— Не надо, что вы, не надо!..
Сказала тихо, чуть слышно, но Озеров сердцем услышал ее, почувствовал душой ту глубокую веру в него, которая была в голосе Нины. Какое-то новое чувство, еще более могучее, чем его желание, заставило Николая очнуться. Он отпрянул от Нины.
— Извини, Нина. Рассудок теряю, когда ты рядом…
Нина помолчала. Она поняла, каких усилий стоило сейчас Николаю сдержать себя. И, поняв это, всем сердцем, всем своим существом почувствовала, как он близок и дорог ей. Близок и… далек, недосягаемо далек в одно и то же время.
С этой минуты Нина поверила в Николая безгранично и навсегда. Потребовались бы какие-то совершенно особые события, чтобы разубедить, разочаровать ее, заставить отступиться от этой глубокой веры. Такой уж был у Нины Родниковой характер…
Теперь они поняли, что их отношения прежними быть не могут. Рано или поздно, но придется кончать с этой мучительной для обоих неопределенностью…
Озеров был растерян. Впервые он не мог принять никакого решения. Имеет ли он право на чувство к Нине, право на то, чтобы связать свою судьбу с судьбой этой чудесной девушки? Ведь в нем все еще жила вера в то, что вернется, приедет Надя. И хотя эта мысль сейчас не вызывала ни волнения, ни радости, она, однако, сковывала его душевные силы, парализовала решимость, вновь и вновь порождала сомнения… Николай сотни раз задавал себе вопрос: что делать? Но ответить на него не мог. Упрекал себя в трусости, беспощадно ругал за нерешительность, но самоунижение мало помогало. Вопрос этот перед ним стоял настойчиво и неотвратимо.
Глава 33А НА ЧИСТЫХ ПРУДАХ ЛУЧШЕ…
Каждый по-своему переживает беды и жизненные неудачи. Но бесследно они не проходят ни у кого. Надежда Озерова переживала распрю с мужем тяжело, хотя и не хотела в этом признаться.
На людях она бодрилась, улыбка часто освещала ее красивое, бледноватое лицо. Но каких усилий стоили эти улыбки! Когда же Надя оставалась одна, что-то безразличное, равнодушное появлялось во всем ее облике. Задорные зеленые глаза, где, по выражению Николая, всегда прыгали чертики, мрачнели, смотрели на все отсутствующим, безразличным взглядом.
Только после отъезда Николая она поняла, как привыкла к нему и как он ей дорог. Ей не хватало его добродушной, чуть робкой улыбки, немногословной размеренной речи, его спокойной рассудительной уверенности.
Ее надежды, что Николай после истории, происшедшей с ним в Приозерске, одумается, вернется с повинной, не оправдались. Вместо возвращения в Москву он забрался в какую-то Березовку. Подумать только, грамотный, неглупый парень, с хорошей биографией, с образованием забрался в какую-то дыру, в глушь. И, главное, сам, никто его туда не загонял. Нет, понять это было невозможно.
И вот в один из августовских дней Надежда Озерова оказалась в Березовке.
«Действительно, настоящая Березовка», — подумала Надежда, когда шла по песчаной деревенской улице, по бокам которой, словно солдаты в строю, стояли толстые раскидистые березы. Сквозь ажурное кружево их листвы виднелось бездонное голубое небо. Улица была почти пустынна. Только кое-где на лужайках или на крыльце то одного, то другого дома небольшими стайками толпились деревенские ребятишки. Одни во что-то играли, другие оживленно спорили, третьи дрались. Дети долго провожали приезжую любопытными взглядами, а потом снова возвращались к своим делам.
Когда Николай увидел на крыльце своего дома Надежду, его запыленное с дороги лицо на секунду застыло от удивления. Что случилось, почему Надя здесь? Ни радости, ни волнения от встречи он не ощутил. Сейчас же пришла мысль о Нине и обожгла его горячей, ноющей тоской. Захотелось скрыться, исчезнуть, никого не видеть. С трудом отогнав от себя эти мысли, он подошел к крыльцу.
— Здравствуй. Когда приехала?
— Сегодня.
— Собралась наконец.
— Надо же посмотреть, как живешь, как хозяйничаешь.
И они пошли в дом.
…Макар Фомич и все колхозники радовались, что закончилась наконец семейная неурядица их председателя. Однако скоро все заметили, что и после приезда Надежды он не стал веселее.
— Что-то не очень развеселил вас приезд хозяйки, — подшучивали колхозники.
— Нет, отчего же? Наоборот, — отвечал Николай, стараясь улыбаться беззаботно и весело. Однако выходило это у него сухо, натянуто.
Правленцы, услышав, что хозяйка председателя не только плановик, а и опытная воспитательница, снарядили людей на побелку дома под ясли. Николай сказал об этом Наде и попросил посмотреть за работами.
— Будущей заведующей надо вникать во все — и в ремонт тоже, — добавил он.
— Заведующей? — удивленно сдвинув брови, переспросила Надежда.
— А как же?
— Не мешало бы спросить, хочу ли я заведовать вашими яслями? А такого желания у меня что-то нет.
Долгим, пристальным взглядом Николай посмотрел на жену.
— Будет шутить, Надя.
— А я не шучу.
По тону, каким были сказаны эти слова, Николай убедился еще раз, что ничто не изменилось — их распря продолжается. И все же он настойчиво старался пробудить у Нади интерес к их березовским делам.
Он показывал ей колхозное хозяйство, знакомил с людьми, возил по самым красивым местам в округе. Уже несколько раз откладывалось расширенное заседание правления по перспективному плану колхоза. Не очень ладно было проводить его и сейчас, не было Нины — она на несколько дней уехала в Приозерск. Да и время было горячее. Но все-таки Николай решил провести его именно сейчас, в эти дни.
Эскизы и макеты, вывешенные в правлении, привлекли внимание всех.
Село-сад — так можно было охарактеризовать Березовку будущего. На плане выделялся общественный центр с Домом культуры, зданием сельского Совета, правлением колхоза и школой. К площади примыкал парк, сливающийся в западной части с цепью прудов, окаймленных деревьями. А дальше как бы в дымке тумана за крышами домов и садами колхозников проступали контуры хозяйственных построек.
Когда поздно вечером возвращались с правления, откуда-то взялся холодный ветер, разошелся дождь, и на дороге в редких проблесках луны то тут, то там поблескивали лужи. Капли дождя монотонно барабанили по крышам, словно не август был, а поздний сентябрь. Николай не замечал этого. Он все еще был во власти мыслей и планов, которые только что обсуждались. Для него, как и для каждого из здешних людей, это были не просто цифры, не просто чертежи. Это была их жизнь, смысл существования. Отвечая своим мыслям, Николай прижал к себе локоть Нади.
— Знаешь, Надюха, что тут самое главное?
— Где это — тут? О чем ты?
— Ну, о сегодняшнем обсуждении. Главное здесь то, что все это реально. Ну прямо-таки самая настоящая действительность. Пройдет всего несколько лет, и в нашем колхозе не будет вот таких хибарок. — Он показал рукой на ряд изб. — Все колхозники будут жить в хороших, светлых домах. Будет электричество, радио, телевизоры. Ребята не будут бегать за семь верст в школу. Несколько лет — и никто не узнает Березовку… Я порой оглянусь вокруг и все это наяву вижу, честное слово.
Надя тоже огляделась кругом и… ничего не увидела. Ее окружала ночь, она давила своей тяжелой, непроглядной тьмой. Да еще ветер, сырой и холодный, нудно пел свою песню и брызгал холодными каплями дождя.
«И все это, может быть, на всю жизнь», — тоскливо подумала Надя. Она невольно вздрогнула от этой мысли. Ей вдруг вспомнились Чистые пруды, шум московских трамваев, яркие вспышки огней, уютная, обжитая квартира. Даже сварливая соседка представлялась теперь удивительно простой и приятной.
— А на Чистых прудах все-таки лучше, — зябко поеживаясь, проговорила Надя.
Николай помедлил немного и устало ответил:
— У нас будет не хуже.
— Свежо предание…
— Вот посмотришь.
— Не хочу я смотреть…
Прошло еще несколько дней. Наконец Надежда спросила мужа напрямик:
— Скажи, ты надолго решил обосноваться здесь?
— Насовсем.
— Я без шуток спрашиваю.
— Надя, это же прежний наш разговор. Я думал…
— Ты думал, что раз я приехала к тебе, то согласна жить в этой дыре? Нет, дружок, ошибаешься. Глубоко ошибаешься. Я прожила здесь немного, а мне кажется, что прошло года два.
Опять долго длился разговор…
Тогда Озерова решила прибегнуть к последнему, самому сильному средству, заявив, что будет устраивать свою жизнь без него…
— Ты что… о разводе говоришь?
— А ты что же думаешь, весь свет на тебе да на Березовке сошелся?..
На вокзал Надежда уехала одна.
Николай думал так: «Будет легче не видеть, как она сядет в поезд, как уедет…» Но скоро он уже беспощадно ругал себя за то, что не поехал проводить. Ему казалось, что он грубо, несправедливо обошелся с ней, ненастойчиво протестовал против отъезда. Вскочив в попутную полуторку, он помчался на станцию.
Вот платформа, голубой поезд, впереди него электровоз с ажурной фермой на крыше. Надя стояла на подножке вагона, рассеянно оглядывая привокзальные строения, серые и красные крыши городка, раскинувшегося за вокзалом.
Николай торопливо бежал к ее вагону. Увидев его, Надежда на какое-то мгновение обрадовалась, но обида тут же вспыхнула вновь. «Прибежал, запыхался», — подумала она и посмотрела на мужа холодно, выжидающе. В грязных сапогах, в поношенной, пропотевшей гимнастерке он показался ей сейчас невзрачным, серым и… чужим.
— Надежда, подожди, сойди на минутку…
Но она лишь спустилась на одну ступеньку и сказала:
— Слушаю тебя.
— Погоди, не уезжай.
— Опять одно и то же. Скажи лучше, как с квартирой?
— А что с квартирой? — не поняв, переспросил Николай.
— Я хочу перевести ее на себя.
— Это пожалуйста. Только неужели у нас так все и кончится? Ведь глупо же, пойми.
— Все это, Озеров, я слышала.
Поезд тронулся и пошел, постукивая колесами на стыках рельс.
— Вот и все, — вслух проговорил Николай, провожая взглядом состав, который увозил Надю. Надю, что была частицей его жизни… Задний фонарь на площадке вагона долго светился красной тревожной