— Я тугой на слова-то. Пойму, когда пощупаю. Вот цены изменят — тогда уясню.
— Вы не слушайте его, — выкрикнул нетерпеливо сосед Лепешкина, моложавый, непоседливый мужчина. — Он у нас с закавыкой.
Кругом засмеялись, а Заградину уже задали другой вопрос:
— Как насчет сселения?
Павел Васильевич улыбнулся:
— Я рискую навлечь на себя гнев товарища Удачина и некоторых других товарищей, но скажу прямо — я за сселение. Пусть сселяются пока передовые, крепкие в экономическом отношении колхозы. Потом, по мере укрепления артельного хозяйства, будут благоустраивать свои усадьбы и другие.
Удачин, опустив глаза, подумал: «По всем позициям за Курганова стоит. Правду, видимо, говорили, что друзья-приятели они».
Обстоятельно и дотошно, как никогда, пленум обсуждал сегодня свое решение. Да это было и понятно. Ведь требовалось определить пути, по которым идти району, те неотложные меры, которые бы позволили поднять урожайность на приозерских землях. Уже более часа обсуждался проект, а предложения из зала все еще шли и шли.
Удачин нервно проговорил:
— Все в решение не запишешь.
Курганов возразил:
— Но предложения-то дельные? Это будет, в сущности, план работы райкома, да и райисполкома тоже, так что ты не ограничивай.
Когда решение было проголосовано, Курганов, обращаясь к пленуму, спросил:
— Есть ли вопросы у членов пленума?
— Есть, — не спеша проговорил Беда и поднялся с места. — Здесь шел разговор о товарище Удачине.
Курганов повернулся к Заградину:
— Как будем решать, Павел Васильевич?
— Это право пленума.
Удачин сидел бледный, руки у него дрожали. Он хотел сказать что-то, но, посмотрев в зал, раздумал.
— Освободить. Хватит, — раздалось сразу несколько голосов из зала, и вслед за этим поднялся целый лес рук…
Руководящая деятельность Виктора Викторовича Удачина в Приозерье закончилась.
Когда шли со сцены, он, улучив момент, тронул за плечо Заградина:
— Павел Васильевич, как же так? За что? Что же мне теперь делать?
— Прежде всего ответьте сами себе на первый вопрос — за что? Это главное. Тогда будет яснее, что делать.
Заградин посмотрел на часы и заспешил:
— Извините, товарищи, но мне пора.
Однако, когда они вышли с Кургановым из райкома, их вновь обступили участники пленума. Кто интересовался, как скоро будут пересматриваться закупочные цены, кто хотел уточнить, какова все-таки позиция обкома по сселению деревень. Морозов с хитринкой спрашивал, какие предстоят новые реформы на селе.
Подошла Родникова. За ней чуть поодаль стоял Озеров. Курганов оживленно проговорил:
— Вы тоже здесь? Очень хорошо. Павел Васильевич, вот представляю — товарищ Озеров.
Озеров подошел к Заградину:
— Спасибо, товарищ Заградин. Спасибо. От всей души.
— Ну мне-то за что? Центральный Комитет благодарите. Как чувствуете себя?
— Теперь совсем хорошо.
— Ну и прекрасно. Как говорится: все хорошо, что хорошо кончается.
— Павел Васильевич, у меня, вернее у нас с Ниной, то есть с товарищем Родниковой, просьба есть, вернее, предложение.
— Ну, что ж, пройдемтесь. Послушаю вас.
Заградин, Озеров и Нина ходили, наверное, с полчаса. Курганов уже начал беспокоиться и крикнул:
— Павел Васильевич, где вы?
— А, перепугался? Заговор устраиваем. — Подойдя, Заградин продолжал в том же полушутливом тоне: — А знаешь, Курганов, ведь некоторые ваши товарищи крамольные мысли вынашивают.
— Не может быть!
— Чего же там не может? Товарищи из Березовки решили разжиться пяточком тракторов, десяточком культиваторов да кое-чем еще. У них все подсчитано да высчитано. Ну разве это не крамола?
— Действительно, — в тон Заградину протянул Курганов.
Озеров и Нина переглядывались, не зная, как воспринять слова Заградина. Было действительно трудно понять, шутят они между собой или говорят всерьез.
— Но это не все, — продолжал Заградин. — Сегодня на пленуме в перерыве товарищ Морозов рассказал, что он хочет сам планировать свое хозяйство. В общем, хочет основательно разгрузить и районных и областных плановиков.
Беда, до сих пор молчавший, глухо проговорил:
— Коль рубить, так уже сплеча… Это мы можем. Это мы умеем. Вот я стою и думаю — как бы в своих зачинах да починах тоже… того, опять сплеча не нарубили.
— Вы это о чем, Макар Фомич? — повернувшись к Беде, спросил Курганов.
— Да вот о тех же парах, о кукурузе опять же. Хороша штука, слов нет. Цены ей нет, если ко двору пришлась. Не стал я с трибуны толковать об этом, не хотел с горлопанами вроде Корягина в ряд вставать. Но покумекать вам, начальники, есть над чем. В стольких колхозах неудача — это не шутка. Ведь сотни гектаров прогуляли. И вся промашка вышла на правобережье. А почему? Низкие почвы там, север района. Подумать об этом следует, Михаил Сергеевич. Крепко подумать.
Заградин шутливо заметил:
— Курганов, а Курганов! Оказывается, консерваторов в Приозерье куда больше, чем ты думаешь. А?
Беда обиженно проговорил:
— Сердце болит, Павел Васильевич, как подумаю, сколько там труда людского зря пропало, сколько пота пролито.
Слова Заградина, хотя и сказанные шутливо, задели Курганова. Он озабоченно заметил:
— Ну меня противником кукурузы назвать, видимо, трудно. Верно ведь? Но скажу вам, Павел Васильевич, как на духу: Макар Фомич волнуется не зря, поправочки кое-какие внести придется. В колхозах, что посевернее, эта культура, видимо, не приживется. Так что подумать есть над чем.
Заградин спокойно ответил:
— Что ж, подумать никогда не вредно. Советуйтесь, решайте.
— Был я в этих колхозах, — все так же озабоченно продолжал Курганов, — во всех был. И говорят или думают там колхозники именно так. А глас народа, как известно, — глас божий. — Последние слова Курганов сказал серьезно, без улыбки, даже, пожалуй, строго. И в тон ему, тоже серьезно, задумчиво проговорил Заградин:
— Да, стара пословица, а мудра.
Заградин обратился к Курганову:
— Вы все хвастались своими горами. Говорили, что с Бел-камня весь ваш район виден. Может, покажете?
— Поедемте. На вершину-то карабкаться долгонько, поздновато уже, но и с малых холмов приозерские края видны как на ладони.
В машине Курганов, нагнувшись к Заградину, проговорил:
— За Озерова вам большущее спасибо. Совестно было в глаза парню смотреть.
Заградин вздохнул:
— Если бы только одному Озерову… Озеров, к сожалению, не один. Далеко не один.
Скоро приехали на Бел-камень.
Солнце еще не село, его бледно-золотистые лучи янтарем обливали верхушки берез, сосен, радужными бликами играли на гладком льду речных залысин, мириадами искр горели на сероватом снежном покрове. Но вот оно, дав людям возможность посмотреть на долину в красочном золотом оформлении, медленно и величественно скрылось за дальней волнистой линией лесов. И скоро в туманной мглистой дымке то тут, то там стали серебристыми пунктирами загораться огни. Их было много, они приветливо мигали, манили к себе.
— Когда много огней, — красиво, жизнь чувствуется, — сказал Заградин.
Михаил Сергеевич легонько повернул его к левому краю вершины и проговорил:
— Вы правобережье смотрели. А теперь взгляните сюда. Земли те же, а традиции другие, не земледельческие. Кустари, отходники, землю никогда не любили.
Заградин посмотрел по направлению руки Курганова и с трудом рассмотрел в туманном сумеречном мареве наступающей ночи еле заметные желтые огоньки. Они сгруппировались в несколько маленьких очажков, мерцали беспомощно и тускло, будто тонкие копеечные свечи.
— Без электричества? — спросил Заградин.
— Да, — вздохнув ответил Курганов.
И всем, кто стоял рядом, подумалось о том, как много еще нужно приложить сил и труда, чтобы приозерская земля давала полную радость людям.
Мчалась по Московскому шоссе навстречу влажному мартовскому ветру большая черная машина. Заградин спешил. Утром он должен быть на опытном поле, днем предстояло областное совещание строителей, на вечерние часы в обком были приглашены директора нескольких институтов.
Торопился к себе на «газике» Морозов… У него тоже было немало больших и неотложных дел. Хотелось поскорее узнать, как завершилась поездка в областной проектный институт, закончился ли ремонт парников, вернулся ли из рыбхоза Иван Отченаш и привез ли обещанных колхозу мальков…
Ехали в свою Березовку Макар Фомич Беда, Нина Родникова и Николай Озеров. Макар Фомич, привалясь на облучок, дремал, а Нина Родникова и Озеров о чем-то негромко разговаривали. Лошадь притомилась, едва трусила, но они не понукали ее. Сегодня им не хотелось спешить.
Удачин шел домой, одиноко, выбирая пустынные улицы. «Как теперь быть?» Он ругал себя за опрометчивость, за то что не угадал позицию Заградина и зря вылез с выступлением на пленуме. Главную причину своего падения он видел только в этом.
А Михаил Сергеевич Курганов вернулся в свой кабинет, подошел к окну и задумался. После тяжелого дня он устал и сейчас, когда его никто не видел, позволил себе несколько минут постоять так у окна, глядя на вечерний город и ни о чем, совсем ни о чем не думая и только целиком отдаваясь той радости, что испытал сегодня на пленуме, когда убедился, что не ошибался он, что его товарищи — приозерские коммунисты думают так же, тревоги, заботы и помыслы у них такие же, как и у него, Курганова.
Он позвонил домой, Елена Павловна, вслушиваясь в его усталый голос, спросила о самочувствии, настроении. Ей очень хотелось знать о пленуме, но она молчала. Михаил Сергеевич поспешил успокоить жену:
— Пленум прошел неплохо… Как надо прошел. Все в порядке. Как там малый?
— А что ему, спит как сурок, — ответила Елена Павловна.
— Ну и пусть себе спит. Ты тоже ложись. Я приду как всегда, расскажу подробнее.
…Ушли, наконец, последние посетители из райкома, опустели комнаты и коридоры, а Михаил Сергеевич все сидел за своим большим столом и работал.