— Раз так, у меня тоже есть вопрос. Разрешите задать, товарищ секретарь.
— Сколько у тебя средний удой на корову, Фомич?
Беда неохотно ответил:
— Наше сенцо у вас, значит, и удои тоже.
— Нет, ты отвечай. Не хочешь, так я скажу. Тысяча литров. А у нас две с половиной тысячи. Только неинтересно все это.
— Почему? — удивился Курганов.
— А очень просто, Петрович, — повернулся Морозов к Мякотину, — припомните-ка, сколько я картофеля сдал?
— Ну сколько? — встрепенулся Мякотин. — Помог району, помог.
— Вот именно, помог. Два плана сдал.
— Ну прежде всего сдали-то вы не дяде, а государству, и притом не бесплатно.
— Нет, нет, не бесплатно, товарищ Удачин. Ужасно как много получили. Прямо-таки разбогател колхоз.
— Столько, сколько полагается.
Морозов вздохнул и продолжал:
— Желаю знать, доколе буду отдуваться за соседей? Доколе лодырям будет скидка?
Беда вскочил со стула.
— Вы, вы, товарищ Морозов, того… Не заговаривайтесь. У нас люди работают от зари до зари.
— Работают от зари до зари, а едят сухари, — сострил Морозов.
— Бедность не порок, — ответил Беда.
— Была не порок когда-то. А теперь порок, да еще какой.
Курганов внимательно следил за этой перепалкой, затем вмешался.
— Я с вами согласен, товарищ Морозов, нельзя передовых без конца заставлять отдуваться за отстающих. В этом вы правы. Но вы скажите, что сделать, чтобы отстающих не было.
— Ну, знаете, я человек маленький. Скажу только одно — землю надо любить. Негоже, чтобы поля, луга, угодья пустовали. Не обрабатывают поля — забрать, луга не косятся — отдать тому, кто выкосит.
— Ну, забрали, отдали другим. Допустим. Но как же все-таки быть с теми, у кого забрали?
— Вот тогда они и зашевелятся.
— Не завидую я вам, Макар Фомич. С таким соседом держи ухо востро.
— Ну с этим-то соседом мы люди свои, сочтемся, — с улыбкой протянул Морозов. — Как думаешь, Фомич?
— Возможно, что и так. Только ты, Василий Васильевич, не забывай, что живем-то мы в социалистическом государстве.
— Да, да, я это поминутно помню. Как и его основной закон: кто не работает — тот не ест…
Видя, что сейчас может вновь разгореться спор, Курганов встал и проговорил:
— Ну, ладно, товарищи, к этим вопросам мы с вами еще вернемся, и не раз. Сейчас я хотел бы посоветоваться с вами вот о чем.
Михаил Сергеевич прошел к окну около двери и взял на подоконнике какой-то сверток. Вернувшись к столу, развернул его и вытащил три небольших мешочка. Осторожно развязал их и высыпал содержимое на стол отдельными кучками. В одной лежали крупные янтарно-желтые зерна, в другой — белые с желтинкой, в третьей — коричневатые с вишневыми прожилками.
— Фасоль? — спросил Мякотин.
— А вы как думаете? — спросил Курганов, обращаясь к остальным собеседникам.
— Какие-то бобы, — неуверенно проговорил Удачин.
Подкидывая на ладони тяжелые янтарные зерна, Морозов пробасил:
— Знаю, что за штука. Кукуруза.
Курганов подумал: «До чего же мы действительно запустили дело, людей до чего заморозили. Руководители райкома, вожаки колхозов ни черта не знают, кукурузу от фасоли отличить не могут. Тысячу раз был прав Заградин, говоря мне в напутствие, что главное — косность, медвежье спокойствие у людей побороть, заставить их беспокоиться, искать…»
— Да, кукуруза. Вот это «стерлинг», это «сибирячка», это «бессарабка». Одна из самых замечательных, самых урожайных зерновых культур.
Курганов прочел за последнее время немало книг о кукурузе. Прохаживаясь от стола к окну, он перечислял и перечислял качества этой культуры.
— Урожайность — сам-пятьдесят, а то и сам-семьдесят. Ну-ка назовите, какое еще зерно дает такое потомство? Такого больше нет или почти нет. А полезные свойства злака? Да их трудно перечислить. Кукуруза — это хлеб, крупы, спирт, крахмал, сахар, напитки. А ее кормовые качества? Равных кукурузе культур и по этим свойствам нет.
Удачин тяжело вздохнул. Мякотин, посмотрев на него и Курганова, нерешительно проговорил:
— Нежная культура. Солнышко любит.
— Тепло она любит, это верно, — согласился Курганов. — Но растет и в центральных районах. Под Москвой в том числе. Если руки приложить. — И, обращаясь уже к Беде и Морозову, проговорил: — Хочу попросить вас начать.
Беда опять взял на ладони тяжелые округло-продолговатые зерна.
— Это, дорогой товарищ Беда, такая штука, что если за нее взяться как следует, так любой колхоз за год-два на ноги встанет.
Беда и Морозов молчали.
Василий Васильевич прикидывал, где ее разместить, новую-то культуру, как встретят это задание правленцы, колхозники.
Глаза Макара Фомича тоже сначала загорелись задором, особенно когда Курганов рассказывал об урожаях этой культуры. Но, вспомнив причину своего приезда в райком, он быстро расстался с радужным настроением. Ему даже досадно сделалось. Вот, подумал он, какой он, новый-то. Не спросит, как дела, как управляемся со своими уже изведанными культурами, а задает дело, которое еще неизвестно, чем и кончится. Тут и так бьешься как рыба об лед — то семян нет, то долги одолели, то эмтээсовцы мудрят, а он новую мороку придумал — кукуруза. И Беда со скептическим видом, ссыпав с ладони зерна обратно в мешочек, проговорил:
— Конечно, заманчиво. Но не для нас. Не вызреет.
— Ну, ну, Макар Фомич. Зачем спешите? И у нас вызреет. Но если даже и не вызреет на зерно, то все равно не страшно. Все равно выгодно.
— Это как же так? — спросил Морозов.
— Я же объяснял: зеленая масса — это такой корм, что лучше любого сена, любых концентратов. Скот от него за уши не оттянешь.
— На корма? — Удачин непонимающе смотрел на Курганова.
— А что?
— Овчинка выделки не стоит.
— Да что вы такое говорите? Давайте считать. — И Курганов крупно, стремительно набрасывает в своем блокноте цифры — одну, другую, третью. Затем спрашивает: — Ну, как?
— Возможно, вы правы, товарищ Курганов, я не спорю, — стараясь держать себя как можно спокойнее, ответил Удачин. — Но согласитесь, что походя, наскоро такие вопросы не решаются. Вы, надеюсь, знаете, что у района имеется план, утвержденный областью. Посевные площади под каждую культуру определены, на основе этого сверстаны хлебозаготовительные планы… Когда ознакомитесь с районом, все это станет яснее, тогда можно будет обсудить и новшества, о которых вы толкуете.
Михаил Сергеевич стоял у стола, перебирал на ладони тяжелые, отливающие восковой желтизной зерна и внимательно слушал Удачина. Когда тот кончил, Курганов обратился к Мякотину:
— А вы как думаете?
Иван Петрович замялся, потом не очень уверенно проговорил:
— Я? Я бы тоже высказался в том смысле, что хорошо бы, так сказать, изучить обстановку, наши условия. А потом уже обсудить.
— Не спешить, взвесить, изучить. Все это, видимо, правильно. Только у нас с вами не так-то много времени.
— Но с районом-то вы познакомиться должны? — грубовато заметил Удачин.
— Обязательно. Как видите, уже знакомлюсь.
— Как-то странно начинаете.
Курганов улыбнулся.
— Что вы, Виктор Викторович, так рано меня критиковать начинаете? Знакомлюсь, как мне кажется целесообразным. Думаю, что здесь каких-то обязательных правил нет. Одни начинают так, другие этак. Я, например, очень рад, что знаю уже двух председателей, товарищей Морозова и Беду. Кое-что уже знаю и о их хозяйствах.
— Вот именно кое-что, — заметил Удачин. — А задание уже даете. Эту самую кукурузу. — Он хотел сказать это мягко, но вышло с раздражением, грубовато.
Курганов, нахмурясь, отрезал:
— Да, если хотите, даю задание. Партийное поручение даю коммунистам — руководителям колхозов. С них начинаем… — И, посмотрев на Морозова и Беду, спросил: — Или товарищи тоже думают так же — подождем, да посмотрим, да как бы чего не вышло?
В это время Вера доложила о секретаре райкома комсомола. В кабинет вошла Родникова. Курганов сразу обратился к ней:
— Вот кстати пришли. У нас тут идет спор, толкуем…
— О кукурузе, — определила окончание фразы Нина.
— Да, именно о кукурузе. Вот агитирую товарищей взяться за нее, а они все в один голос утверждают, что не вызреет, солнца, говорят, в Приозерье мало. Как думаете?
Нина взглянула на Морозова и Беду и спокойно ответила:
— Я уверена, что кукуруза у нас расти будет.
— Ну, а как вы, Макар Фомич? — спросил Курганов Беду.
— Я? Это, наверно, выгодно. Только передовым… А нам… не до этого. — Беда сказал это тихо, со вздохом.
— Так вы все время и будете в бедненьких да захудаленьких ходить. Разве так можно рассуждать, товарищ Беда? — поморщился Удачин.
— Что это вы на меня навалились, — нервно ответил Макар Фомич, вставая. — Не сидим сложа руки, работаем. Да ведь сами знаете, хозяйство-то наше. — И Беда опять опустился на стул.
Курганов вдруг понял, что с Бедой надо говорить иначе, его явно мучали какие-то другие, неотложные заботы. Михаил Сергеевич обратился к Морозову:
— Что ж, Василий Васильевич, вас я больше задерживать не буду. Считаю, что мы договорились с вами о следующем: весь картофель в этом году садим квадратно-гнездовым — раз. На той неделе вы выступаете на эту тему с лекцией для актива района — это два. Затем… беретесь за кукурузу — на первый год гектаров десять — пятнадцать… Вот пока и все.
— Да-а, — озадаченно протянул Морозов, — ничего себе. Целая программа.
— Между прочим, вот советую почитать. Это из опыта некоторых передовых колхозов. — И Курганов подвинул Морозову несколько небольших брошюр. — Потом позвоните. Хорошо? Ну а через недельку-две я заявлюсь к вам.
Проводив Морозова, Курганов подошел к Беде.
— Ну что же, займемся с вами, Макар Фомич. Вы чем так расстроены?
— Видите ли, товарищ Курганов, мы отстающие.
— Это я знаю.
— У нас катастрофа. С кормами. Последний возок сена сегодня пошел на скотный. Коровы — одна тень осталась. Хоть ремнями подвязывай. Лошадей тоже едва держим…