— Тогда давайте соображать, как будем угощать новое начальство.
— Начальство, — не скрывая ноток недовольства, проговорила Вероника Григорьевна. — Ни черта в области не знают людей.
Людмила согласилась:
— Виктор то же самое говорит.
— Конечно, ну сама посуди — кто лучше знает район — наши или этот самый Курганов? Ну да ничего. Поглядим — увидим. В Приозерье ни один приезжий долго не задерживается.
…Мужчины заявились в девятом часу вечера. Они ввалились в переднюю шумные, заснеженные, промерзшие.
Вероника Григорьевна поздоровалась с Кургановым улыбчиво, приветливо, но подчеркнуто независимо. Людмила под внимательным взглядом Михаила Сергеевича смутилась. Курганов подумал: «Где это я их видел? Откуда их знаю?» И, вспомнив утреннюю сцену в «Гастрономе», поморщился.
Гости столпились у телевизора. Через Приозерск недавно прошли из Москвы трансляционные линии, и приозерцы были охвачены телевизионной горячкой. Курганов рассказал, что его «команда» тоже поставила ему непременное условие — иметь ни много ни мало, а «Ленинград».
— И большая у вас «команда»? — спросила Вероника Григорьевна.
— Да нет, из потомства двое — сын да дочь. Дочь уже студентка, учится в институте, а парень еще малец — десятый год.
Курганов с интересом вглядывался во все, что его окружало. Мякотины жили в отдельном доме. Вероника Григорьевна долго и упорно воевала за свое гнездо. Немало понадобилось усилий, отчаянных споров и раздоров с мужем. И вот уже три года, как Мякотины живут «как люди».
Вероника Григорьевна, заметив, что Курганов с интересом осматривает их «гнездо», спросила с оттенком гордости в голосе:
— Как у нас, не очень плохо? Есть где отдохнуть председателю исполкома?
— О! — рассмеялся Курганов. — Не только председателю исполкома, а турецкому паше и то под стать эти хоромы.
Вероника Григорьевна пригласила всех к столу. Он ломился от закусок. Ветчина, севрюжка, колбасы. В нескольких глубоких тарелках соленья — огурцы, помидоры, грибы. В центре стола толпилась стайка бутылок.
— Да вы целый пир затеяли, — заметил Курганов.
— Ну что вы, Михаил Сергеевич, — потупилась Мякотина. — Мы ведь специально-то не готовились. Вы уж не взыщите.
Пока усаживались за этот обильный стол, Курганов невольно вспомнил свою сегодняшнюю прогулку по городу, посещение «Гастронома».
Он почувствовал досаду, что согласился прийти сюда. «Да. Пожалуй, лучше бы обойтись без пельменей, а поужинать в гостинице. Ну да ладно — теперь уже поздно». Но чувство досады не проходило.
Когда все уселись, Иван Петрович предложил Курганову:
— Вам слово, Михаил Сергеевич.
— Просим, просим. За вами программный, так сказать, установочный тост, — пытаясь шутить, но мрачновато проговорил Удачин.
Курганов натянуто улыбнулся.
— Ну нет, здесь давайте обойдемся без директив и установок. Я предлагаю выпить за наших любезных хозяек… Они немало потрудились, чтобы так угостить нас.
— Да что вы, какой там труд!
— Не говорите. Такое, — Курганов показал на стол, — дается не легко.
Женщины, польщенные, улыбались, не замечая никакого намека в словах Михаила Сергеевича.
Людмила, сидевшая недалеко от радиоприемника, включила его. Послышалось тихое гудение нагревающихся ламп, потом комнату наполнили взволнованные звуки оркестра. Курганов закрыл глаза, задумался.
— Шестая симфония Чайковского, — проговорил он, вздыхая.
— Вы, видимо, любитель музыки? — спросила Вероника Григорьевна.
— Ну, Чайковского-то просто нельзя не любить.
— Я согласна с вами, — вдруг горячо и как-то нервно, проговорила Людмила Удачина. — Иногда от хорошей музыки я даже плачу.
— Возвышенная душа, — с иронией подтвердил Удачин.
— Ну, такие слезы, Людмила Петровна, в упрек не ставятся, — заметил Курганов. — Если уж говорить откровенно, то такой грех и со мной иногда бывает. Я, когда бываю в Москве, обязательно на симфонический концерт стараюсь попасть. — И, вздохнув, добавил: — Только вот бывать там приходится редко.
Они завели разговор о московских театрах и актерах, но ни Мякотин, ни Удачин разговор этот почти не поддерживали.
— Жизнь наша хлопотная, не до театров, — со старческой озабоченностью проговорил Мякотин. — Так порой забегаешься, так тебя закритикуют да заинструктируют, что про самого себя забудешь. У меня уж и годочки сказываются.
— Вот это вы зря, — горячо возразил Курганов. — Вам сколько?
— Пять десятков стукнуло.
— До старости вам шагать и шагать. Зря вы торопитесь.
— Да я не так чтобы уж очень, — стал было объяснять Мякотин, но Михаил Сергеевич, повернувшись к Веронике Григорьевне, продолжал:
— Вы что же плохо воспитываете мужа? Строже, строже надо держать нашего брата в руках. В театры, кино, на концерты тащите его, а о годах и вспоминать не давайте.
Вероника махнула рукой:
— Да он прибедняется. Он еще подковы гнуть может. Только вот живот наел.
— Опять же вы виноваты. Не кормите. Не давайте есть, и все.
— Попробуй его не накорми. Ты, говорит, что, Советскую власть хочешь голодом уморить?
Удачин, улучив паузу, прямо спросил:
— Ну, каково ваше впечатление о приозерцах, Михаил Сергеевич?
Курганов пожал плечами.
— Я слишком мало времени проработал, чтобы судить о людях. Думаю, что, как и везде, есть и хорошие, есть и плохие. Больше, конечно, хороших.
— Я имею в виду руководящий актив.
— Ну, а о руководящем активе надо судить по делам в районе.
Мякотин озабоченно заговорил:
— Вот вы говорите, что район надо вытянуть за два-три года. Это, конечно, очень хорошо. Но ведь помощь, помощь нам нужна. А будет ли она, эта помощь? Вот в чем вопрос.
Мякотин уже по предварительному впечатлению понял, что Курганов опытен, бесспорно, знает село и, по всей видимости, имеет твердый характер. Иван Петрович робел перед Кургановым и все эти дни никак не мог найти правильный тон разговора с ним. Поэтому он очень обрадовался согласию Курганова поужинать вместе, надеясь, что в домашней обстановке эта робость пройдет. «Выпьем, поговорим чуток, приглядимся друг к другу», — думал он. Но вот выпить как следует явно не удавалось. Почти не пьет Курганов-то. А жаль. Какие закуски стоят почти нетронутыми!
Курганов внимательно поглядел на Мякотина, потом перевел взгляд на Удачина, на женщин. Все ждали его ответа.
— Видите ли, помощь району, конечно, нужна. И область помогать будет. Но не следует забывать, что у нее пятьдесят пять районов и поддержки ждут все.
— «Помощь», «поддержка»… Все это слове. А здесь нужны не слова, а дела. Областные же товарищи пока только критикуют да делают оргвыводы.
— Ну это вы зря, Виктор Викторович, — возразил Курганов.
— Ничего не зря. Факты вещь упрямая.
— Какие факты?
— Долги за колхозами — это факт. Семян не хватает — факт. Нет кормов, и скот гибнет — это, к сожалению, тоже факт. А области хоть бы что. — Все это Удачин проговорил спокойно, рассудительно и налил всем рюмки.
Мякотин молчаливо кивал в знак согласия.
Курганова обозлила их мрачная солидарность. «Будто панихиду справляют, — с досадой подумал он. — И главное, говорят и думают так, словно кто-то другой, а не они виноваты».
— За район отвечаем мы с вами, а не обком и облисполком. Будем толково хозяйничать — помогут, плохо поведем дела, за оргвыводами тоже дело не станет. Пока же хозяйничали плохо, — проговорил Михаил Сергеевич хмуро.
— Поглядим, как у вас пойдет, — не сдержался Удачин.
Курганов, однако, миролюбиво ответил:
— Ну, вам не глядеть положено. Вместе, Виктор Викторович, вытягивать район будем.
Мякотину эти слова понравились, они в какой-то степени уже отвечали на беспокоившие его вопросы. Заметил их и Удачин. Чтобы смягчить обстановку, он проговорил:
— Мы что же? Мы готовы сделать все, чтобы помочь вам.
— На нас вы можете надеяться. Мы вам сделаем все, — подтвердил несколько захмелевший Мякотин.
— Не то говорите, дорогие товарищи. Не то. Что значит — мне будете помогать? Вы же сами руководители района. В одной упряжке идем. Нам предстоит поднять людей, убедить, что можно укрепить наши колхозы. Можно. И самим, самим поверить в это твердо. Иначе ничего у нас не выйдет. Разве можно сдвинуть такое дело, не веря в него?
Вероника Григорьевна зорко следила за разговором мужчин и, когда Курганов не обратил внимания на выпады Удачина, подумала: «Этот по пустякам не взъерошится. Выдержки на троих хватит». Послушав еще немного, Вероника Григорьевна, поднявшись, проговорила:
— Людмила Петровна, пора подавать на стол, что было обещано — пельмени.
Курганов заметил:
— Людмила Петровна что-то помалкивает. Наверно, мы наскучили ей.
— Не обращайте внимания, — ухмыльнулся Удачин. — Людмила Петровна у нас натура романтическая.
Удачина ничего не ответила, только посмотрела на мужа как-то чуть виновато и испуганно, как бы спрашивая: «Я сделала что-нибудь не так?» Удачин опустил глаза и занялся какой-то закуской, а Курганов подумал: «Что-то не очень ладно между ними».
Мякотин снова завел разговор о делах колхозов. Между ним и Удачиным зашел спор о севооборотах и о землях района. Из мерно текущего разговора можно было понять одно — земли в Приозерске хуже некуда.
Михаил Сергеевич слушал молча. Удачин и Мякотин говорили о том, что, в сущности, очень интересовало Михаила Сергеевича, но желания активно включаться в разговор не было. О делах района говорилось много, даже очень много, но спокойно, без глубокой заинтересованности и искреннего интереса. А Михаил Сергеевич органически не выносил этого. Он был убежден, что излишнее спокойствие в людях исходит из равнодушия к делу, из лени их натур.
В то же время сидеть молча и портить людям настроение было не в характере Курганова.
«Чего я на них тоску навожу, — подумал он о себе с упреком. — Это просто свинство с моей стороны. Я же в гостях». И Михаил Сергеевич, постучав вилкой по фужеру, предложил: