— Не проспал парень, уже хорошо. — Михаил Сергеевич пристально посмотрел в сторону сыновьего шалаша. Уток пока не было ни над шалашом, ни на воде. — Во что же он стрелял?
В этот момент воздух прорезал шелестящий посвист, словно кто-то острым ножом полоснул по туго натянутому полотну. От шалаша стремительно уносилась крупная тень птицы.
— Ну, кажется, первую кряковую проморгал, — проворчал Курганов и, поудобнее встав в шалаше, стал пристальнее вглядываться в окружающий предутренний полумрак. Скоро он заметил стремительно несущийся на его шалаш силуэт птицы. Поймал его на мушку и нажал курок. Селезень перевернулся в воздухе, словно наткнувшись на невидимое препятствие, и камнем упал в воду.
Михаил Сергеевич открыл затвор ружья, заменил патрон. И сделал это вовремя. На фоне все ширящейся полосы рассвета четко прорезалась стайка уток. Однако летели они высоковато, и Курганов стрелять не стал. Утки же, успокоенные тем, что из этих темных подозрительных кустов не последовало пугающего грохота и багряных всполохов огня, обогнули лесной мысок, сделали крутой вираж и резко опустились чуть-чуть в стороне от шалаша. Михаил Сергеевич взял на прицел кряковую, что шла впереди, и снял ее одним выстрелом. Ему, видимо, везло сегодня. Не опуская ружья, он нащупал мушкой еще одну из поднявшейся стаи и послал вдогон. Упала и эта, недалеко от первой. Михаил Сергеевич пристально пригляделся к месту, где они шлепнулись, и перезарядил ружье.
— Молодец, Сергеич, — похвалил он себя. — Так держать.
Со стороны шалаша сына тоже выстрелы раздавались один за другим, но падающих птиц Михаил Сергеевич пока не заметил.
— Наверное, темновато, потому и не видны его трофеи, — предположил он. — Утки сегодня много, не может он не подбить хоть двух-трех. А то обидно будет парню. Вот только патроны жжет не считая. Потом как бы на мель не сел.
А Михаилу Сергеевичу сегодня действительно везло. Стало уже совсем светло, из-за горизонта поднималось солнце. Оно все ярче и ярче красило в янтарно-золотистые тона дальний лес и водную гладь, зажигало изумрудные вспышки на причудливых паутинных кружевах, что висели на верхушках камышовых зарослей. Михаил Сергеевич залюбовался красотой наступившего утра и чуть не проморгал новую добычу.
По открытой воде, прямо перед ним, плыла ровная цепочка уток. Было их, кажется, семь или восемь. Птицы чувствовали себя в безопасности. Им казалось, что если плыть подальше от этих то ли островков, то ли кустов зелени, то можно чувствовать себя спокойно. Эта самоуверенность и подвела хитрюг. Курганов прикинул расстояние. Да, метров семьдесят будет. Он заменил патроны, выбрав дробь покрупнее, и, дождавшись, когда стая выйдет на прямую линию с ним, тщательно выцелил и ударил почти одновременно из обоих стволов. Стая мгновенно взмыла в воздух, но две утки остались на месте. Курганов с уважением погладил свою «ижевку». Приятели давно уже советовали ему купить другое ружье, вроде «зауэра», или что-нибудь в этом роде. Да и самому хотелось подсобраться с деньжатами и обзавестись двустволкой какой-нибудь прославленной марки. Вспомнив сейчас об этой своей задумке, Михаил Сергеевич проговорил вслух:
— Хотел бы я видеть, какое из модных «меркелей» или «зауэров» возьмет цель на таком расстоянии.
А утка между тем шла уже более осторожно. И хотя было несколько случаев близкого подлета к засидке, Курганов не стрелял. Он уже перевыполнил норму отстрела. «В некотором роде я уже браконьер», — подумал он. Потом пришла мысль, что вряд ли Курганов-младший дотянет до нормы, и решил взять еще пару птиц, ему в помощь. И скоро снял крупного селезня. Здоровый красавец стремительно мчался над засидкой, направляясь на открытую воду — там вдалеке призывно кричала какая-то неугомонная кряква. Михаил Сергеевич ударил, и селезень упал в пяти метрах от шалаша.
— Ну и баста, — проговорил Михаил Сергеевич и разрядил ружье.
Со стороны шалаша сына выстрелов тоже не стало слышно, хотя утки летали вблизи.
Взобравшись на поперечную перекладину шалаша, Курганов крикнул:
— Почему не стреляешь? Тебе же скоро утки на голову сядут.
— Нечем, — раздался чуть не плачущий голос сына. — Патроны кончились.
А утки, убедившись, что по ним здесь не стреляют, будто дразня Мишу, все резали и резали воздух над его головой, где-то близко плюхались в воду, неистово крякали, терзая слух и нервы охотников.
Когда Михаил Сергеевич и егерь подъехали к засидке Миши, тот, вконец расстроенный, зачастил:
— Понимаете, какие подлые эти утки. Когда у меня были патроны, летали черт-те где. А когда я выдохся, стали плюхаться рядом. Одна здоровая кряква ну прямо-таки в пяти метрах от шалаша наслаждалась водными процедурами. Я уж и кричал на нее и стреляными гильзами кидал, а она только глазом косит и не улетает. Будь у меня хоть один патрон, я бы ей показал.
— Ну, а итог-то каков?
— Неважный. Чирок и кряковая.
— Ну и отлично. Завтра доберешь до нормы.
— Обидно же очень. Если бы патроны, получили бы они водные процедуры.
…Уставшие, но довольные зорькой, охотники отдыхали на базе. Кто лег спать, кто резался в домино. Было солнечно и тепло. Миша купался в заливе, уверяя всех, что сегодня не вода, а просто парное молоко. Не вернулся с зорьки только Иван Отченаш. Курганов обеспокоенно спросил Озерова:
— А где же моряк? Разве вы не вместе были? Вы же в «Пеньки» направились.
— Он не стал садиться в шалаш. Решил побродить.
— Как бы не попал в какую-нибудь трясину.
— Да что вы. Эти места он знает отлично. Каждый свободный день топает по плавням.
— Что, такой заядлый охотник?
— И охотник, и рыбак. Но бродит по другой причине. Вы ведь были у него на ферме? Не рассказал он вам о своих планах?
— Нет. Не успел, мы сюда спешили.
— Тесновато его беспокойной душе у Морозова стало, новая задумка покоя не дает. О межколхозном комбинате мечтает. Целую переписку затеял с сельхозакадемией, с разными ведомствами. Недавно группу московских ученых привозил. Те в восторге от плавней и от идеи. Но дело пока с места не двигается. Да вот, кажется, и он…
По кромке камышей, что длинными языками вдавались в залив, шел Отченаш. Шел размеренным, неспешным шагом, длинной строганой палкой нащупывал дорогу. Ружье за спиной, там же и ягдташ с птицей. Легкие резиновые сапоги подняты высоко, короткая зеленая куртка сидит ладно, непокрытая голова с крупными завитками черных волос, загорелое лицо… Курганов залюбовался парнем и проговорил:
— Богатырь, да и только.
Отченаш подошел к берегу, не спеша вышел из воды и чуть сконфуженно улыбнулся:
— Опоздал малость, извините.
— А мы уж начали беспокоиться, не попал бы в какой-нибудь бучаг.
— Не-ет, — спокойно проговорил Иван. — Я эти места знаю. А утки много. Я взял пяток. Два селеха да кряковые. Матерые все. Молодь не бил. А у вас как?
— Да все более или менее с удачей, — ответил Курганов. — А вы что, не из засидки охотитесь?
— Я с подхода люблю. Понимаете, — оживился Отченаш, — идешь по осоке… Вдруг видишь, заколыхалась она, зашуршала. Словно ветер ее тронул. Ну, ясное дело, — выводок. Хлопаю в ладоши или гильзу пустую бросаю, чтобы, значит, на крыло поднять. Даю отлететь. Сумеет спастись — значит, ее взяла. Не сумела — моя добыча. Иду дальше и опять наблюдаю за осокой…
— А если прямо по осоке бить? Зашевелилась, и по тому месту бац, — вдруг встрял в разговор младший Курганов.
— Ну, это нечестно будет. Она же в осоке-то, считай, у себя дома. Да и молодь погубить можно. Нет, ты дай ей взлететь, вот тогда и бери на мушку, коль сумеешь.
Отченаш посмотрел на Мишу.
— Ну, а как у тебя? Начало-то положил? Или пусто?
— Нет, почему же пусто? Чирок и кряква. Было бы и больше, да патронов не хватило.
— Ну, ты герой. Чирок — это тебе не кряква. Он пулей летит. Возьми-ка вот этих двух красавиц. — И Отченаш, достав из ягдташа двух здоровенных уток, передал их Мише. Тот стал отказываться.
— Бери, парень, не стесняйся, — ободрил его Озеров. — У нас, охотников, закон неписаный, кто первый раз зорюет — больше всех увозит. Так что пристраивай крякв к своей связке.
После обеда Курганов подсел к Отченашу.
— Озеров мне рассказал про вашу задумку с этими плавнями. Может, расскажете поподробнее?
— С удовольствием. Авось сторонника в вас найду.
— Очень может быть, — ответил Курганов, усаживаясь поудобнее.
— Эти Крутояровские плавни знатокам известны давно. Еще во времена Петра Первого здесь ловили рыбу для царского стола. Жители окрестных сел и деревень, промышляя ее для базара, большую выгоду имели. В общем, славились эти места и рыбой и птицей. Собирались здесь такие птичьи базары, что гомон и звон стоял на всю округу. Серый гусь, кряква, свиязь, чернеть эти плавни очень даже любили. Это я у стариков дознался, да и в книжках разыскал. Огромное водное зеркало, плотные заросли камыша, тростника, водоросли, рыбешка, рачки — прекрасные условия для птицы. Для рыборазведения — тоже все есть. И мелкие отмели, и глубины, и проточные рукава. Корма тоже немало. Организовать здесь птицекомбинат и рыбоводческое хозяйство сам бог велел.
— И что же нужно для этого?
— Сначала плавни привести в порядок. Очистить их, организовать культивацию, подсеять луговые травы. Особенно канадский рис — лакомство для птицы. Конечно, понадобится береговая база, без этого не обойтись. Лодочное и сетевое хозяйство, может, небольшой комбикормовый завод. Но все это если сообща, то можно осилить. Мы в «Луче» начинали с двух заброшенных сараев. Результат вы видели. А у нас ведь верховья плавней, угодья не чета этим. Здесь же сплошное раздолье. Я объехал все соседние колхозы. Все согласны. Но в областных организациях пробить не могу.
— А куда толкались-то?
— Вы спросите лучше, куда не толкался. Сельхозуправление, охотсоюз, облисполком. Все поддерживают. Но решить не могут. Водоемы эти вместе со Славянкой и притоками входят в Ветлужскую гидросистему, подпитывают межобластную ГЭС. Ну, энергетики и застопорили наше дело. Воду, говорят, будете засорять, режим нарушите и прочее. Ученым написал. Ездил недавно сам в Академию сельхознаук, сюда их привозил. Не согласны они с энергетиками. Обещали помочь. Но что-то замолкли. Вся закавыка в том, что энергетики ходят под промобкомом, а ему до птицы и рыбы дела нет.