…Пухов в ту же ночь вернулся в Приозерск. И в ту же ночь из Приозерска обратно в Ветлужск ушли полуторка и легковушка, доверху нагруженные тюками, узлами, ящиками. На всякий случай Пух Пухыч решил перебросить к родственникам часть своего имущества. Так кое-что: ковры, сервизы, отрезы… Ну а вещички покомпактнее — новые шелестящие сторублевки, облигации золотого займа — в количествах, лишь ему известных, оставил у себя. Даже жене не доверил. Жизнь — она штука такая. Все может быть, все может случиться.
На следующий день Пухова прямо из кабинета увезли в больницу с острым приступом какой-то серьезной болезни…
Недели через две или три Никодимова вызвал Курганов.
— Что у нас делается по материалам о торговле?
Никодимов стал пространно объяснять:
— Понимаете, товарищ Курганов. Пухов нам все карты спутал. Взял и заболел.
— Да, я слышал это. Что с ним?
— Я не знаю точно, что за болезнь, но говорят, пролежит долго. Даже не знаю, как и быть.
— А что вас затрудняет? Нас с вами должны интересовать не только Пухов, а и его дружки. И даже не столько они сами, сколько порядок в магазинах. Вот почему и шел разговор о проверке торговой сети, о привлечении к этой работе как нашей общественности, так и контрольно-ревизионных работников из области. Поручалось также работников ОБХСС подключить в эти дела. Почему вы никак не стронетесь с места?
— Некоторые важные оперативные мероприятия мы провели.
— Какие это мероприятия? Что вы имеете в виду?
— Ну некоторые первичные действия. Много сделать нельзя, пока Пухов болен — уголовно-процессуальный кодекс…
Курганова взорвало:
— Первичные меры, уголовно-процессуальный кодекс… Слова, слова все это, Никодимов. Вы лучше объясните: почему делу до сих пор не дан законный ход? Почему вы ничего не сделали из того, что предлагалось вам на бюро райкома? Почему тянете с ревизиями? Почему не дали санкции на обыск у Пухова?
— Но я же вам объяснил. Болен он.
— Знаю, и объяснение ваше слышал. Однако столь тяжкая болезнь не помешала ему вывезти две машины вещей.
— Личная собственность у нас неприкосновенна. Я, правда, не знаю, что он там вывез и куда вывез…
— И плохо, что не знаете, об этом я как раз и говорю. И мне не понятно, почему секретарь райкома должен напоминать прокурору о его обязанностях?
— Вы говорите так, будто я сам персонально виноват в чем-то, — обиделся Никодимов.
— Не знаю, не знаю, пока не знаю…
Никодимов вышел из райкома белый как полотно. Он прекрасно понял, что больше тянуть нельзя, опасно. Курганов теперь, конечно, не отступится. А ведь шло все как надо, все было, кажется, и взвешено, и предусмотрено. «Все, да вот оказалось, не все. Но кто же мог предположить, что Курганов будет влезать в такие детали? Казалось бы, какая ему разница, когда мы займемся Пуховым — сейчас или через месяц? Да, теперь оперативно-следственные мероприятия по торговцам надо раскручивать, иначе тебе, прокурор, несдобровать. И так уже что-то есть у него на уме, у Курганова-то…»
Интуиция Никодимову не отказала. Курганов действительно был серьезно озабочен затянувшейся историей с торговцами. Несколько дней назад он был на вечере вопросов и ответов на стекольном заводе. Такие вечера райком стал практиковать недавно, и они довольно быстро снискали себе широкую популярность. Стекольщики вели разговор и о своих делах, и о работе некоторых районных организаций, с которыми им приходилось сталкиваться. Больше всех претензий было к работникам торговли. Спрашивали о том, что делается по пуховскому делу.
Начальник ОБХСС, когда Курганов вызвал его к себе, беспомощно развел руками:
— Дело ведет прокуратура, мы помогаем. Разработан совместный план.
— План-то разработан, да что-то дело не двигается.
Собеседник согласился.
— Да. Застряло малость. Пухов же не теряется. Мы убеждены, что в тех машинах, которые он отправил в Ветлужск накануне своей болезни, безусловно, много есть такого, что представило бы оперативный интерес.
— Вы хотите сказать — нахапанное?
— Именно это я и хотел сказать…
После этого разговора Курганов и вызвал Никодимова, а когда тот ушел, позвал Удачина:
— Почему у нас, Виктор Викторович, заглохло дело Пухова? Почему тянем?
— Но он же болен?
— Ну и что?
— Как это что? Не поднимать же его для допросов и расспросов с больничной койки.
Курганов пристально посмотрел на Удачина. Тот встревожился.
— Я проверю, что там делается, и доложу.
— Нет, не надо. Я займусь всем этим сам…
И вот уж из Ветлужска спешат в район несколько работников прокуратуры, облторга, засновали по торговым точкам работники ОБХСС, забеспокоились, забегали сподвижники Пух Пухыча.
Курганов позвонил в райздравотдел.
— Узнайте, пожалуйста, выясните, что такое у нас с начальником райторга, чем болен, долго ли проваляется? И неужели уж так слаба медицина, что не может его на ноги поднять? Может, там что-нибудь очень серьезное, злокачественное, не дай бог?
— Нет, нет. Ничего такого особенного. Просто нервы, они, знаете ли, причина всех причин, — ответил заведующий райздравом.
Удачин, придя как-то в кабинет Курганова и послушав его телефонный разговор с Никодимовым, заметил:
— Вы так рьяно занимаетесь делом Пухова, что можно подумать, будто оно действительно стоит этого.
— Ну а что мне делать, если вы отмахнулись от него?
— Есть же у нас прокуроры, следователи, судьи. Это их дело.
Курганов вздохнул:
— Нет, не только их, а и наше. В белых перчатках нам с вами ходить не положено. Понимаете, Виктор Викторович, для меня борьба с такими, как Пухов, — это вопрос моего мировоззрения. Я не могу, просто не могу проходить мимо таких явлений.
…Через два месяца бюро Приозерского райкома сняло Пухова с работы и исключило из партии. Следствие по его делу тоже подходило к концу. Торговая фирма «Пухов и К°», кажется, заканчивала свое существование…
Глава 24ТОЛЯ РОЩИН ВСЕ МОЖЕТ
В районный Дом культуры привезли новый фильм. Утром Кургановы атаковали главу семьи категорическим требованием пойти в кино. Михаил Сергеевич пообещал и делал все возможное, чтобы вечер не занимать. А это было не легко.
Часов около шести Миша позвонил отцу:
— Папа, ну как? Пойдем?
Михаил Сергеевич с сожалением посмотрел на открытый блокнот. Там была не вычеркнута еще добрая половина записей, а значит, не сделана большая доля сегодняшних дел. Но обещание есть обещание, и деваться было некуда.
— Ладно, заходите за мной.
Когда пришли в Дом культуры, в фойе Курганов увидел Толю Рощина и группу молодежи. Ребята что-то шумно, оживленно обсуждали.
Курганов подошел, поздоровался.
— Здравствуй, комсомол! О чем таком горячий спор?
— Да вот все об отряде, — ответил Рощин. — Никак командира не подберем.
Недавно району отвели в Костромской области большую лесосеку для нужд колхозов. Предстояло срочно организовать освоение делянки, наладить заготовку и вывозку древесины. А времени до конца санного пути было уже в обрез — на дворе стоял февраль. Тогда-то в райкоме партии и решили поручить это дело комсомольцам. Ребята уже были готовы к отъезду, но не могли найти руководителя отряда, человека, хорошо знающего лес и заготовительное дело, умеющего руководить людьми.
— Вот Крылов Корягина предлагает, — продолжал Толя. — А мы отвергаем. Зачем нам такой?
Крылов, слушавший этот разговор, пояснил:
— Лес он хорошо знает, очень хорошо. Годов семь или восемь подряд на заготовки ездил. Бригады всего района под его началом были.
Курганов заинтересовался.
— А что же? Это мысль интересная. Можно подумать. Как он там?
— Ничего. Упрямства да яканья поубавилось.
— Что ж, подумать можно… Расскажи-ка подробнее, что и как у вас?
— Да все идет нормально, Михаил Сергеевич. Очень ждали суда над Корягиным. Вся деревня жила этим.
— Ну и как? Согласны с решением?
— Разговоры есть всякие. Многие считают, что легко отделался. Ну сами посудите — что такое полгода принудиловки?
— А как дела в колхозе?
Курганов давно собирался подъехать в Алешино, но никак не удавалось. Его интересовало все: и что нового в колхозе, и как живет молодежь, какое настроение у людей? Василий отвечал на вопросы рассудительно, кратко, но Курганов заметил какое-то отсутствующее выражение его лица, мрачное, угнетенное состояние.
— Ну, а как личные дела? — спросил он Крылова.
Василий не очень охотно ответил:
— Все так же.
И замолчал. Не знал, что говорить, и Курганов. Михаил Сергеевич, вдруг вспомнив всю его историю, покраснел, досадливо поморщился и мысленно упрекнул себя: «Стареть начал, Курганов, важные дела забываешь…» Это был тот редкий случай, когда Михаил Сергеевич не знал, что сказать человеку.
Елена Павловна и Миша терпеливо ждали его. Наконец Михаил Сергеевич направился к ним. Настроение у него было сумрачное, он досадовал на себя за то, что забыл о крыловской истории и ничем не может помочь ему. Не может? А почему?
После окончания сеанса, когда все вышли из Дома культуры, Курганов взял под руку Рощина и прошел с ним немного вперед.
— Ты Крылова знаешь?
— Васю? Конечно. Хороший секретарь.
— Хороший, говоришь? А еще что ты о нем скажешь?
— Еще? Да вроде ничего. А разве у него есть что-либо компрометирующее?
Курганов досадливо поморщился.
— О чем толкуешь? У парня беда личная. — И Михаил Сергеевич рассказал Рощину, что знал. Толя озадаченно выговорил:
— Да, довольно сложная ситуация. А я, понимаете ли, и не знал.
— Вот то-то и оно-то. Помочь надо.
— А как? Как помочь-то, Михаил Сергеевич?
— Как? А вот как. Поехать секретарю райкома комсомола к Корягину и попробовать решить оба вопроса — и о поездке в лес, и о Крылове. Уладить эту вражду. Как, осилишь?
— Спрашиваете? Я удивляюсь и на Зину Корягину, и на самого Крылова — почему они его слушают?