— За песнями у нас дело не станет, — задорно ответила девушка, что первая заговорила с Кургановым.
Попрощавшись с девушками и ребятами, Курганов сел в машину.
Ехали молча. Михаил Сергеевич машинально следил за узкой серебристой полосой света, бегущей впереди машины, но не видел ни этой полосы, вообще ничего вокруг. Мысли были поглощены событиями последних дней, звонком Рощина из Дубков, впечатлениями от болотовской, темной, глухой улицы, от встречи с ребятами на дороге. Нельзя же и дальше так жить людям, как живут в Дубках или в этом Болотове. Они должны, имеют право жить иначе, по-другому. Только как это сделать? И сделать быстрее?
Мысли вновь вернулись к выступлениям некоторых колхозных вожаков, опубликованным в московских и некоторых центральных газетах. Они поднимали вопрос о слиянии мелких деревень, переустройстве колхозных сел. Может, и нам заняться этим? Но для Приозерья, где колхозы находились в особенно плачевном состоянии, эта идея даже самому Курганову сначала показалась несбыточным и каким-то недосягаемо далеким. Мысль эта, однако, не оставляла его, тревожила уже давно. И эта стремительная поездка по ночным деревням была предпринята под ее воздействием.
Курганов, видя, что шофер поворачивает с шоссе к дому, торопливо проговорил:
— В райком, Костя, в райком.
— Так ведь ночь же, Михаил Сергеевич.
— А мы на полчасика.
Ему хотелось сейчас, именно сейчас поговорить, посоветоваться с товарищами. Но, уже сняв трубку телефона, он вновь положил ее на рычаг. Нет, пока не надо…
Курганов был человеком увлекающимся, немного романтиком, но взнуздывать себя умел. Хоть и не очень легко это далось ему, но так он сделал сейчас. Рядом с радужными, захватывающими мыслями о крупных, красивых селах, сияющих яркими уютными огнями, возникали тревожные сомнения. Ведь только что прошло укрупнение, новые хозяйства еще не сложились. Люди пока не привыкли и к этому новшеству. Но тут же думалось и по-иному. «Ведь ломку-то полей, севооборотов да всего хозяйства мы все равно затеяли? И ломку основательную. Так не лучше ли делать сразу? Ведь разобщенные, мелкие села и деревни неизбежно будут сковывать нас, тянуть к старому». Вот так, споря сам с собой, приводя и взвешивая то один, то другой доводы, Михаил Сергеевич отправился домой.
Когда среди ночи Елена Павловна зашла в его комнату, Михаил Сергеевич стоял около окна, сосредоточенно вглядываясь в морозную мглу.
— Ты что это полуночничаешь? Люди скоро вставать будут, а ты бодрствуешь. Спать, спать немедленно.
— Ну ладно, ладно, не шуми. Спать так спать. Я человек дисциплинированный…
Глава 27НЕЖЕЛАТЕЛЬНАЯ ВСТРЕЧА
Проводить партийное собрание в Березовку приехал Удачин. Он вошел в правление, потирая руки, шумно отряхиваясь от снега, и остановился у порога. Склонившись над столом, почти касаясь головами, сидели, рассматривая какие-то планы, Озеров и Родникова.
Он, разумеется, знал, что Родникова работает здесь, и сначала задумался: ехать или не ехать в «Зарю». Но потом высмеял себя: «Что это я, будто боюсь чего-то?» Глубоко, подспудно жила в нем и другая мысль — может прошла у Нины обида, может, и она думает о встрече, как и он? А Виктор Викторович думал об этом не раз и не два.
Здороваясь с Ниной, он пытливо посмотрел ей в глаза. Нина быстро отвела взгляд. Удачин, однако, хорошо заметил, как много в ее глазах неприкрытой досады от встречи с ним и ледяной и непреклонной отчужденности. Удачин снял и аккуратно повесил пальто, причесал волосы и, закурив папиросу, сел к столу.
— Над чем так усиленно трудитесь?
— Готовимся к собранию, — мрачно ответил Озеров и про себя подумал: «Что это они в райкоме-то? Ведь знают наши отношения. Неужели нельзя было прислать кого-нибудь другого?»
Но хотя Николай и ворчал про себя, той злости, которая была у него на Удачина раньше, уже не чувствовал. Велика, неистребима была у Озерова вера в хорошие свойства людей. Вот и сейчас он приказал себе: «Ладно, Озеров, спрячь свои обиды. Удачин приехал проводить собрание, ну и пусть проводит…»
— Вот посмотрите. — Николай придвинул Виктору Викторовичу бумаги, что они смотрели с Ниной. Удачин взял папку, прочел вслух:
— «Уточнения правления колхоза «Заря» к производственному плану на 1952 год». Так, так. Вы что же, и этот вопрос обсуждать хотите?
— Да, думаем.
— А стоит ли? Ведь собрание-то организационное? Может, по поводу плана специально соберетесь?
Озеров стал возражать:
— У нас все готово, и откладывать нет смысла.
— Ну, а если затянется первый вопрос?
— Выборы-то? Нет. Думаю, что нет. Люди у нас понимающие.
— Значит, обсуждаем оба вопроса?
— Да, давайте оба.
Виктору Викторовичу ничего не оставалось, как согласиться.
…Коммунисты пришли дружно. Не успел Виктор Викторович закончить телефонный разговор с Приозерском, решив предупредить, что задерживается, а люди уже были в сборе. Организационные дела заняли совсем немного времени. Партийным секретарем колхоза единодушно избрали Макара Фомича. Удачин напутствовал его:
— Ну, бери, Фомич, бразды правления в свои руки.
— Раз оказано такое доверие, то что же? — И Макар Фомич сел за стол.
— Теперь давайте, товарищи, потолкуем о наших хозяйственных делах. Слово председателю.
Николай оглядел собравшихся. Не много еще было коммунистов в «Заре» — всего семь человек. Но, глядя на этих людей, на их серьезные озабоченные лица, Озеров почувствовал себя увереннее и спокойнее.
— Объединились мы пока только на бумаге. А надо, чтобы мы все, все наши люди поняли это умом и сердцем. Ведь сопротивление некоторых бригад размещению новых культур, требование рубцовской бригады об отделении говорят о том, что нет еще у нас настоящего коллектива. Давайте думать, как нам сплотить, объединить наших людей. Без этого нечего и думать поправить наши дела. Я доложу вам сейчас наши изменения к плану колхоза. Но повторяю еще раз — все останется на бумаге, если не сумеем организовать людей… Вот наш агроном, — продолжал Озеров, — да и мы с Фомичом прикидывали и так и этак — нельзя нам соглашаться со спущенным планом. По старинке он составлен, без учета времени и условий. Зачем, например, нам столько овса? Родится он у нас плохо, культура невыгодная. Теперь лен. Я не специалист, но знаю — в наших краях он не очень хорошо родится. Это хорошо удается на севере и северо-западе. Три года он был у них в плане, и три года был провал с урожаем.
— Раньше лен здесь сеяли, — заметил Удачин.
Беда ответил:
— Давно это было, Виктор Викторович, очень давно. Когда мужики в домотканых штанах ходили.
— Но все-таки сеяли?
Нина заметила:
— Тут у нас небольшое разногласие. Я считаю, что ото льна нам не надо отказываться. Если его с умом растить — золотая культура.
Озеров возражать не стал:
— Ну хорошо. Это можно обсудить. Но все равно план надо перестраивать.
— Что вы предлагаете? Какие ваши-то наметки? — спросил Удачин.
— А наши наметки здесь. — И Николай показал на папку, что лежала перед Виктором Викторовичем.
— Наши планы, — несколько громче обычного проговорила Нина, — таковы: кукуруза — пятнадцать гектаров, капуста — десять, овес — уменьшить вдвое. Картофель — увеличить…
Удачин слушал ее и думал: «Уверенность-то какая. И задор».
Виктор Викторович мысленно ругал себя, что вызвался ехать на это собрание. Он видел, что руководители «Зари» в своих расчетах крепко держатся за землю и переубедить их будет нелегко. Поддерживать же Озерова у него не было никакого желания. Да и почему надо потакать им? Ведь у района план, утвержденный областью. И если каждый колхоз будет кроить спущенные ему задания так, как захочет, то что же будет? Чем район и область будут рассчитываться с государством?
— Все это, конечно, хорошо, — сказал он. — Только вы не учитываете одного важного обстоятельства. — И уже желчно закончил: — Одну «незначительную мелочь». Интересы государства.
Удачин и сам был не рад, что сказал это. Собрание вдруг загудело, людей будто подменили.
Говорили и Беда, и Уханов, и Хазаров, и колхозники, что до сих пор сидели молча. Коммунисты не просто выступали, не просто спорили, они предлагали, спрашивали… Один за другим сыпались вопросы:
— А если мы вместо овса посеем горох? И нам лучше, и государству. Он у нас здорово родится…
— Капусты сдадим не пятьсот центнеров, а, допустим, девятьсот — годится?
— Картофеля тоже вдвое больше. Плохо?
— Кто живет посевернее, пусть ленок растит, у кого овес родится — пусть овес сеют, а мы за них капустку…
Виктор Викторович, слушая эти вопросы, реплики, предложения, думал: «Распустили мы людей. При Баранове не то было: цыкнул бы — и все, и точка. А теперь? Попробуй. Товарищ Курганов такие турусы на колесах разведет…»
Он уже устал и думал о том, как бы поскорее закончить собрание. Ему вдруг все здесь сделалось чужим, ненужным. «Ну горох там, овес или вика? Какая мне разница? Чтобы кто-то вроде товарища Озерова или Курганова получил за меня, за мои труды и усилия славу, аплодисменты, одобрение начальства? К чертям. Пусть сеют, что велено». Он хотел сказать об этом резко, но раздумал и решил сделать иначе: поручить правлению еще раз все подсчитать и затем приехать в Приозерск.
— А вы нас там будете поддерживать? — прямо спросила Нина. Удачин, пожав плечами, суховато ответил:
— Гарантировать не могу, план сверстан и по району, и по области.
— Но переверстать его еще можно, Виктор Викторович. Уж поверьте…
После собрания, когда Удачин собирался уезжать, Макар Фомич предложил:
— А может, перекусить бы. Вам — на дорогу, нам — на сон грядущий. А?
Озеров и Удачин молчали.
Беда спросил:
— Ко мне пойдем или к вам?
Озеров пожал плечами:
— Пожалуйста, можно и ко мне.
— Пойдемте, Виктор Викторович. Он как-то накормил меня довольно вкусной жареной колбасой.