером он в райкоме не будет — встречает семью. Вера всполошилась:
— Что же вы, Михаил Сергеевич, ничего не сказали? Ведь, наверное, дома-то у вас и не прибрано и не протоплено. Да и кушать, наверное, ничего не подготовлено. А потом, как же вы их с вокзала-то повезете? Ведь грузовик или пикап понадобится, а вечером где вы его найдете?
— Думаешь, не найдем? — озабоченно спросил он.-А такси? Ведь у нас же их целых пять в районе. А?
— Да, но когда приходят поезда, они нарасхват.
— Ну, ничего, что-нибудь придумаем.
Опасения Веры были, однако, напрасны. Благодаря расторопности и дружеским связям с шоферами Косте довольно легко удалось забронировать полуторку. Поезд прибыл без опозданий. Вот и шестой вагон. На подножке стояла кургановская «команда». Первым спрыгнул Миша, Курганов-младший, как звали его в семье. В руке он держал большую связку книг, а под мышкой — сибирского кота Макса. Коту было явно неудобно. Его пушистый хвост доставал почти до земли, а задние лапы то и дело царапали валенки парня. Но Макс сидел смирно и даже закрыл глаза, как бы говоря: «Ничего не поделаешь, надо мириться с временными неудобствами…»
Миша-маленький бросился к отцу на шею. И книжки и кот полетели на снег. Макс сначала удивленно посмотрел на своего кумира, не понимая, в чем дело. Потом, узнав Курганова-старшего, задрал хвост и стал тереться о его чесанки.
Елена Павловна заботливо-тревожно вглядывалась в лицо Михаила Сергеевича, пытаясь уловить: изменился ли он? Похудел или поправился? «Похудел, здорово похудел и пожелтел», — заметила она и, поцеловав мужа, тревожно спросила:
— Ты что, болен?
— Откуда ты взяла? Ничуть.
— Ничуть. А вид-то, вид-то каков?
— Вид? Вид нормальный. Это освещение здесь такое мрачное.
Михаил Сергеевич и Костя стали вытаскивать из купе вещи. Миша тоже суетился, пытаясь помочь. Скоро они все вместе, гуськом направились на площадь, где стояла машина.
— А куда же ты своего приятеля дел?
— Макса? Вон идет, — показал рукой Миша. И верно, Макс степенно шел сзади Миши, ни на шаг не отставая от него.
Машина остановилась в конце улицы.
— Ну вот и наши хоромы, — проговорил Курганов, показывая Елене Павловне и сыну небольшой домик, весь скрытый за густыми кустами, запушенными снегом. — Недурно, верно?
Костя усмехнулся, хотел что-то сказать, но, встретив прищуренный взгляд Курганова, поспешил замолчать.
Дом, где жил прежний секретарь райкома Баранов, — большое двухэтажное здание с пристройками, сарайчиками, верандами, разными клетушками и погребами, — стоял за высоким забором на берегу озера. Огромный сад и огород были старательно разделаны райкомовскими сторожами. Несмотря на свою страсть к различным сельскохозяйственным опытам и наблюдениям, занимать этот дом и сад Михаил Сергеевич отказался.
— Велик. Зачем такая махина?
А тут еще вспомнился разговор с Никольской о помещении для районной библиотеки. И судьба райкомовского особняка была решена.
Домик же, что подобрали Курганову, по размерам не шел в сравнение с секретарским особняком.
Две просторные комнаты, прихожая, кухня, небольшой, но густо заросший сад, обнесенный палисадником, — вот и все, но он с первого же взгляда понравился Елене Павловне. Миша пока молчал. Но когда отец сводил его на заднее крыльцо и показал заснеженный огород с кустами смородины, крыжовника и малины и спуск, круто обрывающийся у реки, — Миша также вполне одобрил выбор отца.
А Елена Павловна уже расставляла вещи. Совсем по-домашнему за тонкой перегородкой кухни слышался стук кастрюль, чугунков, тарелок. Макс терся около хозяйки и подхалимски поглядывал на нее. Его раскосые зеленые глаза недвусмысленно напоминали, что пора ужинать.
Послышались какая-то возня и голоса со двора. Елена Павловна пошла туда.
Михаил Сергеевич и Миша стояли около небольшого хлевочка, обнесенного свежевыструганными жердями, с тонким еловым штакетником и любовались двумя поросятами. Поросята были пухлые, упитанные, бело-розовые, будто только что сошедшие с рекламных картинок. Двор был хорошо утеплен, и чувствовали они себя здесь совсем привольно. Миша уже окрестил их какими-то невероятными именами и чесал то одного, то другого. Поросята, безмятежно привалившись к стенке хлева, блаженно хрюкали.
— Чьи же это животины? — наглядевшись на поросят, спросил Курганов Костю.
— Как чьи? Ваши, Михаил Сергеевич.
— Нет, я серьезно спрашиваю. Видимо, прежние хозяева оставили?
— Говорю вам, Михаил Сергеевич, ваши свинушки. Сегодня утречком привез. Самолично. Подарок вам на обзаведение хозяйством.
— Подарок? Мне? От кого же?
— Из Алешина, от тамошнего председателя Корягина. Хрюшки — первый сорт. Мы ведь кое-что понимаем, — Костя проговорил это с гордостью.
— Да, да, это видно.
Курганов больше ничего не сказал и пошел в дом. Вернулся он к этому разговору только через час, когда они с Мишей разобрали все вещи, а Костя подробно проинструктировал Елену Павловну, в каких магазинах что продают, какие цены на продукты на базаре и о чем судачат сегодня и будут судачить завтра приозерские хозяйки.
— Так из Алешина?
— Что? — не понял Костя.
— Поросята-то.
— Да, да. Оттуда.
— А кто тебя посылал туда?
— Товарищ Ключарев. Езжай, говорит, к Корягину, он в курсе, директивы спущены… Да вы не беспокойтесь, — увидя мрачное выражение лица Курганова, поспешил успокоить Костя. — Все в ажуре, и даже кормежка им обеспечена…
— И сколько же их было?
— Кого?
— Ну, поросят, поросят сколько было?
— Шесть штук.
— А где же остальные?
— Товарищу Удачину и Мякотину, как полагается…
— Так, так. Значит, по паре всему начальству?
— Да. Основному, так сказать, руководству.
— Дела… — задумчиво протянул Курганов. — Дела-а-а… — Потом, в упор взглянув на Костю, резко произнес: — Вот что, товарищ Бубенцов. Поросят грузите в машину и сейчас же отправляйтесь в Алешино. Утром мне лично доложите, как довезли и кому их сдали. Ясно? А впредь, если привезете из колхоза хоть щепку, хоть огурец, — работать в райкоме не будете. Ясно?
Костя растерянно смотрел на гневное лицо Курганова, мял в руках шапку и старался понять, что, произошло.
— Миша, Михаил Сергеевич, — мягко вмешалась Елена Павловна, — может, завтра? Ведь ночь на дворе.
— Нет, не завтра, а сегодня. Сейчас. Немедленно.
Костя поспешил согласиться.
— Ясно, Михаил Сергеевич. Слетаю мигом.
…Скоро во дворе раздались недовольное, злое хрюканье разбуженных поросят, их приглушенные визги. Чтобы не поднимать шума, Костя закутывал орущие рыла полой полушубка.
— Да молчите вы, окаянные, — зло шипел он, устраивая корзину с поросятами на заднее сиденье. — В легковой машине поедете, понимать должны. Из-за вас вон сколько километров придется отмахать. И неизвестно еще, чем кончится данная эпопея.
Поросята, будто вняв гневным увещеваниям шофера, успокоились.
Скоро машина выехала из ворот. Костя оглянулся на окна, как бы ожидая — не передумал ли Курганов, не остановит ли его? Но нет. В окне вырисовывался силуэт Курганова, склонившегося над столом. Михаил Сергеевич толковал о чем-то с сыном. Костя остервенело нажал на педали, и «Победа» рванулась вперед, взвихрив клубы сыпучего сухого снега.
…История с поросятами заставила Курганова задуматься. Что это, случай? Обычное подхалимство или хуже? Ведь совсем недавно было решение Центрального комитета партии и правительства об охране колхозной собственности. Что, его здесь не знают, что ли? Или это попытка приручить нового секретаря? Но поросят-то прислали и новому и старому, да и председателю тоже. Значит, первый испуг после постановления прошел, и хапуги да дельцы снова взялись за свои дела?
Утром, придя в райком, Курганов попросил вызвать к телефону Корягина. Тот уже по ночному визиту райкомовского шофера почувствовал — что-то случилось. Он долго выспрашивал Костю, почему новый секретарь обратно прислал поросят? Что за причина? Что велел передать? Но толком от него так ничего и не добился. Когда в правлении раздался требовательный телефонный звонок, Корягин подумал: «Ну, начинается».
Голос Курганова был спокоен. Он вежливо и даже приветливо, как показалось Корягину, поздоровался с ним.
«Может, пронесет?» — подумал Степан Кириллович. Курганов спрашивал о семенах, о завозе удобрений, о договоре с МТС… А потом вдруг будто выстрелил: