Вот этот-то разговор Курганов и Мякотин и хотели продолжить. О нем и шла речь, когда они с Гараниным на прыгающем «газике» спешили к Ракитинским лесам, где набирала силу огненная стихия.
Кто мог знать, что разговор этот старым друзьям не суждено было закончить…
По шоссе к Ракитинским лесам шли трактора, экскаваторы, канавокопатели, бульдозеры. Спешили грузовые машины и автобусы с людьми. Стремительно, обгоняя всех, проследовала колонна военных грузовиков с выпускниками офицерского училища.
К вечеру с сиренами, синими мигающими огнями промчались пять больших ярко-красных пожарных машин, натужно ревя, прошли три трайлера, везшие на своих платформах несколько неуклюжих, слоноподобных ПМГ, специальных машин для корчевки леса. Это уже помогал приозерцам Ветлужск.
Схватка с огнем в Ракитинских лесах шла день и ночь.
Если бы Курганов, занятый сейчас мобилизацией всех и вся в Приозерске, увидел здесь Ивана Петровича Мякотина, он бы еще раз убедился и в организаторской хватке своего друга, и в его неуемной энергии.
Петровича хватало на все.
Он появлялся то на одном, то на другом участке, кого-то хвалил, кого-то распекал, вскакивал на подножки машин и сам сопровождал их на наиболее опасные, охваченные огнем участки.
Людей и техники было немало, и требовалось разумно распорядиться всем этим, чтобы взять огонь в плен на всей площади загораний, локализовать действующие и тлеющие очаги.
Было решено все Бакшеевские разработки окантовать сплошным ограждающим валом, а параллельно ему расчистить полосу шириной в двести — двести пятьдесят метров, чтобы преградить огню путь к прилегающим лесам и болотам. Задача была не простой, так как границы Бакшеевских полей тянулись по окружности почти на тридцать километров.
На летучке бригадиров, начальников участков и руководителей приехавших коллективов Мякотин выразил неудовлетворенность ходом работ. Иван Петрович вместе с Макеевым объехал все очаги загорания, и основания для тревоги у него были. Кое-где чувствовалась растерянность, непонимание размеров бедствия, упование на идущую в помощь технику. Потому-то Мякотин говорил на летучке отрывисто и резко.
— Так нельзя работать, товарищи. Здесь дорога каждая минута, а в некоторых бригадах дело ведется, будто ничего не случилось, ни шатко ни валко, с прохладцей. Не подошли пока машины — подождем, попал бульдозер в завал — поглядим, как он выберется. Фронт, фронт надо вспомнить. И как окапывались, и как заградительные укрепления строили.
— Техники и людей уже хватает, начинаем сооружать основные ограждения по границам Бакшеевских полей. Первыми пойдут бульдозеры, вслед за ними ПМГ. Это отличные машины, товарищи. Они, как вы уже видели, подминают под себя все сущее — деревья, кустарники, пни, грызут их с помощью специальных ножей. Перемолов все это, загоняют в землю. Вывернутый механизмами пласт свежей земли огонь раскалить не может. Здесь он останавливается. Так что эти слоны, как их тут назвали, нам очень помогут… В общем, за сегодня и завтра мы должны оконтурить Бакшеевские разработки по всему периметру.
…С вертолета, хотя и с трудом из-за плотной завесы дыма, было видно, как по границам Бакшеевских полей сотни людей готовили путь корчевальным машинам, бульдозерам и тракторам, валя наиболее мощные деревья. Работы шли по всей будущей оградительной линии, и было все заметнее, как отдельные участки вала смыкаются в сплошную цепь, в широкое заградительное кольцо.
Из полета Мякотин вернулся довольный. А рация в штабном вездеходе уже настойчиво вызывала его к аппарату. Рощин нервно доложил Ивану Петровичу, что на пятом участке создалась опасная обстановка.
В территорию пятого участка входила полоса смешанного леса, обрамлявшая правую, северную сторону Бакшеевских и Сестрорецких торфяных полей. Леса шли по приподнятой над торфяниками террасе, взбирались на Каменную гряду, переваливали ее и соединялись с лесами пологого западного склона. Интенсивные очаги пожара от этого участка были относительно далеко, и было непонятно, что там могло случиться.
А положение здесь неожиданно создалось действительно опасное. На окраине лесного массива, обрамлявшего Бакшеевское поле, дымилась земля, скручивались в трубки листья на березняке, жухла хвоя на соснах и елях. То одно, то другое дерево со стоном валилось на землю, словно кто-то невидимый подрубал его под корень. Было ясно, что огонь бушует внизу, не выходя из своих подземных лабиринтов.
— Давно заметили? — спросил Мякотин у Рощина, когда они с Макеевым с трудом добрались до участка.
— Час назад. Полагаю, что от одного из очагов огонь пробрался сюда по торфяным залежам.
— Что будем делать, Макеич?
— Изолировать очаг, особенно с запада. Если по этой террасе огонь доберется до Каменной гряды, — грош цена всей нашей суете. Сами знаете — это открытый выход огню на поля, на готовые к жатве хлеба, на села и деревни.
— Тогда давай по рации команду участкам. Пусть срочно шлют сюда людей и машины.
Через полчаса четыре бригады, переброшенные с других участков, спешно прокладывали через лесную террасу две широкие поперечные траншеи — одну с западной, другую с восточной стороны.
То, что Рощин вовремя забил тревогу, спасло положение. Глубокие, заполненные водой рвы и заградительные насыпи приостановили расползание огня, не дали ему выйти на Ракитинский кряж.
А рация в штабном вагоне подавала сигналы о новом, еще более опасном очаге — появлении огня на Сестрорецком поле.
Час назад над лесом и торфяниками повеял легкий юго-восточный ветер. Он частично разогнал удушливую гарь и дым, висевшие над всей территорией Бакшеевских полей. Усталые люди подставляли ветру закопченные, разгоряченные лица, он нес хоть какую-то освежающую прохладу. Но скоро он стал резким, порывистым, все чаще поднимал воронки коричневых смерчей, в которых малиново алели клубы раскаленной торфяной массы.
Один из них с быстротой молнии перемахнул многометровую полосу отсечного леса, разделявшую Бакшеевские и Сестрорецкое поля, и зажег сначала сухостой и пожухлые травы на опушке леса, а затем перекинулся на расположенный караван торфа.
Мякотин и Макеев поспешили сюда. Караван уже тушили рабочие торфоучастка. Две пожарные машины пытались сбить огонь с огромной массивной туши каравана. Струи воды гасили тлеющее пламя в одном месте, а через секунду торф дымился уже в другом.
Но не этот караван, хотя в нем был итог труда сотен людей, заботил сейчас Мякотина и Макеева. Невдалеке, сквозь редколесье виднелся лесозавод, обширный склад пиломатериалов. За ними была подстанция и чуть дальше — поселок. Если огню дать перейти на соседние караваны, то несдобровать ни этим сооружениям, ни жилому массиву.
— Решаем так, товарищ Макеев. Бакшеевскую линию обвода будем тянуть сюда, охватывать и Сестрорецкое поле. Замыкающую траншею пока придется оставить, ее будем прокладывать за границей этого торфомассива.
Макеев проговорил озабоченно:
— Все верно, Иван Петрович. Только успеем ли?
— Другого выхода не вижу. Сейчас главное блокировать этот караван. Поэтому садись за рацию, стягивай бригады. Перебрасывай автоцистерны с первого и второго участков. Возражения начальников участков в расчет не бери. И Лепешкина со всей его артелью перебрасывай сюда. У него наиболее опытный народ. Нельзя допустить, чтобы огонь добрался до соседних караванов. А я подскочу к телефону. Надо чрезвычайные меры принимать. Считаю, что воинские части подключать пора, да и москвичей надо просить помочь.
Решение, принятое Мякотиным и Макеевым, было правильным и единственно возможным. Скоро две подоспевшие автоцистерны держали в непрерывной дождевой сетке тлеющий караван, а несколько бригад с бульдозерами и землечерпалками прокладывали широкую траншею, отрезавшую караван от соседних торфяных великанов.
Но природа и нрав торфяных пожаров предельно коварны. Неожиданно из-под тлеющего каравана вырвалось несколько клубов огня, и они, подхваченные ветром, в считанные секунды оказались в массиве редколесья с левой стороны торфяного поля. Случилось именно то, чего больше всего опасались Мякотин и Макеев. Теперь огонь брал прямое направление на лесозавод, лесосклады, подстанцию.
Пришлось и сюда стягивать технику, бригады, подразделения пожарников. Предстояло локализовать ширившееся в лесном сухостое пламя, остановить его движение к строениям.
С большим углублением широкая траншея и насыпной вал земли высотой почти в три метра прокладывались поперек лесного массива в полукилометре от лесозавода и складов.
Мякотин после разговора с Кургановым вызвал по рации всех начальников участков, сообщил, какая мощная сила идет к ним на подмогу. Потом поспешил на Сестрорецкое поле. Дело здесь подвигалось медленно, лес был добротный, и машины, и люди с трудом пробивались сквозь его заросли. Мякотин, проваливаясь в ямы и колдобины, кашляя от дыма и гари, направлялся к головной машине. Водитель в ней оказался один, без напарника.
— Почему один? Не положено так. А случись что? Видишь, что кругом делается?
Молодой вихрастый парень беспечно ответил:
— Плохо напарнику стало, в медпункт увезли. А другого то пока нет. Все при деле.
— Приостанови на секунду, я помогу. — И Иван Петрович торопливо забрался в кабину.
— Как звать? Фамилия как?
— Филимонов. Виктор.
Мякотин зорко вглядывался в полосу стелющегося по лесу дыма и торопил бульдозериста:
— Быстрее, быстрее надо, Виктор, иначе опередит нас это чудовище. Видишь, между кустарниками дым клубится Это значит — огонь силу набирает. И коль опередит нас, то не спасет ни траншея, ни заградительный вал.
— Быстрее так быстрее, — ответил машинист, и мотор взвыл еще неистовее, тяжелая машина еще больше напрягла свои железные мускулы. Скрежеща и лязгая гусеницами, она медленно, но неудержимо продиралась вперед, словно спички ломая деревья, подминая под себя кусты, корни и валежник, превращая все это в бурое крошево.
Вслед за головным бульдозером шли другие машины и несколько бригад.