Комсомольцы вошли в кабинет возбужденные и вместе с тем сдержанные.
Курганов внимательно вглядывался в молодые лица, шутил, задавал вопросы.
— Ну как, теперь готовы к отъезду? Не подведете?
Все вспомнили, как месяц назад они вот так же сидели в этом кабинете и на такой же вопрос Курганова дружно ответили:
— Готовы, Михаил Сергеевич. Целиком и полностью.
— Раз так, очень хорошо, — сказал тогда первый секретарь. — На большое и ответственное дело идете. Потребует оно от вас всех сил, всей энергии, а может, и всей жизни. Если кто чувствует, что ноша эта не по плечу, — скажите, не стесняйтесь. Неволить здесь нельзя. Есть такие? — Задавая этот вопрос, Михаил Сергеевич мягко, улыбчиво смотрел на ребят. Подождав немного, он продолжал: — Значит, таких нет? Ну что ж, совсем хорошо. Вы поймите, — проникновенно говорил он, — с мандатами партии едете. Всегда это помните. Будете стоять во главе бригад, а некоторые и во главе колхозов. А это теперь огромное и довольно сложное хозяйство. Чтобы правильно его вести, надо многое знать. Правда, отбирали товарищей, бывавших в деревне, знающих село, разбирающихся в сельскохозяйственном производстве.
— Это нам не в диковину. — Голос раздался с конца зала, басовитый, уверенный.
Курганов с интересом ждал, что еще скажет этот широкоплечий парень в матросском бушлате.
— Что-то я вас не знаю, товарищ. Как ваша фамилия? — спросил Михаил Сергеевич.
— Отченаш моя фамилия. В район я приехал недавно.
— С деревней-то знакомы? Это важно, очень важно. Ну, скажите нам, какие отрасли хозяйства вам известны? Полеводство, животноводство? И что из животноводства лучше знаете? С птицеводством, например, дело иметь не приходилось?
— Мне? С птицами? — Отченаш смутился, мучительно думая, к чему приведет этот, так непредвиденно начавшийся разговор. «И дернула меня нелегкая высказаться», — думал моряк.
— Знаю это дело, сталкивался.
— Ну, вот, очень хорошо. Какая же птица у нас может быть наиболее выгодной?
— Какая птица? Ну, например, гусаки.
— Гуси? Верно. Птица хорошая. Ну, вот и расскажите нам о гусях…
— О гусях?
— Да. О гусях. Какие бывают породы? Какие выгоднее…
— …Гуси… Так, значит, гуси… гусаки, значит. Гуси и гусыни бывают разные, водяные, водные — плавучие, так сказать… ну и сухопутные, которые траву едят…
Дружный хохот оглушил моряка. Смеялись все — и его соседи — ребята и девушки, и Рощин, и Курганов.
Потом Михаил Сергеевич в раздумье проговорил:
— Да, о гусях у вас представление небогатое. Ну, а расскажите, что читали по агротехнике? По вопросам колхозного строительства?
Иван Отченаш понял, что безвозвратно гибнет. Сейчас его отчислят из группы, и тогда — прощай планы, мечты и надежды. Говорить неправду, однако, он не мог. Многие нужные статьи он аккуратно собирал и складывал, но прочитать их пока не было времени, и поэтому, вздохнув, объяснил:
— Не читал я пока, товарищ Курганов. Думал так, что прочту на месте.
Курганов задумался, долго чертил что-то в своем блокноте, потом мягко сказал:
— Нет, ребята, так дело не пойдет. Давайте-ка разберемся, что вы за аграрники. — И Михаил Сергеевич стал тщательно спрашивать каждого, что он знает, чего не знает, каково его представление о селе. Отвечали туго. Что ни вопрос, то или молчание, или ответ по догадке.
Наконец, Курганов со вздохом произнес:
— Ну, что ж, героическая комсомолия, думаю так, что в колхозы вы пока не поедете.
Наступила мрачная тишина. Потом не очень уверенно, но тревожно-настойчиво посыпались вопросы: «Как?», «Почему?», «Как же?», «Вы не беспокойтесь, мы не подведем».
Курганов встал, поднял руку:
— Минутку, минутку, товарищи. Прошу внимания. Сейчас всем домой. А с завтрашнего дня на учебу. На семинар. Хотели сначала практиков колхозных пропустить, да ладно, начнем с вас.
Потом начались занятия в комсомольской группе районного семинара колхозного актива, а Отченаша теперь звали только Гусаковым. Он сердился, ругался, грозился, но ничто не помогало.
Семинар окончился. И вот комсомольцы опять у Курганова.
— Ну так какие же бывают гуси?
Отченаш встал и отчеканил:
— Арзамасские, гуменники, холмогорские, калужские, псковские, уральские…
Курганов, смеясь, остановил его:
— Все ясно. Теперь вы впросак не попадете.
Михаил Сергеевич желал ребятам успехов. Слова были обычные и простые, но была в них настоящая большая вера в ребят. И это окрыляло, словно чудесный ток проходил в их сердца через рукопожатие Курганова. Счастливые и нетерпеливые выходили они из кабинета.
На улице их охватил холодный январский ветер, мороз покалывал щеки. Но никто не замечал этого. На душе у каждого было и тревожно и радостно одновременно.
Впереди маячили неизведанные большие дороги.
Вскоре после ухода комсомольцев вернулся из поездки Костя.
— Хорошо, что явился. Рассказывай.
— Приехал я это, значит, в Алешино. Веселье там — дым коромыслом. Песни, пляски, музыка. И правление колхоза, и клуб огнями переливаются, вся улица дрожит — такие там переплясы идут. Я в правление. Нету председателя. Домой к нему. Тоже нету. Тогда я, значит, по избам…
— Привез ты Корягина или нет?
— Привез, привез, Михаил Сергеевич. Снегом оттирается на улице, хмель сгоняет.
В кабинет Корягин вошел довольно смело. Его пухлое помятое лицо было красно.
— Здравствуй, начальство! Горячо приветствую. Зачем понадобился Степан Корягин?
Курганов сдержанно спросил:
— Вы в состоянии говорить серьезно, или вам надо проспаться?
— Что вы, Михаил Сергеевич. Да я трезв, как стеклышко. Ну выпил, конечно, малость, но чтобы я не мог понимать руководящих товарищей? Слушаю вас в оба уха.
— И давно вы этим балуетесь?
— Водкой-то? Она мне не во вред. Мой организм вполне приспособленный.
— Скажите-ка, что вы там за праздник справляете?
Корягин поднял вверх указательный палец:
— Укрупнились! А укрупнение, как вы сами нам разъясняли, — новый шаг вперед. Ну вот и обмываем, так сказать, этот шаг.
— И сколько же бычков вы съели?
— Одного. Да и бычок-то был так себе. Цыпленок, а не бычок.
— Одного, говорите?
— Одного.
— Точно?
— Или двух? Кажется, двух. Да. Парочку. Но это не бычки, а так себе. Ерунда. У нас теперь стадо-то большое.
— Съели бы и трех, да колхозники не дали. Верно? — зло глядя на Корягина, проворчал Мякотин.
Корягин сразу озлобился.
— Колхозники! Разве это колхозники? От горшка два вершка. Тоже мне колхозники. Я им еще покажу кузькину мать за эту кадриль.
Курганов гневно спросил:
— Слушайте, Корягин, неужели вам не жалко колхозного добра? Резать скот! Да это же черт знает что такое.
— Жалко ли мне, говорите? — Лицо Корягина сделалось вдруг багровым, веселые глазки-пуговки стали темно-синими, слова он почти выкрикивал. — А что мне жалеть? Какой резонт? Я наживал, я старался, а теперь все под одну крышу, в одну графу с соседом? И кто-то будет командовать? Ну, а раз так — пусть.
Корягин вдруг всхлипнул, махнул рукой и закончил:
— Вот сдам колхоз и приду к вам, подбирайте должность.
Курганов смотрел на него зло, левая бровь чуть подергивалась.
— Должность, говоришь, тебе готовить? Да? — Пройдясь по кабинету, он остановился против Корягина. — Должность уж не знаю, найдем ли. А вот судить будем. Непременно будем.
— Это за что же?
— За вред, что принес колхозу. Открытым, показательным судом будем судить. Так и знай. До свиданья.
Корягин хотел что-то сказать еще, но, встретившись со взглядом Курганова, попятился из кабинета.
Когда Корягин ушел, Михаил Сергеевич мрачно произнес:
— Теперь вам ясно, чем руководствуются такие вот корягины? Хлебные местечки терять не хотят. Их, видите ли, с сиденья попросили. Княжить теперь не будут. Хозяин, говорят, хороший. Да какой это, к черту, хозяин? Это самодур, забияка. — Помолчав, уже спокойнее, но так же сурово Курганов продолжал: — Вот что, товарищи. Дело чрезвычайное. Это, если хотите знать, стремление нанести колхозам урон в самый сложный период перестройки. Если не принять мер — вред будет такой, что и представить трудно. Надо немедленно собирать секретарей партийных организаций, председателей колхозов… И чтобы органы власти проявили свой характер. Куда смотрит прокуратура? Милиция? Разве все это их не касается? Вызывайте-ка их всех завтра утром.
Удачин усомнился:
— Михаил Сергеевич. Надо ли все это? Пойдут разговоры по всему району, до области дойдет.
Курганов даже не счел нужным спорить. Он, нахмурясь, попросил:
— Виктор Викторович, я считаю это дело наиважнейшим. Подумайте — и вы согласитесь…
…Ночью Курганов вызвал по телефону Ветлужск и обстоятельно доложил За градину о случившемся. Павел Васильевич встревожился, подробно выспросил о деталях. Все меры, о которых рассказал Курганов, он одобрил и велел информировать его подробнее и чаще. А утром руководители многих областных ведомств и учреждений были вызваны в обком. Предметом разговора был звонок Курганова.
Любители гульнуть по поводу нового шага вперед, как оказалось, нашлись не только в Приозерье…
Глава 18ЧЕЛОВЕК С УЩЕРБИНКОЙ
На заседании райисполкома обсуждалась работа сельских школ.
Занятые колхозными делами, райком и райисполком как-то перестали последнее время интересоваться школами. Забыли о них на время и сельские Советы и колхозы. И вот исполком получил письмо от нескольких колхозников: в школах нет дров, учителя и ученики мерзнут, правления колхозов не выделяют лошадей, и ребята порой добрый десяток километров добираются пешком. Иван Петрович забил тревогу, послал в села работников райисполкома, в несколько школ поехал сам.
Разговор в исполкоме касался не только дел хозяйственных. Зашла речь и об учебниках, и о программах, о связи школы с колхозами и совхозами.