— Шуток не понимаете, товарищ Курганов.
Макс как две капли воды был похож на того, что когда-то приехал в Приозерье за пазухой у Миши Курганова. Это было уже, наверное, третье поколение, но как же чертовски он походил на родителей. Серая пушистая шуба, обширный белый галстук от морды до самых лап и воровские зеленые искрящиеся глаза. Когда машина обдала его изрядными клубами пыли и дыма, он презрительно чихнул и, прижав уши, опрометью бросился в дом.
Костя, увидев эту сцену, без тени улыбки заметил:
— А все-таки зря мы не взяли Макса с собой. Он же у вас лодырь, ни черта не делает. А тут бы хоть уток вместо собаки из воды доставал. Какая-никакая, а польза была бы от дармоеда. А то откормили его, как бугая, а к общественно-полезной деятельности не приучили.
— А мыши? Их, по-твоему, кто ловит? — задиристо спросил Миша.
— Ну, уж во всяком случае, не твой Макс. По-моему, он от них просто прячется.
— Ну что ты такое говоришь, Бубенцов?
— Да чего там. Типичный же тунеядец. — И, считая эту тему ясной, Бубенцов обратился к Курганову-старшему:
— Какой курс брать, Михаил Сергеевич?
— Сначала в Крутоярово. Там нас Отченаш ждет.
— Ну, тогда накрылась охота. Помните, как в Ракитинские леса на кабанов ездили? Вместо охоты вы в Дубках у Лепешкина заседание правления проводили. Кабаны-то, конечно, рады были, а мы вернулись несолоно хлебавши.
— Ну нет, сегодня мы обязательно будем в Клинцах.
Бубенцов вновь взялся за младшего Курганова:
— Между прочим, я хотел спросить вас, товарищ Курганов-младший, вы что, утей-то стрелять из этого вот бердыша собираетесь? — Костя кивнул на ружье, что Миша бережно держал между колен. — Разве это ружье? Мешалка для силоса. Кто же с одностволкой, да еще шестнадцатого калибра, на охоту ходит? Ничего ты не настреляешь, Михаил Михайлович. Помяни мое слово.
Миша прошипел в ответ:
— А что вы, Бубенцов, понимаете в охоте-то?
Михаил Сергеевич, с улыбкой слушавший их негромкую перепалку, примирительно проговорил:
— Не дрейфь, Михаил, будут у нас завтра утки, будут. Утрем мы нос некоторым маловерам, да еще как.
Миша хитровато улыбнулся:
— Я бы кое-что сказал товарищу Бубенцову, да только личность его оберегаю. И так она серьезно травмирована. На лопатки положен товарищ Бубенцов. — И, чуть наклонившись к отцу, в том же язвительном тоне продолжал: — Дело в том, что одна особа окончательно указала товарищу Бубенцову от ворот поворот.
Бубенцов невесело усмехнулся:
— Самое интересное, Михаил Сергеевич, в том, что Мишель информирован точно. Погорел Константин Бубенцов. Факт. Как швед под Полтавой.
…Для Приозерска сердечные дела Кости Бубенцова, шофера парткома производственного управления, не являлись секретом. Многим было известно, что он денно и нощно «тает» по Вере Толстихиной, воспитательнице детского дома, и притом без всякой перспективы на взаимность. Было отмечено и то, что за последнее время Вера чертовски похорошела. Ее длинные, рыжего отлива косы, всегда чуть удивленно поднятые брови, белые, будто молочная кипень, зубы повергали в смятение многих представителей мужского пола.
— Понимаете, Михаил Сергеевич, — ловко, с некоторой небрежностью орудуя баранкой, вдруг заговорил Костя. — Я к ней всей душой, со всеми своими испепеляющими чувствами. Она слушает да ухмыляется. И всё вопросы подбрасывает, один заковыристее другого. То спрашивает, как я отношусь к проблеме доставки айсбергов из Антарктиды, то что я думаю по поводу освоения Амазонки, то ее стали усиленно занимать летающие тарелки. Или о своих сопляках из детдома начнет говорить. Да так, что вот-вот запоет. А они, архаровцы, так за ней гуртом и ходят, как цыплята за наседкой. Вот и сегодня. Планировал вывезти ее на лоно природы. Сейчас же каждый лужок, каждая рощица — картинка, загляденье, «в багрец и золото одетые леса», как говорил поэт. Свой «Москвич» подготовил, звоню ей. И что же слышу в ответ на свое столь увлекательное предложение? Я ребят на Бел-камень веду. Может, говорит, ты поможешь? Выходит, вместо интимных разговоров, любованья красотой осенних пейзажей, я должен буду утирать носы ее питомцам? А там, глядишь, еще и до попок дойдет. Знаю я этих головорезов. Нет, говорю, благодарю покорно. И потому решил с вами, в эти чертовы плавни податься. Все же какой-никакой интерес. — Через паузу он нравоучительно подытожил: — А ты, Мишель, слушай да мотай на ус. Сгодится для жизненного опыта. Не все же тебе со своим Максом дружбу водить. Скоро на другие игры потянет.
Миша презрительно ухмыльнулся:
— Глупости все это. Женский пол меня не занимает.
— А почему же тогда каждый вечер звонит какая-то Нина? — ухмыльнулся Михаил Сергеевич.
— Так это же Нинка Сорокина. Она по математике заваливается. Вот я и помогаю. Общественное поручение.
— Ну тогда все ясно. — И Михаил Сергеевич, чуть искоса посмотрев на Костю, обратился к нему: — Знаешь, Костя, я почему-то думал, что ты все-таки более толковый парень. Помню, еще в бытность Веры в райкоме ты все вздыхал о ней. И все никак не сговоритесь.
— Ну, говорю же вам, в науку ударилась. В аспирантуру даже метит. Не до замужества, говорит.
— Нет, Костя, я все же считал тебя более сообразительным.
Костя удивленно спросил:
— В чем же проявилась моя умственная неполноценность? Хотелось бы знать.
— Слушай. Перед самым нашим отъездом Вера звонила Елене Павловне, просила помочь вести ее питомцев на Бел-камень. Я, говорит, понадеялась на своего жениха со стажем, а он слинял. Я бы на твоем месте такие слова мимо ушей не пропустил.
Долго ехали молча, Костя то и дело поглядывал на часы. Когда же увидел встречную полуторку, резко остановил машину.
Вылезая из машины, укоризненно произнес:
— Зловредный вы все-таки мужик, Михаил Сергеевич. Не могли вовремя сообщить столь ценную информацию.
Он вытащил свой рюкзак и через мгновение был уже в кузове полуторки. Оттуда прокричал:
— В машине есть все необходимое, можете хоть полтысячи километров колесить.
— Вот шалопут, — проворчал Курганов и пересел за руль.
…Иван Отченаш ждал Курганова у поворота с большака на свою ферму. Поздоровавшись, он как о чем-то давно решенном проговорил:
— Сейчас мы с вами осмотрим некоторые объекты нашей фермы, как велел товарищ Морозов, а потом двинемся в Клинцы. Согласны?
Курганов пожал плечами.
Рядом с двумя старыми сараями, в которых моряк когда-то начинал организовывать свою ферму, выросли четыре новых птичника — аккуратные щитовые строения. Однако сейчас они пустовали, и в них стояла тишина. Птичий гомон доносился сюда лишь из-за невысокой лесной гряды, к которой вплотную подходили мелководные заливы Крутояровских плавней. Когда пришли на их берег, то Кургановы, и старший, и младший, остановились в восторге. Водная гладь залива, всех бочажков и отмелей кишела утино-гусиным населением. Белой кипенью покрывали воду плотные стаи пекинок, важно проплывали среди них гордые гусиные косяки. Гвалт над плавнями стоял несусветный. Миша наблюдал за этим утино-гусиным базаром не отрываясь.
— Сколько же их? — восхищенно проговорил он.
— Утей пять тысяч, гусиного поголовья около тысячи.
— Я вижу, водоемы даже не огорожены? Потери, видимо, немалые из-за этого, — заметил Курганов.
— Улетают некоторые, но к кормежке, как правило, возвращаются обратно. Еще одно подтверждение гениального учения Ивана Петровича Павлова об условных рефлексах. — Отченаш посмотрел на часы. — Сейчас вы будете свидетелями данного факта.
Скоро от птичников послышались гулкие, зовущие звуки звенящего под ударами рельса. И сразу же все утино-гусиное поголовье ринулось на берег, направляясь к щитовым зданиям. Гуси шли хоть и торопко, но степенно к крайнему строению. Утки, суетливо спеша, некоторые устраивая даже небольшие перелеты, направлялись к двум старым сараям.
— Обратите внимание, — заметил Отченаш, — каждая особь знает свою столовую. Путаются порой — но в основном соблюдают. Где первый раз покушают, на это место и стремятся.
Зашли к гусям. Степенное гоготанье, старательная работа над корытами. Ни драк, ни суеты.
В утиных же сараях стоял гвалт, то тут, то там вспыхивали драки. Ссоры наиболее непримиримых борцов за именно это место у лотка приходилось мирить девушкам-птичницам. Но наконец все утихомирились, конфликтов поубавилось и только слышалось стрекотание тысяч клювов, шурующих в продолговатых кормушках.
Посмотрели кормокухню, работу автоматических кормораздатчиков. Отченаш хотел еще показать изолятор для приболевших особей, но Курганов молча показал на часы.
По протоке, что дугой огибала Крутоярово, на катере двинулись в нижние плавни. Отченаш продолжал разговор, начавшийся на берегу.
— Особенно выгодна утка. Если, конечно, как следует заниматься маточным поголовьем. Гусь, конечно, тоже птица отличная, но с ним посложнее, ухода больше, в питании более привередлив. Но утка… Вот прикиньте. Каждая утка дает в год до семидесяти — восьмидесяти яиц. За сезон от нее можно вырастить ну как минимум полсотни утят. А это семьдесят — восемьдесят килограммов живого веса. Я нарочно уменьшаю цифры. У нас они более значительны. Во всяком случае, производить утиное мясо — выгоднейшее дело. Взрослый бычок весит примерно двести — двести пятьдесят килограммов. Но такого веса он достигает за три года. Подсчитайте: за это время утка дает мяса столько же. Невероятным кажется, верно? И тем не менее — факт. Наш председатель, Василий Васильевич Морозов — вы, конечно, знаете его, мужик себе на уме, — глаголить о доходах с фермы не любит, но я-то ведь в курсе. Около полумиллиона чистой прибыли в год по самым скромным подсчетам. Это без учета рыбки.
Курганов заметил:
— Морозов мне рассказывал, что с рыбой-то помучиться пришлось, не сразу получилось.
— Было дело. Прудовое хозяйство не очень-то велико, но в порядочке держим. Были промашки, были. Запустили мы мальков, не учтя того, что пруды в половодье со Славянкой и плавнями сливаются. С полой водой и ушла у нас рыбка. Что делать? Соорудили небольшую дамбу, вычистили дно, пробороновали, посеяли смесь вики с овсом. Вновь пустили мальков. В общем, пошло дело. И вот уже третий год карп на столе у наших людей. Да и в окрестных магазинах появляется нередко.