— Что же молчите?
— Я, пожалуй, скажу, Михаил Сергеевич, — вздохнул Иван Петрович, вскинув свою лысоватую, низко посаженную в плечи голову. — Скажу вот что. Все это, конечно, хорошо, все очень заманчиво. Но опасаюсь я, очень опасаюсь. Я мужик, крестьянин и знаю, как подниматься с насиженного места. У каждого здесь корень жизни, если можно так сказать. И огородик, и садик, и банька, и погребок. А ведь даже птица и та свое гнездо бережет. Трудная эта задача, Михаил Сергеевич, очень трудная.
Иван Петрович говорил, волнуясь. То, что обсуждалось здесь, было слишком близким ему, Мякотину, чтобы он мог говорить спокойно. Ведь речь шла о приозерских деревнях, которые он очень хорошо знал, знал, как бились эти деревни в нужде, с каким трудом вставали на ноги, как много тяжелого оставалось еще в быте и жизненном укладе этих сел… Иван Петрович знал и то, что мысли и предложения, подобные кургановским, подобные тем, что высказывали в газетах известные стране люди, знатоки деревни, возникали не раз и не два у многих сельских работников. Все это так. Но решиться на такое, вот так, сразу…
Мякотин, кажется, еще не закончил, хотел, видимо, продолжить свою мысль, но Удачин, воспользовавшись паузой, заговорил тоже.
Сначала он воспротивился предложению Курганова. Что он еще выдумал? Зачем? Но чем больше проходило первое впечатление, тем яснее понимал Удачин, что предложение Михаила Сергеевича выходит за рамки обычного текущего дела, речь идет о чем-то более крупном, новом и значительном. И пока Иван Петрович не очень складно от волнения излагал Курганову свои сомнения, Виктор Викторович решил круто изменить курс… Ведь если дело пойдет — о нем заговорят на всю область, да и не только на область. А может, даже это и не только Курганова предложение? Он же вхож к Заградину. Может, ему подсказали? Тогда тем более надо поддерживать. Глупо стоять от такого дела в стороне. «Да, тут, пожалуй, нельзя промахнуться, — думал Удачин. — Ну, а если неудача? Если не пойдет? Если шапку наломают? Что тогда? А тогда… Тогда будет отвечать прежде всего тот, кто его затеял…»
— Я вижу, что вы досконально изучили это дело. Как же его не поддержать? Масштаб у вас, Михаил Сергеевич, скажем прямо…
— Ну, вы это оставьте, — недовольно поморщился Курганов. — Вы о деле давайте, о деле…
— А я о деле и говорю, — не унимался Удачин. — Из песни слова не выкинешь, а то, что хорошо, то хорошо, тут уж ничего не сделаешь. Одним словом, я за это предложение. Давайте раскручивать.
Курганов возразил:
— Нет, нет. До этого еще далеко. Спешить не будем. Надо еще и еще раз все обдумать, подготовиться. Начинать будем, когда все выясним, обсудим. Исполкому, Иван Петрович, придется очень много поработать. Надо подготовить точные данные о населенных пунктах, количестве людей, состоянии построек. Землеустроителям и агрономам поручите готовить предварительную планировку центральных колхозных усадеб. Пусть определяют места постройки ферм, полевых станов, культурных учреждений, рассчитают затраты средств, материалов, транспорта. Пока хотя бы в приблизительном виде. Без таких материалов ничего ни обсуждать, ни тем более начинать нельзя.
— Михаил Сергеевич, — озадаченно протянул Иван Петрович. — Придется кое-кого из районных организаций подключить, наш аппарат не осилит.
— Подключайте, но шуметь не надо.
…Удачин шел домой торопливо. Был он страшно возбужден, какое-то неосознанное беспокойное чувство не давало ему покоя. «Может, и в самом деле что-то большое затеваем? А? Да, приходится признать, что Курганов не глуп, с размахом, а главное — со связями. Конечно, он с кем-нибудь советовался, это ясно, но все равно придумано здорово».
Думал обо всем этом и Мякотин: «Да, нешуточное дело затеваете вы, товарищ Курганов. Нешуточное. Как-то мы его вытянем?» — мысленно продолжал он разговор, начавшийся в кабинете, и, представив себе упрямое лицо Михаила Сергеевича с какой-то суровой уверенностью в серых усталых глазах, проговорил:
— У таких все выходит. — Сказал это с чувством невольного уважения к человеку, которого так долго не хотел признавать ни умом, ни сердцем.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
В обком Курганов приехал рано, сотрудники отделов только шли на работу.
Он уже знал, что Заградина в Ветлужске нет, он находился в Москве, и поэтому сразу пошел к Мыловарову — секретарю обкома по вопросам сельского хозяйства. Друг друга они почти не знали, так как Мыловаров был избран совсем недавно. Тем не менее беседа наладилась быстро.
Владимир Павлович Мыловаров — подчеркнуто важный, подтянутый, с копной вьющихся седых волос — внимательно слушал Курганова, не перебивая ни одним словом, ни одним вопросом. Когда Михаил Сергеевич кончил, деловито спросил:
— Вы, насколько я помню, у москвичей были?
— Да, был. Именно под влиянием их опыта у нас и возникла эта мысль.
— По-моему, ваше предложение исключительно важное. Я думаю, что это, как бы это поточнее выразиться, это именно тот шаг, который сейчас нам нужен. Жаль, что нет товарища Заградина. Но я знаю, что он по этим вопросам подробно беседовал с товарищами из Московского обкома и тоже был у них. Уверен, что вашу инициативу одобрит. Послезавтра у нас бюро, посоветуемся, и я вам сразу позвоню.
Они долго еще говорили о предстоящей работе. Мыловаров посоветовал связаться с облзо, облисполкомом, заглянуть в проектный институт, в облплан.
В Приозерск Курганов вернулся окрыленный. Хотелось, как это всегда бывает перед большим делом, скорей быть на месте, у его истоков.
Удачин встретил Курганова вопросом:
— Ну, как, Михаил Сергеевич, одобряют?
— Обещали поддержать.
— Заградин?
— Нет, он в Москве. Был у Мыловарова, в облисполкоме, в облзо…
— Очень хорошо. А то у нас весь район гудит.
— Как это? Почему?
— Такое дело, Михаил Сергеевич, не утаишь. Поехали по сельсоветам агрономы, землеустроители, поля обмеряют, места для центральных усадеб приглядывают. Кто же не догадается? Так что откладывать нельзя.
— Откладывать нельзя, но и спешить не следует. А шуметь без толку — тем более. Ну, да ладно, как говорится: стоянием города не возьмешь. Давайте думать, как поведем дело…
Глава 37ВЫ САМИ ХОЗЯЕВА…
Идея сселения деревень и создания крупных сел была по-разному встречена в колхозах района — где с одобрением, а где с опасением и тревогой. Но, раз взявшись за дело, Курганов не любил останавливаться, Туда, где предложение о сселении вызвало особо бурные дебаты и споры, он выезжал сам, посылал Удачина, Мякотина, членов бюро. Людей убеждали настойчиво и терпеливо.
Кое-где уже начинали подготовительные работы — заготовляли лес, кирпич, кровельные материалы. В исполкоме и райзо то и дело раздавались требования: прислать землеустроителей, геодезистов, техников-строителей. Представители колхозов настойчиво добивались типовых проектов домов, зданий клубов, школ. В районе их не было, приходилось посылать людей в область. Но там требования удовлетворялись тоже с трудом, потому что область велика, а благоустраивать села по примеру москвичей и приозерцев начали и другие.
Снова, как и в недавний период объединения колхозов, день и ночь горел свет в райкоме, снова сюда шли и шли потоком письма, сообщения, телеграммы, раздавались телефонные звонки.
Утром одного из таких горячих дней позвонил Заградин.
— Курганов? — услышал Михаил Сергеевич знакомый голос. — Доложи-ка, что делается, какие новости?
— Дела идут, Павел Васильевич. Великое переселение народов начинаем. Если все пойдет, как сейчас, то переброску, сселение многих деревень проведем — без благоустройства, конечно, — уже в этом году.
— Вот что, я к тебе собираюсь. Хочу посмотреть, как и что. Выеду через час.
В середине дня к райкому подкатила большая черная машина Заградина. Павел Васильевич сразу же заторопил Курганова ехать в колхозы.
— Только давай, Сергеич, показывай не те села, где эта затея решается более или менее безболезненно. Такие колхозы у вас есть, я знаю. Но в деле, что начинаете, не они будут делать погоду.
— Дело, конечно, не простое. Где-то пройдет полегче, где с трудом. Там аплодисментов мы не ждем.
— Вот и поедем туда, где ты их не ждешь.
— Тогда в Завьялово, в «Эру социализма».
В Завьялове никто не знал об их приезде. Они направились на шум машин к крытому току. Колхозники сортировали зерно.
— А где ваш председатель? — спросил Курганов.
— В Вербилино с агрономом уехали. На смотрины.
— Ну? У кого же свадьба?
— Какая там свадьба. Переселяться собираемся, — ответил мужчина лет сорока, одетый в стеганую фуфайку и такие же брюки.
Заградин, разглядывая горсть зерна на ладони, спросил:
— Значит, решили переменить место жительства?
— Решили, — ответил мужчина.
— Ну и как?
— Что — как? Знаете, как народ говорит: «Когда хлеб, тогда и мера, когда толк, тогда и вера».
Курганов, видя, что к разговору прислушиваются все, предложил:
— Садитесь, товарищи, устроим перерыв, ничего не сделаешь.
— А что, в Вербилине-то лучше? — усаживаясь на мешок с зерном, спросил Заградин.
— Лучше-то, конечно, лучше. Это правда, — раздалось сразу несколько голосов. — Река, озеро, лес рядом.
— Место хорошее, тут и говорить нечего. А загвоздок все-таки много, — проговорил все тот же мужчина в стеганке. — Сняться с места трудно, а на новом осесть еще трудней. Я помню, когда отец гоношил дом, так годов десять гроши-то копил. Да что там десять, всю жизнь потом кашляли. А тут не один дом…
— Но мы ведь не одни, вон сколько нас, — возразила молодая девушка, что сидела в кругу своих подруг. — Да и помощь обещают.
— Помочь, конечно, помогут. Только если государство всем будет помогать, то само с сумой пойдет. Не бездонная ведь казна-то.
Павел Васильевич слушал каждое слово, задавал то один, то другой воп