а два. Понимаете, на целых два месяца.
Нина стояла здесь же и задумчиво смотрела на поля, зябшие под мелким осенним дождем, на дорогу, вьющуюся меж ними.
Николай подошел к ней, обеими руками взял ее чуть дрожавшую руку. Многое, очень многое хотелось сказать ему Нине. О том, что привык к ней, что без нее ему будет мучительно тяжко… Он и в самом деле страшился сейчас остаться без ее ласковых рук, без заботливых, немногословных советов и требований… Да что тут говорить. Он хотел бы объяснить, что просто-напросто очень любит Нину, и это хотел ей сказать давно. Когда она долгие часы сидела у его постели и когда ее ресницы слипались от усталости. Но не сказал. И не потому, что не сделал выбора или сомневался в своем чувстве, — нет, выбор теперь был сделан окончательно и бесповоротно. Но сдерживали другие мысли: «Зачем я ей такой нужен? Женатый, больной и вообще… Епиходов, двадцать два несчастья…» Не выпуская руки Нины, Николай проговорил:
— Спасибо вам, Нина Семеновна, за все спасибо. Вот еду…
— Это очень хорошо. Поправляйтесь.
— Обязательно поправлюсь. Беру на себя самые категорические обязательства.
Николай постоял еще минутку, вздохнул и пошел к тарантасу. Поправил чистую пеструю домотканую дорожку на пахучем сене, уселся в углу просторного сиденья.
Застоявшаяся Звездка, неторопливо перебиравшая тонкими ногами, взяла с места легкой, спорой рысью.
Глава 36СТОЯНИЕМ ГОРОДА НЕ ВОЗЬМЕШЬ…
Курганов не любил откладывать дела — ни большие, ни маленькие. Сегодня надо сделать все, что можно. Будет утро, будут и новые заботы. И если уж он что-либо откладывал, то для этого были важные причины.
Отложил он и свои мысли о сселении приозерских деревень, но возвращался к ним постоянно. Про себя решил, что вплотную к ним подберется сразу же после окончания сельскохозяйственных работ. А пока надо было еще и еще раз все изучить. И Михаил Сергеевич, как только выдавался свободный час, рылся в книгах по строительству, в сборниках проектов, архитектурных альбомах. Исподволь готовил множество расчетов, выкладок, данных.
Сомнения у него были, окончательно они все еще не ушли, но их становилось меньше. В газетах активно обсуждалась эта проблема. Выступали председатели колхозов, агрономы, архитекторы. Мнения высказывались разные, но многие склонялись к тому, что переустройство деревень и сел надо начинать не откладывая.
Он в тот день был в одном из колхозов, когда ему позвонили из райкома и сообщили, что в «Правде» опубликована статья Н. С. Хрущева о перестройке колхозных сел. Скоро из сельсовета привезли и саму газету. Курганов прочел ее залпом и поспешил в райком.
Костя давно уже не видел Курганова таким нетерпеливым и нервно взъерошенным. Он торопил Костю, часто посматривал на часы и потом уже, подъезжая к Приозерску, видимо отвечая своим мыслям, проговорил вслух:
— Круто, круто берет Никита Сергеевич. Ничего не скажешь. Но, может, так и надо. С горы-то оно виднее.
Заехав в райком, Курганов позвонил Удачину.
— Не спите, Виктор Викторович?
— Нет еще.
— Могли бы заглянуть в райком? Время, правда, уже позднее, но хочется поговорить, не откладывая. Мы недолго — часик, полтора. А? Очень прошу.
— Хорошо. Сейчас приду, — не без досады ответил второй секретарь.
«Ничего, пусть посердится», — подумал Михаил Сергеевич и начал звонить на квартиру Мякотину.
— Что это ты словно на пожар летишь, хотя бы оделся как следует, — зло упрекнул того Удачин, когда они встретились в коридоре райкома.
— Да ведь срочно вызывал-то. Куда уж тут красоту наводить, — оправдывался Петрович.
Курганов встретил их приветливо и попросил извинить за столь поздний вызов.
— О чем речь, Михаил Сергеевич? Раз надо, значит, надо, — ответил на это Мякотин, устраиваясь у стола Курганова.
Курганов некоторое время молчал, прохаживаясь по красной, изрядно вытертой дорожке кабинета, пытливо вглядываясь в лица собеседников, словно еще сомневаясь, начинать разговор или подождать? Наконец обратился к Мякотину:
— Скажите, Иван Петрович, сколько у нас в районе деревень и сел?
— Около трехсот.
— А точнее?
— Триста четырнадцать.
— Так. А населения?
— Сто десять тысяч.
— Так, так. — Ход мыслей Курганова был совершенно не ясен ни Мякотину, ни Удачину, и они глядели на него вопросительно.
— Плохие у нас деревни, — продолжал Курганов. — Очень плохие.
— Ну не все. Есть такие, что и Приозерск может позавидовать. Алешино, например, Островцы, Голубево. — Мякотин с гордостью произнес названия этих деревень. — Островцы — что твой город: электростанция, кинотеатр, две школы, больница, радиоузел. Ну да что тут говорить. Это же Островцы!
— Островцы, Алешино — это, конечно, хорошо. Но сколько у нас таких сел? Раз-два, и обчелся. Вы «Правду» сегодня читали?
— Я только взялся за нее, а вы сюда вызвали, — объяснил Мякотин.
А Удачин вяловато уточнил:
— Вы имеете в виду статью товарища Хрущева?
— Да, именно ее.
— Читал, читал. Как же.
— А что там такое? А? О чем речь? — беспокойно спросил Мякотин.
Курганов, обращаясь к обоим сразу, заговорил:
— Колхозы мы объединили? Объединили. Теперь надо идти дальше. Надо сселять деревни!
— Сселять деревни? — недоуменно спросил Мякотин. — Зачем?
— Да. Сселять. Создавать колхозные усадьбы, укрупненные села.
— Но товарищ Хрущев ставит вопрос иначе. Новые современные поселки, агрогорода.
Курганов повернулся к Удачину:
— На эти масштабы мы размахиваться не будем. Но собрать многие мелкие, разрозненные деревни и села в более крупные, постепенно благоустроить их мы вполне можем.
Виктор Викторович молчал, сосредоточенно глядя в одну точку, Мякотин тревожно глядел то на первого, то на второго секретаря. Потом спросил:
— А старые деревни? Рушить?
— Переносить на новые места.
— Ого. Легко сказать…
— Нет, Иван Петрович, и сказать нелегко. Очень даже нелегко. С зимы эти мысли у меня в голове. Не решался говорить, пока пресса не высказалась. Не с кондачка предлагаю, а сделав все расчеты и прикинув «за» и «против». Предварительно пока, конечно. — Он показал на толстую папку с подсчетами и выкладками. — Но чем больше думаю, тем больше уверен, что если мы не сломаем эту так называемую нашу специфику, в силу которой мелкие селения, куцые деревушки — это якобы характерная исторически сложившаяся особенность Подмосковья, ничего мы с вами не сделаем. Какими правилами, какой жизненной необходимостью, какими природными и экономическими условиями оправдывается разница между Островцами и, например, Болотовом? Да нет этих оснований, никаких нет, даю вам слово. Ну, когда жили единолично, врозь, когда чувство локтя, соседского плеча проявлялось лишь в редчайших случаях, — то ли при стихийном бедствии, то ли при какой другой беде, — это еще было понятно — тогда эти карликовые гнезда не вызывали да и не могли вызвать каких-либо вопросов и сомнений. Люди жили и жили, довольствуясь теми мизерными радостями и благами, которые были в состоянии дать две или три десятины земли. Одним словом, тогда все это было и понятно и терпимо. Но не теперь.
— Значит, агрогорода? — Удачин спросил спокойно, и даже Курганов, все больше и больше узнававший своего помощника, не заметил сразу той нотки, что закралась в фразу, как мышь в копну. Однако что-то насторожило Михаила Сергеевича, и он, словно подтолкнутый этим, еще горячей стал развивать свою мысль.
— Хорошие современные поселки. Сельский житель имеет право на все, что имеет город.
— Дедами и отцами насиженное ломать придется, — сказал Мякотин. — Трудная это штука.
— Да, трудная. Знаю. Но необходимая. Ну, посудите сами, какая, к черту, в наше время жизнь без школы, без клуба, без библиотеки и кино? Как-то ехал я ночью по району. Встретилась группа молодежи. Десять верст ребята отшагали, чтобы в кино попасть. А школьники? За семь-восемь, а то и за десять километров в школы ходят.
— Ну, в каждой деревне школу, клуб и родильный дом мы все равно не построим, — мрачно заметил Удачин.
Курганов согласился:
— Это верно, в каждой не построишь. Но из этого и следует вывод, что деревни должны быть крупнее.
— Дело, скажу прямо, заманчивое, но поразмыслить надо, — задумчиво проговорил Мякотин.
Удачин заметил:
— Здесь много «за», но много и «против», Михаил Сергеевич. Больше, пожалуй, «против».
Курганов, ревностно проверявший правильность своих мыслей на мнениях людей, подхватил эти слова:
— В каждом деле есть плюсы и минусы. Бояться минусов, если они все же дадут плюсы, — не надо.
Виктор Викторович усмехнулся:
— Боюсь, что очень долго придется ждать этих плюсов.
— Долго ждать, говорите? Нет, Виктор Викторович. Нам ждать долго нельзя. Нам район поднимать надо. И поднимать быстро. Вы это знаете.
— Разумеется. И вполне согласен с этим.
— Так вот, сселение — это еще одна мера, которая должна нам помочь.
— Теоретически — возможно.
— Почему теоретически? И практически тоже. Если хотим поднять деревню, а мы за это с вами и боремся, мы должны сделать так, чтобы не из деревни люди бежали, а наоборот, в нее тянулись. Значит, надо…
— Надо прежде всего давать людям зарабатывать, — вставил чуть раздраженно Удачин.
— Да, вы правы, надо, чтобы колхозники хорошо получали за свой труд. Но не только в этом дело. Люди-то стали другие, запросы их возросли. Теперь не много таких, кто довольствуется лишь сытым желудком да длинным сном. Им подавай хорошую книгу, новый фильм, красивое платье, разумный отдых. И это правильно, черт возьми! Очень правильно, и если сейчас таких требований мы слышим мало, то через год их будет больше, а потом еще больше. Как же тогда быть?
В кабинете наступило долгое молчание. Было слышно, как потрескивают дрова в печке.
Курганов терпеливо ждал, когда Удачин и Мякотин начнут говорить. Наконец это ему наскучило, он не любил тугодумства. С ноткой нетерпения проговорил: