— Я внес официальные предложения по обсуждаемому вопросу. Если есть какие-то другие — прошу их высказать.
Гаранин чуть взволнованно сказал:
— Предложения, по-моему, совершенно правильные.
Со всех сторон послышалось:
— Конечно. Главное, хлеб сберечь. А там видно будет.
— В ЦК разберутся.
Проголосовали за предложение Курганова единогласно.
Когда заседание кончилось, Курганов подошел к Ключареву:
— Зосим Петрович, почему так ополчились на нас? Ведь вы же прекрасно понимаете, что в таких условиях даже траншеи — выход, не идеальный, конечно, но выход.
В ответ на эти слова Ключарев желчно проговорил:
— С огнем играете, Курганов, с огнем. Плохо все это кончится.
Михаил Сергеевич продолжал:
— Вы видели, как настроены коммунисты? Будете докладывать по начальству, не забудьте отметить и это обстоятельство.
— Да при чем тут коммунисты? Вы же всех зажали тут и командуете, как хотите.
Курганов с недоумением проговорил:
— Совсем недавно вы упрекали нас, что мы в демократию ударились, сейчас утверждаете совершенно противоположное. Нелогично получается.
— Вы обязаны выполнять решение исполкома. Понимаете — обязаны.
— Мы и вы обязаны обеспечить выполнение плана государственных заготовок и сделать все возможное, чтобы максимально сохранить хлеб. Всеми силами и способами. Это, по-моему, главная задача, и мы ее выполним. Но давайте не будем мешать людям работать.
— Это в каком смысле?
— А в очень простом. Не надо их пугать, стращать, сулить разные кары. Они делают все возможное и даже невозможное. И никому не позволительно сбивать их с толку. Я категорически против каких-либо необдуманных административных мер.
— Ну, прокуратура, положим, вам не подчиняется, товарищ Курганов, — вдруг встрял в разговор подошедший Никодимов.
— Что верно, то верно. У вас свое начальство. Но, насколько я знаю, оно разумное. — И миролюбиво обратился к обоим: — Давайте, дорогие товарищи, договоримся так: завершим уборку, хлебосдачу, спасем зерно, а потом разберемся — кто правый, кто виноватый. Хотя, по совести говоря, я до сих пор считал, что мы с советскими законами живем в ладу, свято блюдем их. Но если это не так, я готов нести любую ответственность… Но… потом. Давайте закончим то, что нельзя откладывать. — И, ни к кому не обращаясь конкретно, спросил: — В прогнозах нового ничего нет? Просветов не предвидится?
— Нет, не предвидится, — нехотя ответил Ключарев.
— Жаль, — задумчиво проговорил Курганов. — Жаль. Хотелось с заготовками пораньше рассчитаться. Но ничего, через пару недель завершим.
— Пара недель, — простонал Ключарев. — Подведете же область.
— Но хлеб-то вам сдадим сухой, добротный. Хотя, если вы сможете повлиять на всевышнего, — Курганов поднял палец к потолку, — и он даст нам хоть недельку сухой погоды, — закончим быстрее.
— А вы бы его на партком вызвали, — зло пошутил Ключарев. — Вы же здесь все можете.
Курганов сухо отшутился:
— Нам это, к сожалению, не под силу. Мы даже вот руководителя сельхозуправлеиия области и то переубедить не смогли:
…Звонов после заседания задержал Озерова и атаковал его вопросами:
— Что же происходит? Кто прав? Кто не прав? Чем все это кончится?
— Ну, мне трудно сказать. Знаю только одно — люди будут делать все, чтобы не пропал урожай.
— А что, эти самые траншеи действительно выход из положения? Вы ведь у себя этот метод не применяете?
— Мы поздновато узнали о нем и выкручиваемся по-своему. Но, может, еще придется прибегнуть и к траншеям. Риск, конечно, есть, какие-то потери все-таки неизбежны.
— Ну, а выход?
— Выход? Надо иметь больше комбайнов, сушильных агрегатов, крытые тока и прочее. Нет худа без добра. Нынешняя беда кое-чему научит. Уже подумываем и о восстановлении старых токов, риг, овинов, и о дополнительной технике.
— Уже подумываем… А почему не сделать бы этого раньше?
— Ну, почему, почему… В хозяйстве нужд много, не только эти. И у страны ведь не только приозерские колхозы и совхозы. Мы вот два самоходных комбайна полгода, как оплатили, и наряд на руках, а машин пока нет.
Звонов ушел с парткома несколько смятенный. Весь разгоревшийся спор он пытался рассматривать как иллюстрацию к тем мыслям, что сформировались за эти дни. Но весь ход обсуждения вопроса, столь глубокая озабоченность людей за судьбу хлеба не подтверждали, а, скорее, опровергали его предположения и выводы. Правда, кое-что все-таки ложилось и в намеченную схему. Например, эта независимость суждений и само отношение Курганова к директиве области — что это? Частный случай или тенденция? А может, это тоже одна из причин все еще очень многих неурядиц на селе? Может, старое русское правило — бог сам по себе, а мужик сам по себе — становится нормой в жизни деревни? В этой пришедшей после парткома мысли его основательно укрепил Ключарев. Вечером они встретились в гостинице и за чаем в буфете разговорились.
— Скажите, — спросил у него Звонов, — а почему, собственно, область так восстала против траншей?
— Ну, если бы только область, — многозначительно ответил тот.
Долго они проговорили с Ключаревым, и у Звонова мало-помалу ушли сомнения, возникшие после заседания.
…Курганов понимал, что Ключарев не мог так смело вести себя без каких-то особых полномочий, и чувствовал, что так просто возникший конфликт не затихнет. Однако пассивно ожидать событий было не в его правилах, и на следующий день он выехал в Ветлужск.
Не доезжая километров тридцати до областного центра, в одном из сел он увидел сцену, невольно его заинтересовавшую.
На обширном, полого спускающемся к реке взгорье вокруг свежевыкопанных траншей суетились люди. Он попросил Костю:
— Подъедем-ка к ним, взглянем, что у них там? Не иначе, как такое же горе мыкают.
Костя, мельком глянув на суетню на взгорье, определил сразу:
— Зерно изымают из траншей. Ясно же.
— Тем более, давай посмотрим.
Действительно, десятка полтора женщин ведрами вычерпывали из траншей пшеницу, полами своих ватников прикрывали ведра от дождя и таскали их к стоящим грузовикам, высыпали в кузов зерно и возвращались обратно к траншеям.
Курганов обратился к стоявшему чуть поодаль мужчине, курившему самокрутку:
— Объясни, дорогой, что у вас происходит?
Тот не успел ответить. К нему подошли две женщины.
— Виктор Иванович, ведь зерно-то лежало хорошо, подсыхало.
— Нам что сказано? Зерно должно быть на току, а не в траншеях. Что я могу? Давайте, давайте, бабоньки.
Женщины отошли, а мужчина повернулся к Курганову:
— Команду получили — немедленно поднять из траншей все зерно.
— Чье же это указание?
— Тут столько начальства побывало, что я со счета сбился. И из нашего зонального и областного управления, и даже из прокуратуры.
— Знакомая картина, — мрачно проговорил Курганов.
— Та же, значит, история?
— Да, та же. Но мы пока держимся.
Мужчина вздохнул.
— Мы тоже упирались, да пороху не хватило.
…Мыловаров принял Курганова несколько необычно. Раньше это были, как правило, оживленные встречи, секретарь обкома с горячим интересом расспрашивал о делах в колхозах, совхозах, делился новостями. Сегодня было все иначе. Владимир Павлович, чуть привстав, вяло пожал Курганову руку, показав на кресло, и сразу же проговорил:
— Михаил Сергеевич, извините, но времени у меня в обрез, через час совещание по гидропонике. Спецов собрал. Так что прошу покороче. Что у вас?
— Я по поводу последнего решения исполкома. За что в такую немилость попал траншейный способ хранения зерна?
— А вы считаете, что это разумный метод?
— В нынешней ситуации любой способ хорош, лишь бы сохранить хлеб.
Курганов чуть торопливо, без лишних деталей рассказал о заседании партийного комитета, о своем споре с Ключаревым. О сцене, которую наблюдал по пути в Ветлужск.
— А скажите, товарищ Курганов, есть у вас колхозы, где нужды в этих траншеях не оказалось?
— Есть, конечно. А как же. У кого машин побольше, крытых токов в достатке.
— Вот, вот. Выходит, кто по-хозяйски ведет дело, у того и тока в порядке, и сушильные агрегаты на ходу, и навесов достаточно. А где шляпы во главе — все наоборот. Они-то — эти горе-руководители — и придумали этот, так называемый траншейный способ. Так вот, чтобы предотвратить массовую порчу зерна и закрыть лазейки для всяких ухищрений с его учетом, — мы приняли решение запретить эти неумные эксперименты.
— Но, Владимир Павлович, это же бессмыслица какая-то. Алтайцами, да и не только ими, доказано, что траншейный способ хранения в сухих почвах оправдал себя. И ученые подтверждают.
— На это я могу ответить, что только тот опыт надо брать на вооружение, который дает ощутимый результат. А что касается ученых, нельзя, чтобы мы как баран на новые ворота, смотрели на каждую мысль и выводы даже самых маститых ученых. Кстати, не мной сие сказано.
Курганов тяжело вздохнул.
— Что-то последнее время я не понимаю вас, Владимир Павлович. С огоньком в душе вы были, понимали хлеборобские заботы. А сейчас вот цитатами меня угощаете.
Мыловаров встал из-за стола. Поднялся и Курганов. Помолчали. Затем хозяин кабинета, сдерживая раздражение, ответил:
— Видите ли, товарищ Курганов, этими, как вы изволили сказать, цитатами нам с вами положено руководствоваться. Я, как человек дисциплинированный, делаю именно это. Того же требую и от других.
Курганова бесил этот непререкаемый тон Мыловарова, но он сдержал себя.
— Ладно, — уже спокойнее проговорил он, — пусть колхозы не закладывают зерно вновь, но то, что заложено и закрыто, не надо трогать до сухой погоды. Иначе потеряем же хлеб, много потеряем. Мы у себя этого делать, во всяком случае, не будем.
Мыловаров сухо проговорил:
— Если член бюро обкома так будет относиться к решениям областных организаций, то что мы сможем требовать с рядовых?
— Но ведь, насколько мне известно, решения бюро обкома по этому вопросу не было. А исполком уже директиву дал, да еще с прокурорскими угрозами.